Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо

те истины, которые постигаются путем непрерывного восхождения мысли. Ему остается только поверить тому, кто прошел этот путь, — сказал отшельник Хо. — А что касается повторения миров в бесконечном времени, это не принципиально. Те же самые миры можно представить расположенными в пространстве — и не на бесконечных расстояниях, а тесно — как листы в тетради.

— Но ведь личные демоны разных людей, строящие осмысленные цепочки случайностей, должны действовать как-то согласованно.

— А зачем? — усмехнулся отшельник. — Если для меня камень всегда падает шестеркой кверху, то и для всех окружающих меня людей, которых я вижу, он будет падать именно таким образом.

— То есть, ты хочешь сказать, что эти окружающие люди находятся в мире, который твой демон выбирает как цепочку случайностей (а это, кстати, значит, что в каком-то смысле он его создает), и подчиняются законам этого созданного мира, один из которых — кубик, падающий шестеркой кверху?

— Именно так, — подтвердил отшельник.

— А как определить — это ты живешь в мире, который создал мой демон, или это я живу в мире, который создал твой демон?

— Я не говорил слова «создал».

— Ты не говорил, но я услышал, — сказал Бе. — Более того, — продолжал он после минутного размышления, — помимо того смешного закона природы, который заставляет кубик падать шестеркой кверху, тем же демоном могут быть созданы и другие законы — те, согласно которым кубик падает вниз, а не вверх, солнце заходит и всходит, волна поднимается и опускается, сердце бьется внутри человека. И мир, таким образом, создается из первоначального хаоса, о котором говорили древние, — того хаоса, который содержит в себе все варианты — где камень падает вверх, солнце взрывается и гаснет, и все сущее каждый миг исчезает тысячью возможных способов, о которых мы не догадываемся, а также возникает тысячью других способов, — он, этот мир, создается, как выстроенная в закон цепочка случайностей, свидетель которой — человек.

— Могу сказать, что мне повезло с собеседником, — улыбнулся отшельник. — И, наверное, не зря мы с тобой оба счастливые обладатели своих камней.

— Но если мир создается этим, как ты его называешь, демоном, — продолжал Бе, — создается, уточняю, не в смысле одноразового действия, а в смысле непрерывного поддержания существования, хотя для моей мысли сейчас это не главное, и даже не имеет значения, — то что такое, собственно, этот демон-создатель? Ты называешь этого демона личным, но согласишься, наверное, с тем, что поскольку нет способа отличить, чей это личный демон — твой, мой или чей-то еще, то нет различия между этими демонами, точнее — нет разделения между ними, а следовательно, мы можем утверждать, что есть только один демон, — и если все это так, то, спрашиваю я, какая разница между ним, которого ты назвал демоном, и тем, кого ты бы назвал богом?

41

Эф третий и человек Ю остались одни, и оказались совсем близко друг к другу.

В который уже раз это повторялось, и Эф, сказав про себя «случай — сводник», хотел куда-нибудь отойти, но подумал, что такой поступок после неоднократного повторения будет выглядеть слишком нарочитым, и остался.

— Я тебе хотел кое-что сказать, третий в халате, — вдруг произнес человек Ю.

— И что же? — спросил третий, стараясь казаться спокойным.

— Хотел напомнить, что у нас с тобой был заключен союз, ты не забыл об этом?

— А какой смысл сейчас в этом союзе? — Третий выразил удивление. — Нас здесь шесть человек, и, можно считать, мы уже нашли дорогу.

— Шесть человек, как шесть камней, которые кто-то собрал в горсть. — Человек задумчиво посмотрел на свою руку, повернув ее раскрытой ладонью кверху. — Но ведь тот, кто вчера собрал, завтра может и рассыпать. — И он повернул руку ладонью книзу.

— Покажи мне. — Третий взял руку человека и стал рассматривать линии на ладони.

— Отпусти. — Человек потянул руку к себе.

— Некоторые говорят, что судьба и характер написаны в этих линиях.

— Свою судьбу я оставлю при себе. — Человек отнял руку. — И характер тоже, а на вопрос ты не ответил.

— Не забыл, конечно, а опять же, какой смысл?

— Кто знает, что может случиться, поэтому нам в случае чего есть смысл держаться друг друга.

— Да, — кивнул третий. — Согласен, — сказал третий. — Можно даже закрепить наш союз, — предложил он, смеясь, то есть как бы в шутку, — крепким рукопожатием, или что там принято в твоем городе: смешать кровь, выпить на брудершафт, совершить обряд бокомару.

— Какой широкий жест с твоей стороны, — сказал человек, улыбаясь, то есть тоже как бы шутя. — Благодарю за предложение, но в моем городе для этого достаточно слова. Однако слово это я хотел услышать.

— Слово есть слово, — осторожно произнес третий, — но мне кажется, ты знаешь о том, что нас ожидает, больше, чем показываешь. А если у нас, как ты говоришь, союз, то секретов друг от друга, я думаю, не то чтобы совсем не должно быть, но не должно, наверное, быть так, чтобы все было секретом.

Разговор был в тягость ему, однако и миг радости, впрочем — ненужной, промелькнул от случайного «у нас с тобой» (дружеская встреча местоимений). И то и другое были мелочи — не повод для переживаний, но для души — реальны, как гвоздь в сапоге, который есть, но с которым надо идти, и третий продолжал:

— На самом деле я хотел сказать не это, я хотел сказать, что если с кем-то имеешь дело, то хорошо бы знать, что от него можно ожидать. А это знание приходит не через разговоры.

— Ну рад слышать, а то я уже думал, что ты попросишь рассказать историю моей жизни.

— Скажу как пример: вот с четвертым у меня был поединок — в то еще время, когда он, как и я, был третьим. Не сразу, но я положил его на лопатки, и могу сказать, что теперь знаю его с новой стороны, которую через разговор не узнаешь.

— Если на лопатки, то, стало быть, сторона передняя, — засмеялся человек.

— Не в лопатках дело, — стал объяснять третий.

— Меня ты тоже два раза клал на лопатки,