Рассказы, не вошедшие в сборники - Фланнери О'Коннор

Социальные проблемы. Социальные проблемы. Та-а-а-ак. Издольщики! Она не знала близко ни одного издольщика, но тема была вполне художественная, не хуже прочих. К тому же они дадут ей атмосферу общественной значимости, так ценившуюся в кругах, которых она рассчитывала достичь! «Я могу и из глистов сделать конфетку», — пробормотала она. И вот — пришло! Конечно! Ее пальцы зависли над клавишами, едва их касаясь. Затем она вдруг начала печатать с большой скоростью.

«Лот Мотэн, — зафиксировала пишущая машинка, — подозвал свою собаку». За словом «собаку» последовала внезапная пауза. Обычно мисс Виллертон лучше всего удавалась первая фраза. «Первые фразы, — говаривала она, — приходят как вспышка! Просто как вспышка!» Она произносила это, щелкнув пальцами: «Как вспышка!» Все дальнейшее выстраивалось из первой фразы, кирпичик к кирпичику. «Лот Мотэн подозвал свою собаку» появилось у нее автоматически, и теперь, перечитывая предложение, мисс Виллертон решила, что не только имя Лот Мотэн очень удачное для издольщика, но еще и то, что он подозвал собаку, — самый правильный для него поступок. «Собака навострила уши и подползла к Лоту на брюхе». Мисс Виллертон уже напечатала фразу, когда осознала свою ошибку — два Лота в одном абзаце. Это неприятно для слуха. Каретка вернулась назад, и мисс Виллертон проставила три аккуратных икса поверх слова «Лот». Сверху она надписала карандашом «нему». Теперь она была готова продолжить. «Лот Мотэн подозвал свою собаку. Собака навострила уши и подползла к нему на брюхе». И две собаки тоже, подумала мисс Виллертон. Что ж. Это не так режет слух, как два Лота, решила она.

Мисс Виллертон была искренней сторонницей так называемого «фонетического искусства». Она утверждала, что слух при чтении не менее важен, чем зрение. Ей нравилось объяснять это следующим образом. «Глаз формирует картину, — рассказывала она группе Объединенных дочерей колоний, — которая может быть представлена в абстрактной форме, и успех литературного предприятия (мисс Виллертон любила это выражение — литературное предприятие) зависит от абстракции, созданной мышлением, и от качества звучания (мисс Виллертон также любила качество звучания), отмечаемого нашим ухом». Нечто резкое и отчетливое было в словах «Лот Мотэн подозвал свою собаку», и вместе с последующим «Собака навострила уши и подползла к нему на брюхе» такое вступление придавало абзацу необходимый посыл.

«Он потрепал животное за короткие щуплые уши и повалился вместе с ним в грязь». Может быть, подумала мисс Виллертон, тут получился перегиб. Но все же посчитала, что от издольщика вполне можно было ожидать того, что он повалится в грязь. Однажды она читала книгу, в которой такого типа люди поступали ничуть не лучше, а на протяжении трех четвертей романа еще и намного хуже. Люсия обнаружила его во время уборки в одном из ящиков бюро мисс Виллертон и, пролистав наугад, взяла двумя пальцами и бросила в печку. «Когда я убирала сегодня утром в твоем бюро, Вилли, я нашла одну книгу, которую, должно быть, в шутку подложил тебе Гарнер, — поведала она чуть позже. — Совершенно ужасную, но ты же знаешь Гарнера. Я ее сожгла. — И прибавила, хихикнув: — Я была уверена, что она не твоя». Мисс Виллертон была уверена, что книга не могла быть ничьей, кроме как ее, но заявить об этом постеснялась. Она заказывала книгу у издателя, потому что не хотела спрашивать в библиотеке. Стоимость с доставкой равнялась 3 долларам 75 центам, а она не успела прочитать последние четыре главы. Но, по крайней мере, углубилась в книгу достаточно, чтобы говорить, будто Лот Мотэн вполне мог сверзиться в грязь со своей собакой. Тут как раз и повод для глистов, думала она. «Лот Мотэн подозвал свою собаку. Собака навострила уши и подползла к нему на брюхе. Он потрепал животное за короткие щуплые уши и повалился вместе с ним в грязь».

Мисс Виллертон выпрямилась. Хорошо начало вышло. А теперь она распланирует, что будет дальше. Естественно, там должна быть женщина. И не исключено, что Лот сможет ее убить. От таких особ всегда одни неприятности. Она даже могла бы постоянно подначивать его на убийство своим распутством, а потом он скорее всего будет мучиться угрызениями совести.

В таком случае надо будет сделать его человеком принципиальным, но это-то как раз несложно. Как только это все увязать с романтической линией? Надо будет ввести несколько довольно жестоких натуралистичных сцен, даже садистских, как бывает в этом слое общества, она читала. Да, задачка. Но мисс Виллертон обожала такие задачки. Больше всего ей нравилось обдумывать сцены страсти, но когда приходилось их записывать, она всегда чувствовала себя неловко и переживала, что скажут в семье, прочитав это. Гарнер будет щелкать пальцами и подмигивать ей при каждом удобном случае, Берта посчитает, что она ужасна, а Люсия скажет своим глупым голоском: «Что ты скрываешь от нас, Вилли? Что ты скрываешь от нас?» — и, как обычно, захихикает. Но сейчас мисс Виллертон не могла об этом думать, ей надо было составить портреты своих героев.

Лот будет высоким, сутулым и худощавым, с грустными глазами, что сделает его похожим на джентльмена, несмотря на его красную шею и неловкие руки. У него будут ровные зубы и, как признак сильного характера, рыжие волосы. Одежда висит на нем как на вешалке, но он носит ее небрежно, словно вторую кожу. Может, подумала она, ему и не стоит валяться с собакой в грязи. Женщина будет более-менее привлекательной — с толстыми лодыжками, светловолосая, мутноглазая.

Она вынесет ему ужин из их лачуги, а он будет сидеть и есть комковатую овсянку, в которую она не догадалась положить соли, сидеть и думать о чем-то большом и далеком — о корове, о покрашенном доме, о чистом колодце, даже о своей собственной ферме. Женщина раскричится, что он принес мало дров, и будет жаловаться на боль в спине. Она сядет и уставится на него, пока он ест горькую кашу, и скажет, что он слабак, даже еды, мол, украсть не может.

— Ты просто жалкий попрошайка,— станет глумиться она. Он скажет ей, чтобы замолчала.

— Заткнись! — крикнет он. — Хватит с меня. Она издевательски закатит глаза и рассмеется:

— Да уж, так я прямо испугалась.

Тогда он оттолкнет свой стул и угрожающе надвинется на нее. Она схватит со стола нож — о чем она вообще думает, поразилась мисс Виллертон — и отступит назад, выставив перед собой лезвие. Он рванется к ней, но она отпрянет, как дикая кобылица. Их взгляды снова скрестятся — переполненные ненавистью, — и они отшатнутся друг от друга. Мисс Виллертон услышала, как снаружи по жестяной крыше стучат секунды. Он снова устремится к ней, но у нее уже будет наготове нож, который она мгновенно вонзит в него… Мисс Виллертон больше не могла этого вынести. Она с чудовищной силой ударила женщину сзади по голове. Нож выпал из ее рук, и туман увлек ее прочь из комнаты. Мисс Виллертон повернулась к Лоту.

— Позвольте предложить вам немного горячей каши, — сказала она.

Сходила к очагу и принесла чистую тарелку белой каши без комков, заправленной кусочком масла.

— Бог мой, спасибо, — сказал Лот и улыбнулся ей, показывая свои здоровые зубы. — Ты всегда знаешь, как сделать в самый раз. Слышь, — продолжил он, — я чего думаю, мы могли бы избавиться от этой арендаторской фермы. И у нас было бы местечко поприличней. Если мы попробуем в этом году заработать немного больше, сможем купить корову и начать выкарабкиваться. Представь себе, что это может значить, Вилли, просто представь себе.

Она села рядом с ним и положила руку ему на плечо.

— Мы сможем, — произнесла она, — мы напряжемся изо всех сил и весной сможем купить эту корову.

— Ты всегда знаешь, что я чувствую, Вилли, — сказал он, — и знала всегда.

И они еще долго сидели и думали о том, как хорошо они понимают друг друга.

— Доедай, — наконец проговорила она.

Закончив есть, он помог ей выгрести золу из очага, а потом в тот знойный июльский вечер они отправились мимо пастбища к ручью и говорили о доме, который у них когда-нибудь будет.

К концу марта, незадолго до начала сезона дождей, они успели столько, что даже не верилось. Весь прошлый месяц Лот каждое утро вставал в пять, а Вилли на час раньше, чтобы сделать всю работу, какую только возможно, пока стоит ясная погода. Через неделю, сказал Лот, скорее всего начнется дождь, и если они не успеют собрать урожай до этого, он будет потерян — как и все, чего они добились за последние месяцы. Они понимали, что это значило, — еще один год перебиваться лишь тем, что у них было в прошлом году. И к тому же на следующий год у них будет ребенок вместо коровы. Лоту все равно очень хотелось и корову тоже. «Чтобы прокормить детей, не так уж много и надо, — спорил он, — а корова как раз поможет его кормить». Но Вилли была непоколебима: корова появится позже, а у ребенка должно быть хорошее начало. В конце концов Лот согласился: «Может, у нас хватит и на них двоих», — и вышел взглянуть на свежевспаханную землю, словно мог подсчитать урожай по бороздам.