Ну здравствуй, это я! - Валерий Перевозчиков

Звонил из Парижа Высоцкий. Он еще не соскучился по нам. Счастлив. Везде его водят, кормят, все его знают. А главное, от чего он обалдел, — весь Париж говорит на русском языке. Я думаю, это заслуга Марины. Четыре года всего ей понадобилось агитации к приезду мужа из России, чтобы весь Париж перешел на русское изъяснение».

Во время первого приезда в Париж — собственно, знакомства с Парижем — на приеме у Одиль Версуа произошел такой случай. Вспоминает Александра Ивановна Высоцкая — тетка Владимира Высоцкого: «…Одна из сестер Поляковых была замужем за каким-то французским аристократом. И жили они в самом настоящем замке. Марину с Володей пригласили на прием. Володя рассказывал: «Бронзовые ручки, мраморные львы, изысканная публика, а я в курточке и в джинсах. И слышу за спиной отчетливый шепот, по-русски: «Боже мой, и что она в нем нашла…» Марина это слышит тоже. На следующий день мы с Мариной обошли все лучшие парижские магазины — самые модные вещи, туфли на платформе… И дальше все было в порядке».

Из дневника Золотухина: «19.05.1973

Приехала из Парижа Галя Евтушенко. Все газеты напечатали огромные портреты Володи в смокинге и с Мариной на открытии Каннского фестиваля. Сегодня он звонил Дупаку, просил день отсрочки, боится, не успеет на машине».

С тем, что все газеты напечатали портреты Высоцкого с Мариной, не согласен Марк Цыбульский, американский исследователь творчества Высоцкого. Он считает, что это явное преувеличение: «Не имея возможности просмотреть «все газеты», отметим, что ни коммунистическая «Юманите», ни вполне консервативная «Монд», ни журнал «Пари Матч» не только не поместили портретов Высоцкого, но и ни словом не обмолвились о нем».

«Первый Володин приезд из Парижа: ну, город! Сплошной праздник. Карнавал лиц, веселья, искусства, любви, истории… От радости обрушил на товарищей град подарков. Мне достался гигантский черно-серый шарф, как плед. До сих пор в нем греется зимой моя дочь» (Вениамин Смехов).

В 1975 году Высоцкий впервые надолго приезжает в Париж и вначале чувствует себя не очень уверенно, он записывает в дневнике: «Но ведь общаться-то с кем-то надо, а то ведь полуживотное состояние, и думаю: зачем я здесь? Не пишется — или больше не могу, или разленился, или на чужой земле — чужое вдохновение для других, а ко мне не сходит?

А приеду домой — там буду отговариваться тем, что суета заела. Каждый день здесь работает телевизор, развращает, хотя ни хрена не понимаю. Маринка мечется между плитой, счетами и делами. Я — бездельничаю и сам не знаю, чего хочу».

В письме Ивану Бортнику (прибыло в Москву 25 февраля 1975 года. — В.П.) Высоцкий пишет:

«Дорогой Ваня! Вот я здесь уже третью неделю. Живу. Пишу. Немного гляжу кино и постигаю тайны языка. Безуспешно. Подорванная алкоголем память моя с трудом удерживает услышанное. Отвык я без суеты, развлекаться по-ихнему не умею, да и сложно без языка. Хотя позднее, должно быть, буду все вспоминать с удовольствием и с удивлением выясню, что было много интересного. На всякий случай записываю кое-что, вроде как в дневник. Читаю. Словом — все хорошо. Только кажется, не совсем это верно говорили уважаемые товарищи Чаадаев и Пушкин: «где хорошо, там и отечество». Вернее, это полуправда. Скорее — где тебе хорошо, но где и от тебя хорошо. А от меня тут — никак. Хотя пока только суета и дела — может быть, после раскручусь».

В конце концов работа пошла. Тогда в Париже было написано несколько песен — баллады для кинофильма «Стрелы Робин гуда».

В том же 1975 году в Париже с Мариной Влади и Владимиром Высоцким встречался хороший знакомый В.В. — заместитель министра (кажется, легкой промышленности — В.П.) — Константин Владимирович (?) Трофимов. Высоцкий из осторожности даже в дневнике зашифровывает его инициалами «КВ.»:

«Звонил К.В. Позвали его и друга с женой к Жану, где живет Алеша Дмитриевич. Ели там. В маленьком кафе возле театра много вкусного. Алеша песни пел, я тоже. Костя говорил тосты, пьянел и был счастлив, хвастался большой поэтической и политической эрудицией, намекал на близкие отношения с Мариной, словом, вые***ался, но симпатично, я ему потакал. Он ловко подводил свою речь к цитатам из стихов и называл Пастернака Борей (как Ильича назвать Вовчик); друг его и жена балдели от нашествия знаменитостей и от гордости за высокопоставленного своего друга. Маринка держалась отлично, а я тоже хорошо. Отвезли Константина домой в отель. Завтра он гос<ударственные> дела будет заканчивать, ему спать надо, а нам необходимо. И завтра много звонков и дел дома, надо мне раб<очее> место устроить. Я ведь работать буду, хочу, намереваюсь. Поглядим, что будет».

Всем известны знаменитые фотографии Леонида Лубяницкого (который был знаком с Высоцким еще в Союзе), сделанные во Франции и в США. О своих встречах с Высоцким и Мариной Влади он рассказал в интервью Андрею Шарунову:

«Я вновь встретился с Высоцким в апреле 75-го во Франции. Заходили в гости к его преподавателю в Школе-студии МХАТ Андрею Синявскому, жившему тогда в Париже… Работая в то время в американском журнале «TIME», я впервые был командирован в Париж. Там мы и встретились с Высоцким, где я его много снимал и где много времени мы проводили вместе. 19 апреля 1975 года мы вместе отмечали мой день рождения.

В следующий раз мы встретились с ним во время выступления Михаила Барышникова. После спектакля мы все вместе поехали домой к жене Высоцкого Марине Влади, где провели всю ночь. Примерно до 5 часов утра Володя пел, а я его записывал на магнитофон и фотографировал. (Кстати, снимок, на котором бородатый Володя и Марина, я снял в ту ночь.) В этот вечер он посвятил мне одну песню. Зная о том, что мои друзья называют меня Леонардо, Володя сказал: «А это для тебя, Леонардо, песня «Про любовь в эпоху Возрождения».

Леонид Лубяницкий впервые сообщает о посещении Высоцким Андрея Донатовича Синявского у него дома. Широко известен фрагмент из «Парижского дневника» Высоцкого о его присутствии на вручении премии А.Синявскому:

«Пошел я с одним человеком, который приятель Бориса, на вручение премии А.Синявскому и всех их (эмигрантов. — В.П.) там увидел, чуть поговорил, представляли меня всяким типам. Не знаю, может, напрасно я туда зашел, а с другой стороны — хорошо. Хожу свободно и вовсе их не чураюсь, да и дел у меня с ними нет, я сам по себе, они тоже. А пообщаться интересно. Они люди талантливые и не оголтелые».

А вот как прокомментировала мне это событие жена АСинявского Мария Васильевна Розанова:

— Как часто Высоцкий заходил к вам в Париже?

— В Париже были встречи, но их было немного. Марина Влади боялась этих встреч. Потому что тогда Марина Влади была «девушка официальная» и была заинтересована в добрых отношениях с советскими властями. И мне кажется, боялась общаться с «особо опасными»…