Драмы. Стихотворения - Генрик Ибсен

Боркман (мягче). Ну, ну, рассказывай, Вильхельм.

Фулдал. Ты только послушай! Представь себе… прихожу это я от тебя сегодня вечером домой и вижу — письмо. Отгадай, от кого.

Боркман. Должно быть, от твоей дочки, от Фриды?

Фулдал. Именно! Как это ты угадал сразу? Да такое длинное… довольно длинное письмо от Фриды. Его принес слуга. И как бы ты думал, что она пишет?

Боркман. Уж не прощается ли с родителями?

Фулдал. Именно! Удивительно, какой ты мастер отгадывать, Йун Габриэль. Да, она пишет, что фру Вильтон очень добра к ней и вот берет ее с собой за границу. Чтобы Фрида училась там посерьезнее музыке, говорится в письме. И еще фру Вильтон позаботилась найти хорошего учителя, который поедет с ними и будет заниматься с Фридой науками. Она ведь, к сожалению, поотстала по некоторым предметам, понимаешь?

Боркман (подавляя клокочущий в нем смех). Так, так. Отлично, отлично понимаю все, Вильхельм.

Фулдал (с тем же увлечением). И подумай, она узнала о поездке только сегодня вечером. Там, в гостях, где она была, — ты знаешь. Гм! И все-таки нашла время написать. Да еще такое теплое, хорошее, сердечное письмо… уверяю тебя! Ни следа больше презрения к отцу. И это тоже такая деликатность, что она пожелала проститься с нами письменно… перед отъездом. (Смеясь.) Только не тут-то было!

Боркман (вопросительно глядя на него). Как так?

Фулдал. Она пишет, что едут они завтра рано утром. Рано-рано.

Боркман. Те-те, завтра? Она так пишет?

Фулдал (посмеиваясь и потирая руки). Да. Но я хитер, видишь ли. Я сейчас же прямехонько к фру Вильтон…

Боркман. Сейчас, вечером?

Фулдал. Ну, так что ж? Не так еще поздно. И если у них уже заперто, я позвоню. Без церемоний. Во что бы то ни стало хочу повидаться с Фридой, прежде чем она уедет. Спокойной ночи, спокойной ночи! (Хочет идти.)

Боркман. Послушай, бедняга Вильхельм, избавь себя от труда, не ходи…

Фулдал. Ты насчет ноги?

Боркман. Да. И к тому же ты все равно не попадешь к фру Вильтон.

Фулдал. Непременно. Буду звонить и трезвонить до тех пор, пока мне не отопрут. Я хочу видеть Фриду и увижу ее.

Элла Рентхейм. Ваша дочь уже уехала, господин Фулдал.

Фулдал (как пораженный громом). Фрида уже уехала? Вы это наверное знаете? От кого же?

Боркман. От ее будущего учителя.

Фулдал. Да?.. Кто же он?

Боркман. Некий студент Эрхарт Боркман.

Фулдал (просияв от радости), Твой сын, Йун Габриэль! И он поедет с ними?

Боркман. Да-а. Он-то и будет помогать фру Вильтон просвещать твою дочку Фриду.

Фулдал. Ну, слава тебе господи! Значит девочка в наилучших руках. Но разве это уже наверное, что они уехали с нею?

Боркман. Они уехали с нею в том самом возке, который переехал тебя по дороге.

Фулдал (всплеснув руками). Подумать только, что моя дочурка Фрида катила в таком щегольском возке!

Боркман (кивая). Да, да, Вильхельм, твоя дочь покатит теперь, нечего сказать! И студент Боркман тоже. Ну, а ты заметил серебряные колокольчики?

Фулдал. Как же!.. Серебряные, ты говоришь? Разве они серебряные? Из настоящего серебра?

Боркман. Уж будь уверен. У них там все настоящее. И снаружи и… внутри.

Фулдал (тихо, взволнованно). Ну, не диво ли, как может повезти человеку! Это мой… мой маленький поэтический дар перешел в музыкальный талант у Фриды. Все-таки, значит, не даром я был поэтом. Теперь она вырвется в широкий мир божий, наглядится на все чудеса, о чем когда-то мечтал я… В крытом возке едет моя маленькая Фрида… с серебряными колокольчиками…

Боркман. И переезжает родного отца…

Фулдал (весело). Э, что там! Стоит говорить обо мне, когда мое дитя… Ну, значит, я все-таки опоздал. Так пойду домой утешать ее мать. Сидит в кухне и плачет.

Боркман. Плачет?

Фулдал (посмеиваясь). Да, подумай! Так и заливалась, когда я уходил.

Боркман. А ты смеешься, Вильхельм!

Фулдал. Я… да! А она, бедняжка, не понимает хорошенько. Ну, так прощай! Хорошо, что у меня конка под боком. Прощай, прощай, Йун Габриэль! Прощайте, фрёкен! (Кланяется и медленно, с трудом ковыляет обратно по снегу.)

Боркман (стоит с минуту, молча глядя перед собою). Прощай, Вильхельм! Не в первый раз в жизни тебя переехали, старый друг!

Элла Рентхейм (смотрит на него, стараясь побороть волнение). Как ты бледен, Йун!

Боркман. Это все от тюремного воздуха там, наверху.

Элла Рентхейм. Я никогда не видала тебя таким.

Боркман. Да ты, верно, никогда не видала вырвавшегося на волю каторжника.

Элла Рентхейм. Пойдем же, пожалуйста, домой, Йун!

Боркман. Оставь эту песню. Я уж сказал тебе…

Элла Рентхейм. Но если я умоляю тебя! Ради тебя самого…

На пороге показывается горничная.

Горничная. Извините, но барыня велела запереть двери.

Боркман (тихо, Элле). Слышишь, они хотят запереть меня опять!

Элла Рентхейм (горничной). Директору не совсем хорошо. Он хочет еще подышать свежим воздухом.

Горничная. Но барыня сказала…

Элла Рентхейм. Я сама запру двери. Оставьте только ключ в замке.

Горничная. Помилуйте, мне что! Как хотите. (Уходит в дом.)

Боркман (стоит с минуту молча и прислушивается, потом быстро спускается на площадку). Теперь я вырвался из застенка, Элла! Теперь им не поймать меня больше никогда!

Элла Рентхейм (спускается за ним). Да ведь ты же свободен и там, Йун. Можешь уходить и приходить, когда тебе вздумается.

Боркман (тихо, точно опасаясь чего-то). Ни за что не пойду больше под крышу. Тут так хорошо ночью! Вернись я теперь к себе в залу — потолок и стены сдвинулись бы, раздавили, сплюснули бы меня, как муху…

Элла Рентхейм. Так куда же ты пойдешь?

Боркман. Только бы идти, идти, идти! Посмотреть, нельзя ли опять выйти на свободу, вернуться в жизнь, к людям. Хочешь идти со мною, Элла?

Элла Рентхейм. Я? Сейчас?

Боркман. Да, да, сейчас!

Элла Рентхейм. Далеко ли?

Боркман. Сколько хватит сил.

Элла Рентхейм. Что ты! Одумайся! В такую сырую, холодную зимнюю ночь…

Боркман (дико и хрипло). Ага! Фрёкен боится за свое здоровье? Да, да, оно ведь такое хрупкое.

Элла Рентхейм. Я боюсь за твое здоровье.

Боркман. Хо-хо-хо! За здоровье мертвеца! Ты меня смешишь, Элла! (Идет дальше.)

Элла Рентхейм (догоняя и удерживая его). Как ты себя назвал? Как?

Боркман. Мертвецом. Не помнишь разве — Гунхильд сказала, чтобы я лежал смирно, где лежу.

Элла Рентхейм (набрасывая на себя пальто, решительно). Я иду с тобою, Йун.

Боркман. Да, мы с тобою ведь пара, Элла. (Идет дальше.) Идем же!

Боркман и Элла Рентхейм уходят в лесок налево и мало-помалу скрываются из виду. Постепенно изменяется и весь ландшафт, становясь все более и более диким, исчезают из виду дом и двор, сменяясь опушкой леса, переходящей затем в чащу с тропинками и обрывами.

Голос Эллы Рентхейм (доносится из лесу справа). Куда же мы идем, Йун? Я не знаю этих мест.

Голос Боркмана (с более высокого места). Держись только моих следов на снегу.

Голос Эллы Рентхейм. Но зачем же нам взбираться так высоко?

Голос Боркмана (ближе). Нам надо взобраться по этой извилистой тропе.

Элла Рентхейм (еще за деревьями). У меня скоро сил не хватит больше!

Боркман (показываясь справа). Иди, иди! Теперь недалеко до открытого места. Там прежде стояла скамейка.

Элла Рентхейм (выходя из-за деревьев). Ты помнишь ее?

Боркман. Там ты можешь отдохнуть.

Они выходят на небольшую открытую поляну в лесу над крутым обрывом. Тропинка круто поднимается сзади них. Налево открывается вид на фьорд, находящийся глубоко внизу, и на высокие дальние кряжи, громоздящиеся один над другим. На краю обрыва, налево, засохшая сосна, под ней скамейка. Вся поляна занесена глубоким снегом. Боркман и Элла с трудом пробираются справа по снегу к скамейке.