Москва. Путь к империи - Александр Торопцев

Окончательно разделаться с убийцами решился лишь Всеволод III Юрьевич, правивший в Суздальской земле с 1176-го по 1212 год. «Новейшие летописцы, славя добродетели сего князя, говорят, что он довершил месть, начатую Михаилом: казнил всех убийц Андреевых, которые еще были живы; а главных злодеев, Кучковичей, велел зашить в короб и бросить в воду. Сие известие согласно отчасти с древним преданием: близ города Владимира есть озеро, называемое Пловучим; рассказывают, что в нем утоплены Кучковичи, и суеверие прибавляет, что тела их доныне плавают там в коробе!»[23]

В этом известии русского историка много неясного: например, сколько же Кучковичей было зашито в коробе? Сколько вообще представителей этого боярского рода участвовало в заговоре? По летописным сведениям, Якима могла поддержать (а то и спровоцировать) Улита, дочь Степана Ивановича. О других Кучковичах в связи с этим делом ничего в летописях не говорится. Значит, Всеволод III Юрьевич, уложив в короб несколько Кучковичей, не наказывал, а мстил, и это ему было по силам, учитывая его авторитет и долголетнее княжение.

XII столетие заканчивалось печально для Кучковичей, предка которых, Степана Ивановича, вполне можно причислить, наравне с Юрием Долгоруким, к отцам-основателям Москвы: он был первым хозяином Московской земли, домовитым, сильным, драма жизни которого до сих пор еще нами по-настоящему не осмыслена.

Часть вторая. Удел или крепость (1176–1276)

Далеко не всем знатокам и любителям московской старины придется по душе финал первой части книги об истории города, приходящийся на 1176 год — год убийства боголюбивого князя. Но убийство Андрея Боголюбского, хотя и далекого в своих планах, мечтах и делах от Москвы, вполне могло иметь не отраженную в рассказе о сыне Юрия Долгорукого чисто московскую, не политическую, но экономическую, хозяйственную причину, о существовании которой напрочь забыли многие историки Москвы.

Речь идет о противостоянии двух влиятельнейших, богатейших, авторитетнейших московских родов: боярина Степана Ивановича Кучки и сподвижника князя Георгия Симоновича. Есть основания считать, что Кучка тоже был тысяцким. Кто или что сделало его тысяцким, сказать пока невозможно: то ли новгородский князь, то ли наследственное право, то ли сам Юрий Владимирович Долгорукий, у которого, надо сказать, тысяцким был и Георгий Симонович.

Москва в 1147 году уже притягивала к себе мудрых политиков, а значит, и тех, на кого они опирались и кто, опираясь на князей, мечтал о должностях доходных и важных.

Должность тысяцкого была очень доходной и знатной. Позже, когда Москва начнет возвышаться над остальными городами, тысяцкими в ней будут то потомки Симона, то потомки иного древнего московского рода. Об этом пойдет речь позже. В данной главе нас интересует начало этой борьбы. Первый акт ее, вполне допустимо, свершился в марте 1147 года, когда Юрий Долгорукий (уж не с подачи ли Георгия Симоновича, который наверняка сопровождал князя на пирушку в Москве?) разбушевался, разозлился и повелел казнить Кучку. Второй акт этой драмы состоялся в 1176 году, в день гибели Андрея Боголюбского.

Но то была лишь завязка драмы, то было начало истории города Москвы, народа, который с первых же дней своего существования вынужден был наблюдать за битвой, впрочем, обычной для русских городов XII–XIII веков, двух родов, один из которых являлся, по выражению С. Ф. Платонова, представителем «земской аристократии», а другой — представителем «княжеских бояр». «На севере в городах должна была быть такая же аристократия с земледельческим характером. В самом деле, можно допустить, что «бояре» новгородские, колонизуя восток, скупали себе в Ростовской и Суздальской земле владения, вызывали туда на свои земли работников и составляли собою класс более или менее крупных землевладельцев. В их руках, независимо от князя, сосредотачивалось влияние на вече, и вот с этой-то земледельческой аристократией, с этой силой, сидевших в старых городах, приходилось бороться князьям; в новых, построенных князьями городах такой аристократии, понятно, не было»[24].

В год гибели Андрея Боголюбского Москва, по-видимому, имела следующие границы: «Со стороны речки Неглинной черта городских стен могла доходить до теперешних Троицких ворот, мимо которых в древнее время, вероятно, пролегла простая сельская дорога по Заглименью в направлении к Смоленской и Волоколамской или Волоцкой старым дорогам. С другой стороны, вниз по Москве-реке такая черта городских стен могла доходить до Тайницких ворот или несколько далее, а на горе включительно до Соборной площади, так что весь треугольник города, начиная от его вершины у Боровицких ворот, мог занимать пространство со всех сторон по 200 сажень, то есть окружности более 600 сажень»[25].

В первоначальной истории города больше тайного и загадочного, чем достоверно известного. Тайны пугают даже ученых. Одни из них пытаются доказать, что первое укрепление на Боровицком холме соорудили еще в XI веке, другие, полностью доверяя литературным сочинениям, считают, что основателем города был… Даниил Александрович, о котором речь впереди. И те и другие специалисты приводят разные доводы в подтверждение своих версий. Некоторые доводы, мягко говоря, вызывают недоумение. Отрицая самую возможность существования крепости на Боровицком холме, некоторые ученые мотивируют это тем, что холм назывался бором еще в XII–XIII веках, а значит, на холме в те времена шумел сосновый бор и сосновые шишки плотным ковром устилали землю.

Не вдаваясь в полемику с этими или иными представителями разных научных направлений, можно предложить всем противоборствующим школам не противоречащую здравому смыслу версию истории Москвы XI–XIII веков, смысл которой заключается в признании истинными всех имеющихся на данном этапе версий. В самом деле, почему бы обитателям Боровицкого холма и его окрестностей не соорудить еще в XI веке укрепление на высоком треугольном плацдарме, образованном реками Неглинной и Москвой? Это укрепление отвечало бы не только военным целям, но и хозяйственным нуждам, здесь вполне могли разместиться склады, амбары и, как сказали бы в XX веке, мелкооптовые магазины. Ничего противоестественного в этом нет. Срубить сосновое укрепление диаметром в 600 саженей двадцать — тридцать добрых молодцев могли за пару месяцев.

К 1147 году укрепление обветшало. Юрий Долгорукий наверняка обратил на это внимание. Появилось новое укрепление. Оно тоже было не вечным. Вечными были в окрестностях Боровицкого холма сосновые боры, дубовые и березовые рощи, вечными были леса московские — главный строительный материал в здешних местах, — которые самовосстанавливались за 30–50 лет. Вполне можно предположить, что на рубеже XII–XIII веков Москва обновила свой сосновый кремль, а в 1237–1238 годах его сожгли воины Батыя. Как гласят летописи, москвичи быстро восстановили крепость.

Но прошло еще тридцать лет, сосна успела вновь подгнить. Когда же в Москву прибыл Даниил Александрович, который первым из русских князей стал по-хозяйски развивать Московский удел, собирать земли Московского пространства в единое целое, естественно, он сменил обветшавшую крепость вокруг Боровицкого холма. И точно так же естественно, что в некоторых источниках именно Даниил Александрович назван основателем Москвы. И даже его противостояние с Кучковичами, зафиксированное в «Сказании об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы», не противоречит логике московской жизни на протяжении четырех столетий — с XI по XIV века.

После гибели Андрея Боголюбского, совершившего отчаянную попытку изменить взаимоотношения князей на Руси, жизнь во Владимиро-Суздальской земле пошла своим естественным ходом. Изменилась, правда, политическая ситуация на всех границах русского государства: уже одержал свои первые победы Чингисхан, уже крестовые походы стали нормой жизни народов Западной Европы, уже крестоносцы ослабили Византийскую империю, а в разных точках Евразии стали возникать рыцарские ордена — мир приближался к конечной отметке XII века. Что же представляла собой в эти годы Москва — будущая столица громадной евразийской империи, кто владел городом, как жили-поживали москвичи? Точных данных об этом, для всего мира очень важном, периоде истории москвоведы имеют до обидного мало.

Это обстоятельство дает возможность фантазировать, предполагать, строить интересные гипотезы. Летописцы, мягко говоря, обошли стороной долину реки Москвы, отображая историю Руси с 1147-го по 1238 год. И данный факт плохо стыкуется с мнением многих ученых XIX, да и некоторых ученых XX века, считающих, что Москва уже в XII веке была «бойким узлом торговых и военных дорог». Пространные, но не лишенные вдохновения и лиричности выдержки иллюстрируют сказанное.