Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Проханов сам ко мне пришел. Довольно нахально, Сережа вообще парень такой. Пришел ко мне и говорит: «Я знаю, что вы ищете героя, так вот, можете больше его не искать, он перед вами». Я ему отвечаю: «Сережа, как актера я вас не знаю, поэтому давайте прежде всего пройдем в 202-ю комнату». А в этой комнате как раз и находились 18 бармалейчиков, которые «съели» уже не одного актера и с разыгравшимся аппетитом готовы были приняться за очередную жертву.
Я впустил его в комнату и закрыл за ним дверь. Раздался визг, треск, лязг, звон, а через некоторое время все вдруг стихло. Мертвая тишина. Думаю, ну вот, еще один доэкспериментировался. Открываю дверь. Сережа лежит на полу, извиваясь, а рядом с ним лежат дети. Проханов говорит: «Мы — рыбы, а рыбы молчат». Потом он вскочил, полетел бабочкой, и я увидел то, что искал: глаза детей, которые восторженно смотрели на него. Если бы он тогда вылетел в окно со второго этажа, они, не раздумывая, выбросились бы за ним. Все. Я нашел героя…»
В Театре на Таганке полным ходом идут репетиции спектакля «Мастер и Маргарита» по М. Булгакову. Вот уже почти восемь месяцев идет обкатка с одним и тем же составом, как вдруг 17 декабря Любимов выводит на сцену другой состав: в нем роль Бездомного исполняет Высоцкий, Берлиоза — Штейнрайх, Коровьева — Подколзин, Пилата — Пороховщиков. Многим присутствующим этот состав понравился больше, чем прежний. Однако Высоцкий в итоге от своей роли откажется.
Тем временем неумолимо приближается 70-летие Брежнева. По этому случаю на его голову продолжает сыпаться дождь подарков. Так, 17 декабря в этом деле отметились лидер Венгерской компартии Янош Кадар и президент Финляндии У.К. Кекконен, которые вручили юбиляру высшие награды своей родины: первый — орден Знамени ВНР, второй — Большой крест ордена «Белой розы Финляндии». На следующий день настала очередь соратников по Политбюро порадовать юбиляра дорогим подарком: в тот день вышел Указ о награждении генсека второй медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза и орденом Ленина. Кроме этого, его наградили Почетным оружием с золотым изображением Государственного герба СССР.
И еще один дорогой подарок был преподнесен Брежневу в тот день, 18 декабря: его личного друга, лидера компартии Чили Луиса Корвалана, который долгое время томился в застенках хунты, обменяли на диссидента Владимира Буковского. Обмен состоялся в Цюрихе, причем Буковского туда сопровождала спецгруппа КГБ «Альфа» (это была первая серьезная операция этого подразделения, созданного в 1974 году). Стоит отметить, что, когда за Буковским в Лефортовскую тюрьму (туда его перевели незадолго до обмена из «Владимирки») приехал один из «альфовцев» — Николай Берлев, который был одет в милицейскую форму, диссидент сразу догадался, к какому ведомству тот принадлежит. Уж больно вежливо себя вел: разорвал свой носовой платок и обмотал Буковскому запястья, чтобы наручники не резали кожу. Из Лефортова диссидента доставили на «рафике» в Чкаловское, чтобы оттуда лететь на «Ту-134» в Цюрих. С Буковским летели его мать, сестра и племянник (мальчика забрали прямо из палаты онкологического отделения больницы, где он лежал).
Самолет приземлился в цюрихском аэропорту после полудня. Место приземления было тут же оцеплено полицией — их было человек семьдесят. Все вооружены автоматами. Вскоре сюда же подъехал черный представительский автомобиль, в котором находился Корвалан. Еще через несколько секунд чилийский коммунист вместе с женой вышли на бетонку и направились к самолету. Как вдруг Буковский взъерепенился: «Это же американцы! Мы хотим в Швейцарию, а не в Америку. Я протестую…»
Корвалан с женой уже поднялись по трапу, заняли места в переднем салоне, а Буковский наотрез отказывался покидать самолет. Люди, приехавшие в автомобиле, заподозрив подвох со стороны чекистов, тут же выхватили из-под плащей автоматы и наставили их на «альфовцев». Ситуация создалась критическая. Тогда чекисты связались со своим шефом — Андроповым. Тот, когда ему сообщили о происшедшем, вдруг рассмеялся: сказал, что опять «вражьи голоса» поднимут вой о происках КГБ. Было приказано успокоить Буковского и передать, что никто не собирается его обманывать. Узнав, что свое честное слово ему дает сам Андропов, диссидент согласился покинуть самолет. Далее послушаем рассказ М. Болтунова:
«Командир экипажа сообщил: летим в Минск. Теперь заволновался Корвалан. Поначалу думали, что беспокойство связано с изменением маршрута, оказалось, дело в другом. Советское руководство приняло решение: после обмена в течение суток никаких заявлений не делать. Но Корвалан возражал: «Как же так, исчез, а куда?» Доложили в Москву. Вскоре было дано «добро», и Корвалан с борта самолета сделал заявление для печати.
В полете Берлев передал ему фотографию из журнала «Советский экран», где генеральный секретарь был изображен в национальной одежде, попросил автограф. Корвалан с удивлением рассматривал фото, потом написал несколько слов для Николая Васильевича.
В Минске они доставили Корвалана по назначенному адресу и поездом возвратились в столицу. На Белорусском вокзале их встречал генерал Бесчастнов…»
В воскресенье, 19 декабря, Брежневу стукнуло семьдесят. Утром, еще на даче, его поздравили домочадцы и охрана, после чего он отправился в Кремль — получать поздравления и подарки от соратников по Политбюро. Душа его радовалась — подарков должно было быть немерено, многие из которых, и он это знал, должны были поразить его воображение. Так и вышло: в тот день генсеку подарили» замечательное охотничье ружье, большое декоративное панно, золотые запонки (от дочери Галины и ее мужа Юрия Чурбанова), чорон с бриллиантами (последний генсеку лично доставил 1-й секретарь Якутского обкома. КПСС Гавриил Чиряев) и многое другое. Работать в тот день юбиляр, конечно же, не стал, поскольку он и в другие Дни не особенно загружал себя, а тут сам бог велел отдыхать и веселиться. А веселье в тот день лилось через край. В Георгиевском зале Кремля состоялся концерт, на который были приглашены сплошь одни звезды отечественной эстрады. Например, Аркадий Райкин, которого Брежнев просто обожал. Однако Райкин едва не опоздал к началу концерта, чего делать даже ему, мэтру, было непозволительно. Вот как об этом вспоминает Р. Ткачев — тогдашний главный администратор Ленинградского театра миниатюр:
«В день 70-летия Брежнева мы работали в Московском театре эстрады. Предполагая, что Аркадий Исаакович будет приглашен на правительственный концерт, я спланировал спектакль на дневное время и назначил начало на 13 часов. За два или три дня до юбилейной даты выяснилось, что в отличие от прошлых лет торжество в Кремле начнется в 16 часов. Все билеты к этому времени были уже распроданы, и мы решили спектакль не отменять, а сократить на 10–15 минут (обычно он шел не менее 3 часов). К антракту из Министерства культуры СССР приехал заместитель начальника Управления музыкальных учреждений Коновалов, чтобы лично сопровождать Аркадия Исааковича в Кремль. Антракт немного сократили, и Аркадий Исаакович решил, что в финале спектакля он вместо обычных трех монологов прочтет только один: оставшегося времени хватит, чтобы успеть в Кремль, благо от Театра эстрады до Кремля не более пяти минут езды. Кончилась последняя миниатюра, и Райкин. вышел на сцену с заключительными монологами. Прочитал первый. Как всегда, бурные аплодисменты. Он начинает второй. На часах — без пятнадцати четыре. Несчастный Коновалов побледнел, а Аркадий Исаакович приступил к чтению третьего. Когда занавес закрылся, он с виноватой улыбкой сказал, что не мог обидеть зрителей…»
Пианист Андрей Гаврилов тоже был участником того исторического концерта и вспоминает о нем следующим образом:
«Мы, несколько актеров и музыкантов, сидели отдельно, недалеко от главного стола, который по форме напоминал букву «Т». В президиуме члены Политбюро, за столом родственники и другие приглашенные. В паузах между тостами нас выпускали на маленькую эстрадку. Кто-то пел, кто-то декламировал стихи, а я играл Шопена. Когда банкет подходил к концу, к нам подсел какой-то странный человек и стал по очереди со всеми шептаться. «Кто это?» — спросил я Хазанова, сидевшего рядом. «Завотделом культуры Шауро, — сказал Хазанов и добавил: — Он сейчас желания исполнять будет». — «Как это?» — «Ну проси, что захочешь».
Шауро подсел ко мне, поблагодарил за выступление и спросил, не нужен ли мне рояль Стэнвей, который, по его словам, можно было достать через Совет министров. Не знаю почему, но я отказался, хотя дома у меня был старый, раздолбанный рояль…»
Между тем с соседом Гаврилова по столу Геннадием Хазановым на том концерте произошел забавный случай. Но прежде чем рассказать о нем, стоит вспомнить, как юморист вообще попал на него, ведь до последнего момента его участие в концерте стояло под большим вопросом, поскольку у него не было интермедии. Вернее, интермедий в его творческом багаже был вагон и маленькая тележка, но ни одна из них не была принята чиновниками из Минкульта, перед которыми артист выступал за несколько дней до концерта. Тогда Хазанов обратился к своему постоянному автору Лиону Измайлову: мол, напиши. Тот откликнулся й буквально за пару часов написал интермедию «Арбуз», в которой действовал уже популярный в народе герой — студент кулинарного техникума. Суть интермедии сводилась к следующему: студент съел арбуз, после чего отправился провожать свою девушку и всю дорогу искал «маленький домик».