Рассказы, не вошедшие в сборники - Фланнери О'Коннор

ПАРИКМАХЕР

Либералам в Дилтоне приходится туго.

После первичных выборов кандидата от демократической партии Рейбер поменял парикмахера. Тремя неделями раньше парикмахер спросил его, пока брил:

— За кого вы собираетесь голосовать?

— За Дармона, — ответил Рейбер.

— Вы любите ниггеров?

Рейбер так и подскочил в кресле. Он не ожидал столь грубого вопроса.

— Нет, — сказал он.

Не растеряйся он — ответил бы: «Я не оказываю предпочтения ни неграм, ни белым». Рейбер уже говорил это Джекобсу, преподавателю философии, и Джекобс, при его-то образованности, пробурчал: «Это никуда не годится»,— что служит наглядным подтверждением того, настолько туго приходится либералам в Дилтоне.

— Почему? — резко спросил Рейбер. Он знал, что в споре возьмет над ним верх.

Но Джекобс просто бросил: «Ладно, не важно». Он опаздывал на занятия. Рейбер заметил, что он вообще часто опаздывает на занятия, когда Рейбер пытается втянуть его в спор.

— Я не оказываю предпочтения ни неграм, ни белым, — следовало ответить Рейберу на вопрос парикмахера.

Парикмахер снял лезвием полосу мыльной пены со щеки Рейбера, а потом наставил на него бритву.

— Говорю вам, — сказал он, — сейчас стороны только две, черная и белая. Нынешняя кампания показала это будьте-нате. Знаете, что сказал Хоук? Что сто пятьдесят лет назад они гонялись друг за другом, жрали друг друга, швырялись в птиц алмазами размером с булыжник, зубами сдирали шкуру с лошадей. Черномазый заходит в парикмахерскую для белых в Атланте и говорит: «Подстригите меня». Его тут же, конечно, за порог, но прикиньте вообще, а? Послушайте, в прошлом месяце в Малфорде три черных подонка пришили одного мужика и обчистили его дом — и знаете, где они сейчас? Сидят в окружной тюрьме, жуют президентский паек — на каторжных работах, понимаете ли, они замарают ручки или какого-нибудь радетеля чернокожих хватит удар, если он увидит, как они камни в карьере ворочают. Нет уж, толку не будет, покуда мы не избавимся от всех этих доброхотов и не выберем человека, который сумеет поставить ниггеров на место. Тихо, не дергайтесь. Ты слышишь, Джордж? — крикнул он чернокожему пареньку, вытиравшему пол под раковинами.

— Ясное дело, — откликнулся тот.

Рейберу было самое время высказаться, но подобающие случаю слова не шли в голову. Он хотел сказать что-нибудь, доступное пониманию Джорджа. Его здорово покоробило от того, что Джорджа втянули в разговор. Он вспомнил, как Джекобс рассказывал о своем недельном опыте чтения лекций в негритянском колледже. Преподаватели не имели права произносить слова «негр», «ниггер», «черномазый», «цветной», «черный». Джекобс говорил, что каждый вечер по возвращении домой орал в выходящее на задний двор окно: «НИГГЕР, НИГГЕР, НИГГЕР». Интересно, подумал Рейбер, кому симпатизирует Джордж? Он производил впечатление приличного мальчика.

— Если ниггер явится в мою парикмахерскую и попросит сделать стрижку, уж я его подстригу, не сомневайтесь.— Парикмахер со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. — Вы тоже из доброхотов? — спросил он.

— Я голосую за Дармона, если вы об этом, — ответил Рейбер.

— Вы слышали речи Хоука?

— Имел такое удовольствие.

— А последнюю слышали?

— Нет. Насколько я понимаю, основные тезисы у него от раза к разу не меняются, — отрывисто сказал Рейбер.

— Неужели? — спросил парикмахер. — Знаете, его последняя речь была просто сногсшибательной. Старый Хоук дал прикурить черномазым.

— Очень многие считают Хоука демагогом, — сказал Рейбер и сразу же задался вопросом, знает ли Джордж, что такое «демагог». Наверное, следовало сказать «лживый политик».

— Демагог! — Парикмахер хлопнул себя по бедру и радостно ухнул.— Именно так и сказал Хоук! Ну не круто ли?! «Люди, — сказал он, — все доброхоты называют меня демагогом». А потом отступил на шаг назад и спросил таким тихим, мягким голосом: «Неужели я демагог, люди?» И толпа заорала: «Хоук, ты не демагог!» А он снова шагнул вперед и крикнул во весь голос: «А вот и нет, я самый лучший демагог во всем штате!» И вы бы слышали, как взревела толпа! Мама моя!

— Замечательно,— сказал Рейбер.— Но это говорит только о том…

— Всё эти доброхоты, — недовольно пробормотал парикмахер.— Они заморочили вам голову, понятное дело. Позвольте сказать вам одну вещь…

Он пересказал праздничную речь Хоука от четвертого июля. Очередную из серии сногсшибательных речей, закончившуюся чистой поэзией. «Кто такой Дармон?» — вопрошал Хоук. «Да, кто такой Дармон?!» — ревела в ответ толпа. Как, разве они не знают?! Он славненький мальчонка, дующий в дуду. Да! Детки на лужайках и негры в Катманду. Боже, Рейберу стоило послушать эту речь! Ни один доброхот не смог бы убедительно выступить против.

Рейбер скромно предположил, что если бы парикмахер прочитал несколько…

Послушайте, в гробу он видел всякое чтение. Ему нужно только думать своей головой. Вот в чем вся беда с людьми в наше время: они не умеют думать, они не обращаются к своему здравому смыслу. Почему Рейбер не думает своей головой? Где его здравый смысл?

«Зачем мне напрягаться попусту?» — с раздражением подумал Рейбер.

— Нет, сэр! — сказал парикмахер. — Громкие слова ничего не значат. Они не заменяют мыслей.

— Мыслей! — воскликнул Рейбер. — Так вы считаете себя мыслящим человеком?

— Послушайте, — сказал парикмахер, — вы знаете, что Хоук сказал людям в Тилфорде?

В Тилфорде Хоук сказал, что хочет поставить негров на место, а если они воспротивятся, он найдет для них подобающее место. Как вам такая мысль?

Рейбер попытался понять, при чем здесь здравый смысл.

Парикмахер считал, что здравый смысл здесь очень даже при чем, это яснее ясного. Он высказал Рейберу еще несколько умных соображений, каковые имел в изобилии. Он сказал, что Рейберу стоило послушать речи Хоука, произнесенные в Мулен-Оук, Белфорде и Чикервилле.

Рейбер снова опустился в кресло и напомнил парикмахеру, что вообще-то он пришел побриться.

Парикмахер снова принялся орудовать бритвой. Он сказал, что Рейберу стоило послушать речь, произнесенную в Спартасвилле.

— Доброхоты повержены в прах, и все дудочки славненьких мальчонок разбиты, сказал Хоук. И еще сказал, что пришло время, когда нужно закрутить гайки и…

— У меня назначена встреча,— сказал Рейбер.— Я спешу. Зачем торчать здесь и выслушивать этот бред?

Но так или иначе, идиотский разговор запечатлелся у него в памяти, и он мысленно воспроизводил его в мельчайших подробностях в течение дня, а потом и ночи, уже лежа в постели. К великому своему неудовольствию, он вдруг осознал, что снова и снова прокручивает в мозгу этот спор, вставляя в него реплики, которые произнес бы, если бы имел возможность подготовиться. Он задавался вопросом, как бы здесь выступил Джекобс. Джекобс умел создать впечатление, будто он гораздо умнее и осведомленнее, чем считал Рейбер. Полезное качество для человека такой профессии. Рейбер частенько анализировал его забавы ради. В разговоре с парикмахером Джекобс держался бы совершенно спокойно. Рейбер снова прокрутил в уме весь разговор, пытаясь представить, как высказался бы Джекобс. Но под конец все-таки изложил свое мнение своими словами.

Ко времени следующего визита к парикмахеру Рейбер уже забыл о состоявшемся у них споре. Парикмахер, казалось, тоже. Он быстро исчерпал тему погоды и замолчал. Интересно, думал Рейбер, что будет сегодня на ужин? Ах да. Сегодня же вторник. По вторникам жена готовила консервированное мясо. Брала консервированное мясо и жарила с сыром — перекладывая тонкие кусочки мяса тонкими кусочками сыра. Зачем непременно есть эту дрянь каждый вторник? Если тебе не нравится, ты не обязан…

— Вы по-прежнему доброхот?

Рейбер дернул головой:

— Что?

— Вы по-прежнему за Дармона?

— Да, — сказал Рейбер, лихорадочно роясь в уме в поисках заготовленных слов.

— Ну… вы, учителя, наверное, знаете… ну… — Парикмахер смущался и говорил сбивчиво. Он держался не столь уверенно, как в прошлый раз. Казалось, у него появилось новое важное соображение. — Похоже, вы, ребята, все же проголосуете за Хоука, поскольку знаете, что он сказал насчет зарплаты учителей. Похоже, теперь вы предпочтете проголосовать за него. А почему бы и нет? Разве вам не хочется получать больше денег?

— Больше денег! — Рейбер рассмеялся. — Разве вы не понимаете, что с таким дерьмовым губернатором я потеряю больше денег, чем получу! — Он осознал, что наконец-то говорит на одном языке с парикмахером. — Он слишком многих не любит, людей самой разной породы. Хоук обойдется мне в два раза дороже, чем Дармон.

— Ну и что, даже если так? — спросил парикмахер. — Я лично не из тех, кому жаль денег на благое дело. Я всегда готов платить за качество.

— Я имел в виду другое! — начал Рейбер.— Я имел в виду…