Мой ангел злой, моя любовь… - Марина Струк

Анне не хотелось никого видеть, даже несмотря на то, что болезнь отступила уже к вечеру следующего дня. Визитеры, что приезжали в дом Шепелевых проведать больную, с сожалением узнавали, что барышня не достаточно выправилась, чтобы принимать гостей. Только записки поднимались в ее комнаты и многочисленные карточки, корзины с фруктами, что доставляли от знакомых, с пожеланиями скорейшего выздоровления больной.

И даже в день премьеры «Орфея и Эвридики» не было известно будет ли присутствовать в театральной зале барышня Шепелева, а после и на ужине в честь долгожданного представления, что крепостная труппа репетировала еще с Филипова дня. В парадной гостиной, где собирались к назначенному часу приглашенные специальными билетами на действо, Анны не было. Было сказано, что она не вполне здорова, чтобы быть в обществе нынче вечером. Это явно огорчило многих — Андрей ясно видел это по лицам. Даже у бравого поручика, казалось, голос пропал от разочарования, по крайней мере, его громкого смеха более не было слышно в гостиной.

После того, как в гостиную вошел дворецкий и важно прозвонил в колокольчик, давая сигнал гостям проследовать в театральную залу и занять свои места, Андрей провел тетушку и Машу в отведенную им ложу, сел чуть позади них, спрятался от лишних взоров за бархатной занавесью. Он видел уже эту оперу пару раз, оттого не был особо внимателен к действу на площадке (хотя надо признать, пели довольно неплохо для крепостного театра!), предпочел мысленно унестись в Московскую губернию, куда ему предстояло выехать вскоре, думать о том, что должен обсудить с управителем имения.

На сцене Орфей уже умолял демонов и фурий, когда Андрей вернулся к действу из своих мыслей, стал вслушиваться в пение актеров. На виске одной из хористок вдруг бросилось в глаза темное пятнышко родимого пятна, впрочем ничуть не портившего привлекательность милого личика. Но не его видел ныне перед собой Андрей, а черную мушку в уголке губ.

— Знаешь, что означает сия мушка у рта? — обратилась к нему тогда Марья Афанасьевна, когда mademoiselle Annett увел лакей из салона, чтобы той поправили наряд. — «Prêt a baiser» [82], вот что. Интересно вот мне, с умыслом ту мушку налепили али нет? Думаю, нет — лепила девка ей мушки, куда красивее бы встали. А занятно вышло, n'est-ce-pas? [83] В наше время о том ведала каждая девица, а нынче ж и впросак попасть вся недолга!

Когда Анна вернулась в салон, Андрей с трудом заставил себя не смотреть на эту клятую мушку у уголка рта и тем паче на ее губы. Хорошо хоть, сидела она к нему спиной, пока Маша старательно выводила romance Попова [84]. Но потом его взор невольно коснулся ее тонкой шеи, направился вниз по хрупким позвонкам к краю глубокого выреза, прошелся после по шнуровке платья.

Анна переменила позу, дернула плечиками, словно от сквозняка, скользнувшего по едва прикрытой коже. Лопатки шевельнулись в вырезе платья. Лукаво подмигнуло при том движении уже истинное, еле заметное пятнышко на спине, ниже шеи, у самых позвонков под тонким газом. А потом Андрей заметил, что шелк уж чересчур плотно прилегает к ее стану, без складок или неровностей. Сорочку так аккуратно не расправить, да и швы… а это значит…

Андрей усмехнулся, вспомнив, как ударило тогда в жар от этого осознания. Словно в груди разрастался постепенно огненный шар, заполнявший целиком его. Высокий ворот мундира резко сдавил вдруг горло, захотелось расстегнуться, да позволительно ли при дамах? Анна снова повела плечами, словно нарочно, приковывая его взгляд к родинке между лопаток. И он не сумел долее выдержать, вышел вон, чтобы глотнуть морозного воздуха вместо спертого, полного ароматов духов, пудры, кожи сапог и курений.

Слишком знаком ему этот вихрь эмоций, слишком знакома та ночная бессонница, когда боишься сомкнуть веки, чтобы увидеть то, что не должен, что не желаешь видеть. Слишком знаком. Как знакомы последствия этой хвори, что терзает душу. Теперь он знал, что сердечный покой чересчур дорогая вещица, чтобы размениваться им. Даже ради той дивной прелести, что манит его ныне. И тем паче, ради того, что скрывается под этой прелестью.

На сцене появилась тем временем Эвридика, взяла слишком высокую ноту, чем нужно, и Андрей снова невольно обратился к действу. А потом чуть склонился вперед, заскользил взглядом по зрителям в импровизированном партере в десяток рядов. Тут же наткнулся на пристальный взгляд усатого гусара. Тяжелый, исподлобья. Дурно, очень дурно воспитан офицер, раз позволяет себе подобные взгляды. Верно, не из столичных пансионов выпускался. Интересно, понимает ли тот арии актеров? [85] Андрей склонил голову, поприветствовав того с легкой ироничной улыбкой. Гусар тут же отвернул голову.

Только это и может развлекать. Страсти Гжатского уезда. Он усмехнулся, вздохнул устало. Надобно бы ехать в Москву. Откладывать уже нельзя. Надобно бы… да нет желания вовсе. А потом взглядом приметил в партере и Павлишина в неизменных маленьких очках с круглыми линзами, вспомнил ужин и то, как легко слетали с женских губ слова, за которые иные мужчины расставались с жизнью. Жаль этого Павлишина, она его всенепременно сломает, сделает рабом своих капризов и настроений. Но замуж за него, конечно же, не пойдет, нет. Будет держать на расстоянии, изредка одаривая ручкой на поцелуй или ласковым взглядом. А потом разозлился на себя — снова вернулись мысли к ней. И к былому. Неизменно эти мысли шли рука об руку, ведь он не мог вспоминать… Павлишин, pauvre homme [86] Павлишин… Как ты схож ныне во многом с тем корнетом, которым когда-то был Андрей!

А потом Павел Родионович в который раз обернулся на хозяйскую ложу, блеснув в свете свечей стеклами очков, и Андрей невольно затаил дыхание, украдкой выглянул из своего укрытия за занавесью, отодвинув чуть бархат. Когда она успела прийти сюда? Ведь когда лакеи гасили большинство свеч в зале, когда на сцену вышел Орфей к гробнице Эвридики, Анны в ложе еще не было, он точно помнил это. Ныне же она сидела между отцом и теткой, Верой Александровной, прижав ладони ко рту, напряженная, замершая, отдавшись силе оперного действа. И — он готов в том поклясться, хотя и сидел чуть в отдалении, через ложу — на ее глазах блестели слезы при виде горя Орфея, потерявшего своего супругу в который раз. Такая трогательная, такая по-девичьи милая, такая мягкая… обманчиво-мягкая… Сдавило отчего-то в горле при виде того, как она сильнее прижала пальцы ко рту, блеснула на щеке бриллиантом одинокая слезинка.

Андрей заметил, как навела на него лорнет Вера Александровна, и поспешил отвернуться. Сжал пару раз пальцы в кулак, стараясь унять тот приступ злости, что вмиг вспыхнул в его груди. За последнее время он бывал так часто раздражен, что сам себя не узнавал. Того, каким привык быть, не узнавал. Plus on aime une femme, et plus on est près de la haïr [87], вспомнил Андрей, перефразируя то, что прочитал давеча во французской книге в одну из ночей без сна. Если возможно обратное, то ему определенно пора покидать этот demeure céleste [88] с его богиней.