Гвоздь в башке. Враг за Гималаями. За веру, царя и социалистическое отечество - Юрий Брайдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам эти дурацкие шуточки еще не надоели?
– Ну зачем же так? Не надо нервничать. Вы все же следователь с приличным стажем, а не кисейная барышня. Вам ли бояться оживших мертвецов? Давайте поговорим спокойно. Как мужчина с… прошу прощения, я, кажется, слегка заговорился… Как благородный человек с благородным человеком.
– Хорошо, Олег Наметкин, – с нажимом произнес Донцов. – Давайте поговорим. Хотелось бы знать: какова цель вашего звонка? Просто поболтать? Вам стало скучно на том свете?
– Только не надо язвить. Об упомянутом вами том свете я знаю предостаточно, и смею вас уверить, что это совсем не тема для упражнений в остроумии… А звоню я вам с чисто прагматической целью. У меня есть к вам одна просьба. Или, если хотите, предложение.
– Слушаю внимательно.
– Хотелось бы, чтобы нас оставили в покое.
– Кого это вас?
– Не разыгрывайте наивность. Вы меня прекрасно поняли. Конечно, все мои доводы в собственную защиту бездоказательны, но, поверьте, ставя нам палки в колеса, вы совершаете огромную ошибку, которая может сказаться плачевным образом не только на судьбе наших потомков, но и предков. О нынешнем поколении я даже и не упоминаю. Осмыслить мой тезис трудно, но тем не менее это истинная правда… Кроме того, все ваши потуги тщетны. Бессмысленно бороться с предопределенностью. Как ни старайся, а нас не одолеть. Все, что мне предстоит совершить, однажды уже свершилось, и лучшим доказательством этому является хотя бы тот факт, что я сейчас беседую с вами. Наше противостояние является лишь неотъемлемой частью всеобщего вселенского плана, в соответствии с которым существует и развивается мироздание. Вы, как умеете, досаждаете нам, мы, как можем, сопротивляемся. Обе стороны вдохновенно играют свои роли в грандиозной пьесе, финал которой заранее известен, но сюжет целиком зависит от импровизации актеров. Вот только заигрываться не следует, а вы, по-моему, грешите этим.
У Донцова было много недостатков и слабостей, но за словом в карман он никогда не лез. А вот сейчас сидел на койке, прижав телефонную трубку плечом к уху, и даже не знал, что ответить загадочному собеседнику.
– Почему вы молчите? – В голосе человека, назвавшегося Олегом Наметкиным, послышалась тревога.
Наконец Донцов выдавил из себя:
– Короче, вы считаете, что в нашем мире все предопределено?
– Конечно, неужели вы сами не сознаете этого? Для меня, например, сие является бесспорной аксиомой. А повидал я, смею заметить, немало. Мне дано было познать цену жизни и смерти, мгновения и вечности, полной свободы и рабской зависимости.
– Но если все уже предопределено, то зачем сопротивляться обстоятельствам, – возразил Донцов. – Не лучше ли отдаться на волю стихии случая.
– Предопределенность не возникает сама по себе. Она соткана из наших каждодневных поступков. За нее нужно бороться. История – это не остывшее раз и навсегда железо, а раскаленная заготовка, которую можно перековать на иной манер в любой ее момент и в любом месте. Этот мир однажды уже исчез, уступив место совсем другому, где люди были всего лишь дичью для быкоголовых чудовищ, называвших себя кефалогеретами.
– Я посоветовал бы вам обратиться к профессору Котяре, – сказал Донцов. – То, что вы шизофреник, ясно даже такому профану, как я, но он поставит более точный диагноз.
– Этого-то я и боялся. – Человек на другом конце провода тяжко вздохнул.
– Чего боялись – диагноза?
– Нет, отсутствия с вашей стороны сочувствия и понимания.
– За этими вещами следует обращаться к священнослужителям. А я всего лишь следователь. Гончий пес на службе закона.
– Понимаю… И тем не менее хочу повторить свою просьбу. Прекратите преследовать нас. Главное, что это абсолютно не нужно вам самому. Пора подумать о чем-то совсем ином. Простите за откровенность, но вы обречены. Операция, на которую возлагается столько надежд, не поможет. Метастазы уже достигли мозга, и об этом, наверное, знают все, кроме вас… Зачем вам вдобавок губить еще и меня?
Он умолк, вероятно, ожидая ответа, но Донцов не проронил ни звука. Каждый думал о своем, и мысли эти были тягостными.
Первым молчание нарушил тот, кто выдавал себя за Олега Наметкина.
– Я представляю ваше состояние, – сказал он. – Еще раз простите. Грустно говорить об этом, но мы могли бы как-то скрасить остаток ваших дней. К примеру, обеспечить деньгами.
– Теми самыми, которые вы украли из сейфа братьев Гаджиевых? – Донцов не мог удержаться от этой маленькой колкости.
– За это нас нельзя упрекать. Деньги, о которых идет речь, были нажиты нечестным путем и предназначались для грязных целей. Мы же употребили их во благо.
– Наняли киллера?
– Я нанял его для самого себя. Как другие нанимают сиделок, домработниц, любовницу. Что здесь зазорного?
– Для себя, говорите, наняли… А вы, случайно, не Доан Динь Тхи, вьетнамская иммигрантка?
– Я не вправе сообщать вам какие-либо сведения, которые потом можно будет использовать против нас.
– Как же тогда мы добьемся взаимопонимания? На какой почве?
– Только на почве доверия. Мы очень хотим вам поверить. Поверьте и вы нам.
– Честно сказать, в услышанное от вас верить трудно. Это бред если не по форме, то по содержанию. Раньше я и не предполагал, что вокруг столько ненормальных. Я не могу потакать их прихотям, порожденным больным воображением. У меня есть вполне определенные обязанности по службе. Сейчас я занимаюсь конкретной задачей – поиском преступников, убивших Олега Наметкина. Если вы как-то причастны к этому делу, прошу к ответу. Для вас это наилучший выход. В юридической практике предусмотрен целый комплекс мер, поощряющих сотрудничество со следствием.
– То есть за явку с повинной вы обещаете мне условно-досрочное освобождение? – В трубке раздался легкий смешок. – Спасибо и на этом. Но в чем вы видите мою вину? В смерти Олега Наметкина? Тогда это надо расценивать как самоубийство. А такой статьи в Уголовном кодексе я что-то не припоминаю.
– Не старайтесь запутать меня. Совершено преступление, зарегистрированное в установленном законом порядке. Есть труп… то есть был. Есть настойчивое желание главного врача клиники найти и наказать убийцу. А все остальное – это лирика, пустые словеса.
– Старый лицемер…
– Это вы о ком?
– О профессоре, конечно. Не убийцы ему нужны, а Олег Наметкин в любом виде.
– Возможно, у вас имеются к профессору какие-нибудь претензии? Не применял ли он к Олегу Наметкину сомнительных или недозволенных методов лечения?
– Вы не услышите от меня ни единого слова, которое можно использовать во вред хоть кому-то. Я вас уже предупреждал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});