Старшая сестра - Воронкова Любовь Федоровна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом повернулась и ушла, больше не взглянув на Зину.
«Ну, вот и всё, – сказала Зина самой себе. – И нечего лезть. Они будут меня выгонять, а я буду лезть?»
Слёзы уже не держались в глазах, они брызнули и покатились по щекам.
«А как будто мне не всё равно, кто инженер, а кто дворник!.. У-у…»
Она шла и ревела, как маленькая. И, только подойдя к своему двору и увидев Антона и Петушка из пятой квартиры, которые лупцевали друг друга снежками, она сразу умолкла и поспешно вытерла рукавичкой лицо. Ещё не хватало, чтобы эти малявки увидели, что Зина плачет!
Зина пришла домой, когда мама уже собирала ужинать.
– Что-то поздно, – сказал отец.
Он действительно читал вслух «Конька-горбунка» и сейчас бережно ставил книгу на полку.
– Задачка не выходила, – вяло ответила Зина.
Отец внимательно поглядел на неё.
– Зина, нарисуй мне медведя, – начала просить Изюмка, как только Зина вошла в комнату.
– Зина устала, – сказал отец. – Ты не приставай к ней, Изюмка, а то позову петуха – он тебя склюёт. – И обратился к Зине: – Иди-ка сюда, потолкуем, пока мать ужин собирает. Погляди-ка на меня.
Зина села рядом с отцом и поглядела ему в глаза. Отец покачал головой:
– Эге, дочка! Так не годится. Гляди-ка, позеленела. Гулять побольше надо. Как хочешь, но пусть тебя от этих занятий освободят…
– Но я же сама… – перебила было Зина.
Но отец заявил:
– Велика нагрузка. Ходи к Тамаре с кем-нибудь по очереди. Одной тебе тяжело. А то – гляди, я сам в школу приду. На совет отряда.
– Что ты, папа, что ты! – испугалась Зина. – Не надо. Девочки подумают, что я жалуюсь. Я должна! Скоро четверть кончится, и тогда…
– Да ты не выдержишь!
– Папа, я должна! Я не могу, чтобы Тамара с двойками осталась. Я выдержу!
Отец ещё раз внимательно посмотрел на неё:
– А сама на двойки не съедешь?
– Нет, не съеду. Ты же сам всегда говоришь, – лукаво улыбнулась Зина: – взялся за гуж – не говори, что не дюж!
– Говорю, – согласился отец, – но ведь бывает, что гуж-то не под силу.
Никто не заметил дома, что Зина только что плакала. Но мама заметила. Вечером, когда все легли спать, мама и Зина опять сидели и шептались на диване.
– Скоро день твоего рождения, – начала прикидывать мама, когда Зина рассказала ей о всех своих неприятностях. – Это в воскресенье… Ага. Так. Ну, уж я знаю, что я сделаю!
– Что, мама?
– Да уж знаю. Сделаю так, что ты со всеми подружками помиришься! Задам я вам пир, испеку пирог, а ты на свой праздник зови всех, кого хочешь.
– Хоть весь класс?
– Весь класс? – Мама покачала головой. – Это, пожалуй, многовато. У нас и места не хватит.
– А, испугалась! – засмеялась Зина. – Ну, не бойся, мамочка. Мы с тобой тогда посоветуемся: кого скажешь, того и позову. Как хорошо ты это придумала!
…На другой день после уроков Зина опять пошла к Тамаре. Надо было делать письменную работу по русскому – у Тамары и с русским всё ещё были нелады.
– Подумай, – сказала Зина с улыбкой, как только они уселись за стол, – вчера мой отец вдруг сказал, что в школу придёт! Вот ведь что выдумал – собрался к Симе Агатовой идти.
– Отец? – удивилась Тамара. – Почему отец?
– Ну, ему показалось, что я устаю очень.
– Чудеса! – пожала плечами Тамара. Этот жест она переняла у матери и в точности повторяла его. – Отец – и вдруг вмешивается в школьные дела!
– И вмешивается очень неудачно, – сквозь речь диктора о том, что в колхозе «Звезда» построен механизированный скотный двор, прозвучал голос Антонины Андроновны. – Собственно, ещё неизвестно, кто кому помогает – Зина Тамаре или Тамара Зине. А устаёт именно Зина… Скажите пожалуйста!
Зина промолчала. А Тамара через некоторое время опять возвратилась к этому разговору:
– А почему ему так показалось, что ты устаёшь?
– Ну, он поглядел на меня, говорит: «Сядь-ка со мной. Ну и позеленела ты!» Так ему что-то показалось. Сказал: «Гулять надо». Он уж у нас такой – так за всеми и глядит! Заботливый уж очень!
– Посадил и сказал: «Устаёшь»? И потом сказал: «Гулять надо»?
– Ну да!.. Ну ладно, давай писать скорее, а то он и правда выдумает – в школу пойдёт.
Зина почти до конца дописала работу. А когда подняла голову, чтобы посмотреть, как идёт дело у Тамары, то увидела, что Тамара сидит с высохшим пером, остановившись на полуслове. Зина посмотрела в её глаза, полные какой-то невесёлой думы, и поняла, что мысли Тамары далеки от сочинения.
– Ты о чём задумалась? – окликнула её Зина. – Пиши скорее!
– А почему мой папа никогда со мной не разговаривает? – задумчиво, скорее обращаясь к самой себе, сказала Тамара. – Никогда, никогда!
– А ты с ним не разговариваешь тоже? – удивилась Зина. – Никогда?
– Никогда! – ответила Тамара. Но тут же тряхнула головой, откинула со лба крупные растрепавшиеся завитки я усмехнулась: – Да и не надо. И не о чём нам с ним разговаривать…
Но Зина видела, что и усмехается она притворно и говорит не то, что думает. И на душе у неё не так хорошо, как старается показать.
«А что, если бы и наш папа никогда с нами не разговаривал? – подумала Зина. – Приходил и уходил бы. Как чужой. Ой, нет, нет! – У Зины даже сердце заныло от этой мысли. – Разве так может быть? Нет, так не может быть! Так ни за что не может быть! Папочка наш золотой, дорогой!.. Не разговаривать – ведь это всё равно что его вовсе не было бы!»
А представить себе, как бы они жили, если бы не было её отца, Зина не могла ни на одну минуту. И тёплое чувство жалости к подруге скрасило и согрело часы их совместных занятий.
