Потусторонний. Книга 5 - Юрий Александрович Погуляй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После общения с Андреем я ещё раз попил чая. Потом попросился в уборную, где старательно помылся, с удивлением глядя на серые потёки на белизне раковины. После того, что случилось на той улочке, я даже не помылся. Илья! Нельзя так. Апокалипсис апокалипсисом, но гигиену никто не отменял.
Так что на этом решение о судьбе этого мира чуточку отступило на первый план. Выбив из Оладушкина полотенце, я с удовольствием принял душ в странного вида ванной, находящейся в башенке, возвышающейся над лесом. Окна снова в пол, и, надеюсь, что снаружи они непрозрачные. Впрочем, если прозрачные, то это не мои трудности.
Вокруг усадьбы Претендента раскинулся дикий лес. Никаких следов цивилизации. Уже вечерело, и на горизонте огни так и не появились. Где же я нахожусь-то, а? Деревья могучие, вековые, а не северная карликовая поросль. И не так тут жарко как на юге. Сибирь? Точно не центральная Русь-Матушка, там таких просторов никогда не увидишь с такой высоты. Где-то да будет огонёк гореть, а здесь просто дикий край.
— Как ты себе такое местечко раздобыл? — поинтересовался я у Оладушкина чуть позже. Мы сидели в столовой, за огромным столом. Претендент смаковал вино под жаркое, а я наслаждался пельменями. Когда увидел их в холодильнике чародея такого ранга, то не смог отказаться. Уж если благородный человек не считает зазорным вкушать подобное, то я должен их попробовать.
— Службой отечеству, — уклончиво ответил на мой вопрос чародей.
— Хорошо. Давай иначе. Как много таких мест у тебя есть, и как скоро мы должны ожидать появления в этих краях людей Разумовского?
Вместо алкоголя я снова пил чай. Прекрасный набор трав оказался у Оладушкина. Надо бы свистнуть у него немного.
— Нескоро они нас отыщут. У меня только официальных резиденций семь штук. Три неофициальных. А про эту избушку вообще никто не знает. Делали канадцы, конечно, так что качество хромает, но когда я строил, был немного стеснён в финансах потому и нанял их, а не уроженцев восточного строительного альянса. Однако заплатил меньше, да ещё и руководство их сквозь пальцы на всё смотрело. Полагаю, они до сих пор считают, что возводили дом для американского чародея.
— Мы же в России? — уточнил я.
— В ней, конечно, где ещё, — удивился Оладушкин.
Я лишь хмыкнул и вернулся к еде. Пельмени были очень сочные, и производитель мяса в них положить не пожалел. По специям тоже идеально получилось! Не очень остро, не недосолено. Тесто таяло во рту, но не расплывалось там бульоном. Когда последний из пельменей исчез с тарелки, я с некоторым сожалением откинулся на спинку стула. Взглянул на сотрапезника. Тот подлил себе ещё красного вина.
Ладно. Вздрогнем, Илья. Время пришло для больших свершений. Этот звонок может быть важнее других. И вот за его результат я откровенно сомневался. Надеялся, что всё пройдёт как по маслу, но… Всяко бывает.
Я взял телефон и набрал номер. Трубку очень долго не брали, но затем тишину нарушил вялый голос игумена Петра. Вялый и удивлённый.
— Илья? Ночь на дворе!
Хм, значит часовые пояса у нас схожие. Значит, мы где-то в районе Урала.
— Когда речь идёт о спасении мира, нет нужды смотреть на часы, — максимально пафосно заявил я. — А мы будем говорить именно о спасении мира. Ваше Высокопреподобие, остались ли в вашем распоряжении живые паладины?
— Живые паладины? — переспросил игумен. — Живые паладины⁈
— Я плохо выразился, — признался я. — Это всё от нервов. Но вопрос важный. Мордард снова хочет говорить, и у него плохие новости. К нам едет…
— Я знаю, Илья… — неожиданно грустно прервал меня игумен. — Наши медиумы всё знают. Но наши лаборатории разгромлены. Кто-то предал нас. Исследовательский центр в Новосибирске разбомбили вооружённые силы… Армия, Илья… Ночной налёт. Все наработки Первой Церкви уничтожены. Опытные экземпляры имплантов, работающие в условии сопряжения. Прототипы нового вооружения и брони. Биологические наработки, химические вариации боевых эликсиров. Они сровняли наш исследовательский комплекс с землёй, будто знали по чему именно бьют! Епископы думали, что у нас ещё было время. Что они ограничатся оцеплением. Всё кончено, Илья. Мы потеряли всё!
Так, во-первых не того я ожидал от сурового игумена, который не боялся выйти против великих родов и отлучить кого-то из них от церкви. Расклеился чрезмерно гражданин. Надо как-то его потрясти. Во-вторых: ещё одна шутка времени. Моё возвращение и здесь повлияло на историю. Наработки Первой Церкви в будущем серьёзно повлияли бы на весь мир, и начало их было положено в Новосибирском центре. Который… Разбомбили? Настоящей авиацией⁈ Настолько всё серьёзно оборачивается, что начались крупные столкновения на территории России-матушки? Ох, страны-партнёры руки-то потирают сейчас. С этим тоже придётся разбираться.
— Разумовский разрушит всё, — покачал головой Оладушкин. — Всё…
Он осушил бокал вина и потянулся за бутылкой. Так, это уныние распространяется воздушным путём, определённо. Надо останавливать его и быстро.
— Мне нужны люди, ваше высокопреподобие, — надавил я на игумена. — Я сожалею о том, что случилось. Но всё может закончиться хуже.
Наверное, не самый хороший способ бороться с его депрессией, рассказывая о том, что всё станет гораздо паршивее, но с чего-то же нужно начинать.
— Вы про пожирающего звёзды? — уныло проговорил Пётр. — Я ж сказал вам, Илья, что всё знаю. Но что мы можем? Первая Церковь заперта здесь, среди гор, и будет уничтожена.
Говорил он чуть вяло, как говорит сильно уставший или же напившийся человек.
— Вы сдались там, что ли? — возмутился я. — Как к этому относится ваше служение? Поощряет? Я слышал что уныние это смертный грех, не?
— Первая Церковь разбита. Мы раздроблены, разбросаны, Илья, — я услышал звук глотка. Покосился на Оладушкина. Нет, этот глоток сделал не он. Игумен прямо сейчас напивался⁈ Вот ведь люди!
Его Высокопреподобие тоскливо продолжил:
— Часть филиалов отказалась поддержать основные силы, часть уничтожена. Потеря Новосибирского центра это крах. Настоящий крах. Удар в спину. Кто? Откуда? Почему⁈
Так, вдох-выдох. Пара пощёчин привела бы святошу в чувство, но он слишком далеко. Надо действовать дистанционно.
— У меня есть решение, ваше высокопреподобие, — мягко