К. Р. - Элла Матонина. Эдуард Говорушко

Отец видел, что Гавриил — второй сын — увлекается всем военным, мечтает о подвигах, о курсах Академии Генерального штаба.

Но, наверное, оттого, что двух старших сыновей они с женой держали в излишней строгости, мальчики выросли стеснительными, неуверенными в себе. Для них, уже юнкеров, поездка в Царское Село без провожатого была целым событием. За час до выезда они чувствовали себя не в своей тарелке.

Гаврилушка должен был выйти в Конно-гренадерский полк, но по совету отца вышел в лейб-гвардии Гусарский полк Его Величества. Во-первых, желание отца для него было законом; во-вторых, полк стоял ближе к дому. Отец поздно понял, что старшим детям будет трудно в самостоятельной жизни. И правда, с Гаврилушкой, например, всякий раз что-нибудь да случалось. То он неправильно наденет кушак, и главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич, поставив его перед зеркалом, саморучно перетянет кушак. То, облачившись в красный доломан, золотую амуницию и Андреевскую ленту для встречи с эскадронным командиром, стукнется головой о притолоку избы. Он всегда молчал, боялся сделать лишнее движение, ничего не пил на больших обедах офицеров — стеснялся. Когда его пригласили в Манеж на парад к завтраку Царя, он сказал, что должен идти на занятия с солдатами. Потом, конечно, ему объяснят, что Царю не отказывают, даже если ты Великий князь. Но, что касается занятий с солдатами в учебной команде и уроков с воспитанниками школы солдатских детей, здесь он всегда был лучше всех. И многие даже не понимали, зачем Великому князю так усердствовать. Он усердствовал всегда на военной службе — в ночных разъездах, в пробегах на 80 верст, в обязанностях на биваках. Он не жаловался, когда винтовка до крови набивала ему спину или соседи в строю сжимали его с двух сторон так, что он едва держался в седле и терпел ужасную боль в ногах. Но он научился и винтовку пригонять как следует, и ездить в строю.

Вполне заслуженными были подарки старшим сыновьям в день производства их в офицеры. Иоанчик получил палаш деда, Великого князя Константина Николаевича, Гаврилушка — дедову саблю с датой на ее клинке Венгерской кампании, за участие в которой дед получил Георгиевский крест.

Младших мальчиков Константин Константинович воспитывал иначе. Несущийся поток жизни, усложнившиеся общественные условия требовали от князей большего знания жизни, ее понимания, большей свободы в личном поведении. И, конечно, Костя, Олег, Игорь, потом Георгий были самостоятельнее, энергичнее, раскованнее. Они умели определиться в своих желаниях и настоять на них.

Как и старшие братья, они были высокого роста, с красивыми романовскими глазами, отличались большим шармом. Олег обещал стать поэтом, Игорь был живой, веселый, остроумный, готовый уговорить на любую шалость даже Государя Николая Александровича, Георгий — впечатлителен, меланхоличен. Он тяжело переживал революционные события в России и говорил, что хочет умереть.

Но эти слова произносились значительно позже. А тогда вся дружная семья Константиновичей путешествовала по Волге для осмотра русских древностей. Впереди были Углич, Романов-Борисоглебск, Ярославль, Ростов Великий, Кострома, Нижний Новгород, Владимир, Суздаль, Москва. Предстояло плыть пароходом, ехать поездом и на лошадях. Константин Константинович сидел в каюте, с палубы доносились музыка и смех его детей. А он записывал в дневник: «Получил письмо от Татианы… длинное, обстоятельное, содержательное, остроумное. Очень развилась славная девочка… Татиана вернулась из-за границы счастливая и довольная. Ей было там хорошо, но она узнала тоску по родине».

Судил ли отец строго детей, хвалил ли — любовь его к ним была безмерна…

В Великом князе всё было эстетично, но скромно, его выдержке все удивлялись. Как говорила дочь Татьяна, он вообще был стоик. Никогда не сердился, всегда спокоен. Не торопился, не волновался, совсем не походил на других людей. Дети любили слушать, как он играл Шопена, и восхищались его дивным туше. Знали, что отец болезненно переживает появившееся отчуждение между русскими людьми, носившими военный мундир и гражданский сюртук. Носящих погоны окрестили «тупой военщиной», штатских звали «шпаками». А он любил гармонию во всем, напоминал, каких замечательных людей вырастила эта самая «военщина»: Сумарокова, основавшего при Первом кадетском корпусе Императорский театр, поэта-гусара Лермонтова, поэта Дениса Давыдова, «льва» русской литературы Толстого. А преображенец Мусоргский, моряк Римский-Корсаков, герой Турецкой кампании Гаршин! (Со временем этот список пополнится именами поэтов, георгиевских кавалеров — самого Великого князя и Николая Гумилёва.)

Приемная отца для семьи приобрела определенные удивительные очертания: здесь можно было встретить члена правительства и волостного писаря, академика и сельского учителя, гимназистку и сбежавшего из корпуса кадета. Дети дорожили именем отца — оно было известно всей России. Даже в оппозиционной престолу среде. Во время железнодорожной забастовки 1905 года забастовочный комитет рабочих дал инструкцию пропускать состав Константина Константиновича без задержек. Такое исключение было сделано для единственного Романова.

Лучшее из опыта собственной семьи он перенес на огромную семью детей, подростков, юношей — кадет и юнкеров. Кадетские корпуса были такими учреждениями, в которых Русское государство пыталось дать молодому поколению цельное, целостное, интегральное воспитание. В первую очередь христианское и духовное, во вторую — интеллектуальное и патриотическое. Само слово «кадет» происходило от латинского «капителлум», что значит «маленький капитан». Этим маленьким «капитанам» предстояло стать достойными гражданами России. Он брал за основу воспитания, как и в собственной семье, чувство любви и всячески старался смягчить суровые методы военной педагогики тех лет.

Сохранилась деталь его пребывания в Псковском кадетском корпусе. Собрались все учащиеся на «прибивку знамени». На столе, крытом красным сукном, лежало знамя. Вице-фельдфебель Ушаков, безусый, светловолосый — его Великий князь со времени своей службы помнил маленьким, беленьким мальчиком — держал древко. В него, начиная с Его Императорского Высочества, все кадеты вбили по гвоздику. Через час состоялся парад с передачей знамени.

Великий князь, как уже говорилось, добился возвращения кадетским корпусам знамен, «сданных в архив», и распорядился выносить их на парадах как символ воинской доблести.

В самое ближайшее время воинскую доблесть предстояло проявить его собственным детям и воспитанникам военных учебных заведений. По сути, тоже детям, недаром Константина Константиновича называли «отцом всех российских кадет».