Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен

выходил на первый план – зависело от обстоятельств того момента, и в последние бурные годы династии мы видим значительное движение к независимости в греческих городах Сирии и Киликии. И именно эти последние цари, которые упали до уровня почти что предводителей разбойничьих шаек, могли бы проявлять такой убогий эллинизм в своем литературном стиле – как и на их монетах. Таким образом, мне кажется возможным, что это письмо было написано каким-нибудь Антиохом из поколения Филадельфа или Азиатского. Однако я не буду отрицать, что гипотеза Радермахера в такой же степени возможна.

Я считаю, что церемониал селевкидского двора был гораздо свободнее, чем в иранских царствах. Например, нет никаких свидетельств того, что кто-либо из Селевкидов пытался ввести восточную практику падения ниц перед троном (проскинесис), как это делал Александр. Несомненно, главными развлечениями монарха были охота и пиры: и то и другое занимало большое место в древнем македонском, как и в древнеперсидском образе жизни[1897]. У нас есть указания на то, что древняя страсть к охоте не вымерла в домах Селевкидов и Птолемеев. Деметрия I, как мы видели выше, Полибий знал как страстного охотника, и даже в период последнего упадка династии Антиох Кизикский славился своей храбростью и умением на охоте. То же самое говорят нам и о Птолемее V Эпифане[1898].

На царских пирах блеск и изобилие золотой и серебряной посуды, льющиеся рекой роскошные вина – как кажется, свидетельство восточной роскоши[1899]; но ни в какой другой момент не проявлялась так явно разница между македонскими царями и восточным Великим Царем. Особое положение и недоступность восточного монарха были одной из его существенных характеристик[1900]. С другой стороны, даже Александр, хотя и перенимал все манеры Великого Царя, до конца поддерживал старые македонские обычаи товарищества и дружбы за чашей вина. То, что в такие часы македонский царь позволял себе отбрасывать все свое достоинство, казалось неприличным более церемонным грекам, и истории, которые нам рассказывают об Антиохе Эпифане, до некоторой степени объясняются македонскими обычаями. Мы слышим, что при дворе его отца, Антиоха Великого, танец с оружием исполнялся за обедом не только друзьями царя, но и самим царем[1901]. Следует обратить внимание, что для вождя танцевать военный танец после пира – обычай, который, как показывает нам Ксенофонт, существовал и у соседей македонцев – фракийцев[1902].

Когда мы обращаемся к селевкидским царицам, мы видим любопытное смешение всех трех традиций. Эллинская заметна в том, что и Селевкиды, и Птолемеи были, по сути, моногамны – одновременно у них была лишь одна законная или официальная жена. Ибо древние македонские цари, как и восточные, были многоженцами[1903]; в этом отношении их примеру следовал и Александр, который гораздо больше, чем его наследники, был склонен сохранять моду восточных дворов[1904]. Моногамия была лишь официальной, поскольку царь содержал столько любовниц, сколько ему было угодно; некоторые из них, как любовница Антиоха Эпифана, могли открыто наделяться властью. С другой стороны, в выборе супруг Птолемеи, а может быть, и Селевкиды следовали восточной практике так, что это оскорбляло греческую мораль, – они женились на своих сестрах. В Египте эта практика была допустимой, а среди древних персов не только допустимой, но и особенно угодной богу. Следует признать, что нет никакого точно известного примера брака родных брата и сестры среди Селевкидов. Если говорить об Антиохе, старшем сыне Антиоха III и Лаодики, может быть, это был как раз такой случай, но Лаодика могла быть ему сестрой и только наполовину – как и Лаодика, мать Селевка II, была наполовину сестрой Антиоха II.

Македонская кровь и традиция проявлялись в характере и в действиях цариц из дома Селевкидов и Птолемеев. В обеих династиях был целый ряд женщин с сильной волей, мужским характером, беспринципных – тот же тип, что сражался и интриговал ради власти в старом Македонском царстве. Лучше всего мы знаем последнюю египетскую царицу Клеопатру, но она была только одной из представительниц своего класса. Царицы и царевны не удалялись в тишину гарема. Они вмешивались в политические игры так же открыто, как и мужчины. Именно в политической сфере, а не в чувственной их страсти находили себе выход, а их преступления – мотивы. Иногда они даже выступали во главе армий. Мы видим, как одна из них поехала с копьем в руке по улицам Антиохии, чтобы отомстить своим врагам. Только в той интенсивности и безрассудстве, с которыми они преследуют свои цели, мы видим оставшуюся в них долю женственности.

Царя окружали придворные аристократы, которые носили титул «друзей» (φίλοι). К их обществу[1905] принадлежали крупные чиновники царства, министры разных департаментов и высшие офицеры армии. Они входили в совет (συνέδριον), который постоянно помогал царю советами в государственных делах[1906]. «Друзья» отличались тем, что носили багряные одежды, так же как некогда аристократы в царстве Ахеменидов, и греки, описывая их, употребляли похожие названия[1907]. Это объясняется обычаем, который существовал и среди персов[1908], и среди македонян[1909]: царь дарил своим друзьям драгоценные одежды. Согласно Ксенофонту[1910], никто при персидском дворе не мог носить такие одежды, кроме тех, кто получил их в качестве подарка от самого царя. У нас есть указания на то, что похожее правило действовало и в селевкидском царстве[1911]. В современной Персии дарение красивого платья считается обычным признаком благорасположенности шаха.

Среди самих друзей были разные степени. Насколько мы можем понять по нескольким замечаниям, связанным с селевкидским двором, они показывают близкую аналогию с системой, существовавшей во II в. до н. э. при дворе Птолемеев, такой, как нам ее показывают папирусы. Страк в своей статье по титулам Птолемеев[1912] выдвинул теорию, что эта система была заимствована при Птолемее V Эпифане от двора его великого тестя Антиоха III. Порядок этих классов не зафиксирован четко в имеющихся у нас документах. Очевидно, что высшая степень была «родич» (συγγενεῖς)[1913]. В письме к «родичу» царь обращается к нему «брат» или «отец»[1914]. В Египте далее после родичей шли люди, которых называют ὁμότομοι τοῖς συγγενέσιν, существование параллели для которых при селевкидском дворе пока не доказано; в селевкидских документах нет и ἀρχισωματοφύλακες или διάδοχοι. Однако в птолемеевской системе упоминаются πρῶτοι φίλοι[1915].

Важно заметить, как указывает Страк, что эти титулы не подразумевали какой-либо должности, хотя их, конечно, постоянно давали тем, кто занимал высокие посты в правительстве, в армии или при дворе. Их ближайшей аналогией в нашем мире