Мурена - Влада Багрянцева

отсутствии интернета мозг впитывал любую инфу с жадностью — что пропустил обед, а к ужину явился сам святой отец в сопровождении двух молоденьких монашек. Монашки были облачены в простые темно-синие плащи, волосы были убраны под своеобразный головной убор, напоминающий колпак, а святой отец, раздутый, как медуза, и важный, как индейка-производитель, вышагивал в балахоне такого же цвета. О том, что явился важный гость, Леон угадал по поднявшемуся шуму: во двор высыпала вся прислуга, затем выбежали домочадцы и гости. Святой отец выбрался у ворот из личного такси — маленькой кабинки, которую несли двое здоровых с виду парней. Кажется такой девайс назывался паланкином. Двигавшаяся за ним процессия из собак, мальчишек и попрошаек сначала сгрудилась у входа, а затем повалила следом во двор.

— Боги, какое мракобесие! — ужаснулась Веста, прикладывая к носу платочек. — Все отбросы города увязались! Как смердит!

Охрана, состоящая из бритоголовых мужчин в портупеях, принялась расталкивать сброд и тот с визгом, гоготом и проклятиями понемногу начал сдвигаться к выходу, хотя мальчишки успели подергать монашек за юбки и спереть чьи-то рейтузы с бельевой веревки. Кто-то бросился под ноги святому отцу, и тот, оступившись, свалился на землю, подняв облако густой пыли.

— Святой отец! — воскликнула Веста, бросаясь к нему.

Леон подумал — сейчас. Это точно случится сейчас, и убедился, что не ошибся, когда в руку Весты вцепилась старуха в лохмотьях. Он видел во всех подробностях ее почерневшие длинные черные ногти, больше похожие на когти птицы, впивающиеся в тонкую кожу, ввалившиеся глаза и обезображенный язвами нос, а также рассеянные по лицу и шее пятна — некрупную чешую. Веста заголосила, пытаясь вырваться, но когда Леон подбежал, старуха смылась вместе с прочими бродяжками.

— Нет, нет! — уже плача, Веста задрала рукава платья — в месте, где ее коснулись пальцы старухи, расцветали красные пятна. — Только не это!

— Что с ней? — спросил Леон оттряхивающегося от пыли святого отца, которого подняли монашки.

— Бедное дитя! — произнес тот патетично. — Это змеиная болезнь! Ты много грешила и воздалось по заслугам — придется перенести торжество и приходить на ежедневную проповедь до полного излечения. Сегодня я останусь, но завтра жду тебя в молельне.

Веста, охнув, осела на руках подбежавших охранников, которые, придерживая ее за плечи и талию, старались касаться только одежды.

— Нужно позвать лекаря! — воскликнул Леон, перекрикивая визги и вопли родственниц невесты, однако святой отец остановил его:

— Пусть этим займутся ее тетушки. Пока жена расплачивается за грехи, муж спасает свою душу в молитве. Идемте же, очистимся возлияниями.

Отправив монашек следить за невестой, которую унесли на руках, святой отец бодро засеменил дальше, подразумевая, что герцог пойдет за ним, и потому даже не оглядывался. Леон пошел, но по пути — с огромным облегчением — заметил шута.

— Церковник сказал, что у Весты змеиная болезнь, — проговорил Леон, не замедляя шаг. — И что нам нужно очиститься возлияниями. Что это значит?

— Это значит, что вы будете пить. Прикажите притащить в ваш кабинет сразу бочонок вина, святой отец не дурак ужраться на халяву, — фыркнул тот. — А леди Веста не сможет выйти замуж ближайшие пару недель, ибо змеиная болезнь крайне заразна, и, как видите, передается через случайные прикосновения. Ничем не лечится и проходит сама, но если не принимать ванну со специальным снадобьем раз в три часа, то кожа покрывается чешуйками, чешуя становится панцирем и уже ничем не выводится. Говорю же, Шу можно доверять.

Леон, отправив в кабинет бочонок вина по совету шута, заглянул к Весте, в комнате ее творилось столпотворение: тетки охали, жались по углам, лекарь ворчал, опасаясь подходить к больной на близкое расстояние, больная ревела и, глядя на Леона, просила убить ее, чтоб не мучилась, и не говорить пока папеньке.

— Он все равно гостит в Мирамисе, это неделя пути, — сказала леди Роза. — Он и на свадьбу приехал бы с опозданием на несколько дней. Ох, бедная девочка!

Веста выла, тетушки причитали, и Леон решил, что они справятся и без его помощи. Идти к церковнику тоже не хотелось, но выбора не было — мало ли, чем грозило неповиновение священству. За это, может, и казнить могли. Святой отец ждал его, развалившись в кресле у очага и потягивая вино из бокала. На столе перед ним лежали закуски: сыр, виноград, половинки слив.

— Вино — кровь Нанайи, дарующая силу и очищающая тело, — крякнул святой отец, с бульканьем наполняя второй бокал и протягивая его Леону. — Ею единой и живы! Прими же очищение!

Леон, принимая бокал, долго смотрел на руку святого отца, сообразив только минуте на третьей, что не убирает ее тот потому, что ее нужно поцеловать. Когда он это сделал, святой отец хмыкнул и приложился к своему сосуду, опустошая его до дна.

— Прочти мне семнадцатый псалом, — приказал святой отец, и Леон залпом опрокинул в себя свою порцию, ощущая приближение неприятностей:

— Простите, но я забыл все, что знал прежде. Вы наверняка наслышаны о моем несчастье — я ведь страдаю потерей памяти после удара головой.

— И что же, ты и Святого Писания не помнишь? — побагровел отец Брундо.

Леон коротко выдохнул:

— Нет.

— Негоже правителю таких земель умишко иметь, какой впору младенцу голозадому. Плесни чудесного винца и слушай же — поведаю тебе всю историю от сотворения мира…

Леон вздохнул вторично и наполнил бокалы, открутив краник у бочонка. Беседа со святым отцом длилась до того момента, пока тот не отключился, захрапев на середине фразы, и за это время Леон узнал об этом мире если не все, то почти все. Просветился и восхитился, портил впечатление от светской беседы только переполненный мочевой пузырь, потому когда святой отец заглох, точно у него сели батарейки, он спешно покинул кабинет, выруливая на задний двор, к темной кабинке туалета — такой был только для прислуги, господа исправно справляли нужду любых объемов в ночные горшки, к чему Леон так и не привык, повадившись ходить в уличную уборную. Посетив ее и едва не провалились ногой в дыру, Леон двинулся обратно, но оказался остановлен той самой тоскливой песней, что слышал вчера. Одернув край рубашки, Леон устремился к конюшне.

Кори он нашел на чердаке, когда