Сочинения — Том I - Евгений Тарле

9

Уизи Фицджеральд, один из отпрысков этой старой и разветвленной ирландской фамилии, принял от лорда Веллингтона приглашение вступить в кабинет для заведования министерством торговли. По этой причине на основании английского закона он должен был сложить с себя звание представителя от ирландского графства Клэр, в качестве которого он заседал в нижней палате. Тотчас же он, как водится, поставил там наново свою кандидатуру, и все были уверены, что эта формальность, переизбрание депутата, ставшего министром, пройдет без всяких осложнений. К общему изумлению оказалось, что есть еще один кандидат на освободившуюся вакансию, именно О’Коннель. Новость была изумительная, ибо О’Коннель как католик не имел права заседать в парламенте. Лорд Эльдон и другие крайние враги эмансипации указывали на эту выходку О’Коннеля как на решительное вступление до сих пор легально действовавшего агитатора на революционное поприще, ибо, домогаясь всю жизнь эмансипации католиков, он вдруг как бы принял свою мечту за действительность и, вопреки ненавистному для него, но существующему еще в полной силе закону, намерен стать членом парламента. Дело заключалось еще в том, что «Католическая ассоциация» (инициатива предприятия принадлежала ей) и О’Коннель убедились в необходимости начать непосредственную борьбу после того, как они обстоятельно ознакомились с настроением католических арендаторов — избирателей графства Клэр. Арендаторы решительно не желали выбрать своего прежнего депутата, принявшего пост в торийском кабинете Веллингтона, не то расположенном дать эмансипацию, не то отказывающем в ней. Они были настроены так, что воспрепятствовать им бороться значило остаться позади движения и сильно охладить нацию. Тут не О’Коннеля вели, но и не О’Коннель вел; тут возбужденное О’Коннелем движение несло и его, и друзей вперед. О’Коннель и решил согласиться на предложение «Католической ассоциации» и выставить свою кандидатуру против Уизи Фицджеральда. Собственно, в точном смысле слова постановка кандидатуры ничего незаконного в себе не заключала; акт 1673 г. вовсе не запрещал католикам баллотироваться в члены парламента: этот акт говорил лишь о том, что выбранный должен принести такую-то и такую-то присягу (которую католик принести не может, не отрекаясь от догматов своей веры). Но, разумеется, ни для кого не было и не могло быть неясным, что О’Коннель баллотируется не затем, чтобы потом перед парламентским клерком отречься от католицизма, а для иной цели. Этой целью было поставить правительство в возможно более трудное положение, в необходимость либо дать эмансипацию, либо отказать человеку, выбранному в представители народа, в праве занять принадлежащее ему место только на основании того, что он католик. Кабинет колебался и не решался в вопросе об эмансипации, теперь же О’Коннель ставил Веллингтона в необходимость совершить грубое насилие во имя принципа, который самому Веллингтону кажется довольно несправедливым и ненужным.

Избиратели графства Клэр, узнав о решении О’Коннеля, были в совершенном восторге. Возбуждение дошло до того, что вице-король лорд Энгльси спешно требовал новых и новых военных подкреплений на всякий случай. Огромные массы уже стекались в Эннис, где должны были произойти выборы; в несколько дней было собрано столько [денег], сколько собиралось обыкновенно за год, все на избирательные расходы. О’Коннель обратился с воззванием к избирателям, в котором он говорил, что его избрание — это шаг к эмансипации, его успех — успех всей католической Ирландии, т. е. огромного большинства нации. По всем дорогам, на всех холмах графства Клэр можно было видеть членов «Католической ассоциации» и священников, произносивших агитационные речи в пользу О’Коннеля. Дело было летом (конец июня и начало июля 1828 г.), и митинги продолжались чуть не круглые сутки: менялись только ораторы и публика, но на местах, признанных удобными для митингов, всегда стояла толпа. В церквах такие митинги были особенно многочисленны и людны. «Каждый алтарь был трибуной», — говорит друг и помощник О’Коннеля — Шиль; «Где только появлялся священник или агитатор, мгновенно собиралась чернь, даже в глухой час ночи», — скорбно констатирует враждебный О’Коннелю «Annual register» за 1828 год [21]. Духовенство пускалось даже в обстоятельные разъяснения пастве, что вотировать за О’Коннеля значит вотировать за господа бога, а за противника О’Коннеля — все равно что за сатану. Боевым кличем было: «За бога и О’Коннеля!» Лендлорды со своей стороны устраивали митинги, на которых не переставали говорить против О’Коннеля; протесты аргументировались иногда довольно курьезно с апломбом такой чудовищной лжи, к которой люди привыкают только от долголетней уверенности в невозможности для оппонентов тотчас же их изобличить. Двадцатипятилетняя реакция, наступившая после 1798 г. и прерванная только агитацией О’Коннеля в начале 1820-х годов, и одарила ирландских лендлордов этой привычкой. Так, на своих митингах они наивнейшим образом сетовали на О’Коннеля за то, что он нарушает своим поведением стародавние превосходнейшие отношения, патриархальные чувства, существующие между землевладельцами и их арендаторами. Агитаторы «Католической ассоциации» много над подобными заявлениями смеялись. О’Коннель в речи, сказанной перед избирателями, снова и снова указывал на боевое значение своей кандидатуры в деле уничтожения исключительных законов против католиков: «Я хочу положить этой системе конец, я прихожу сюда, чтобы покончить с ней». Выбранным оказался О’Коннель. Триумф «Католической ассоциации» и ее вождя был полный, и вся католическая Ирландия рукоплескала клэрским избирателям. На одном протестантско-аристократическом собрании сэр Доусон, родственник Роберта Пиля, сам бывший членом министерства, живописал «Католическую ассоциацию» весьма мрачными красками, все подчеркивая ее огромную власть. «Состояние Ирландии есть аномалия в истории цивилизованных наций. Правильно, что у нас есть правительство, которому оказывается наружное повиновение, которое ответственно перед парламентом и перед богом в отправлении своих функций; но столь же правильно, что огромнейшее большинство (ирландской — Е. Т.) нации в устройстве дел своей страны сообразуется не с законным правительством, но с неответственной, самовольно учрежденной ассоциацией. Спокойствие Ирландии зависит не от королевского правительства, но от повеления «Католической ассоциации». Духовенство (англиканское — Е. Т.) в своей десятине, лендлорды в своей арендной плате — все они зависят от того или иного приказа «Католической ассоциации», обращенного к ирландской нации. Такой совершенной системы в организации не достигал никто, ни один человек, не обладающий законной властью правительства». Эти слова Доусона — лучшая характеристика организаторских талантов О’Коннеля. В заключение своей речи консервативный оратор заявлял, что единственный способ успешно бороться с о’коннелевской моральной диктатурой заключается в даровании эмансипации, ибо до тех пор, к сожалению, страна будет слушать агитаторов. Подобное мнение все больше и больше проникало в самые нетерпимые, самые консервативные протестантские слои. Первый министр (Веллингтон) был того мнения, что Ирландия — накануне открытого бунта, если продолжать слишком упорствовать и не дать эмансипации. Роберт Пиль хотя и поссорился со споим родственником Доусоном за то, что он в своей речи высказался слишком решительно в пользу эмансипации, тем не менее понимал своим широким государственным умом, что уступить необходимо, и только лично желал выйти из кабинета: ему казалось это необходимым ввиду прежней слишком решительной своей оппозиции всем планам эмансипации. К концу 1828 г. в Ирландии и Англии друзья и враги католиков уже понимали достаточно ясно, что министерство переживает последние колебания. Как мы уже сказали, отделаться этой в сущности совсем для правительства безобидной уступкой не могло не казаться людям веллингтоновского склада нужным и удобным стратегическим приемом: революция в Ирландии была бы не страшна при внутреннем спокойствии Англии, но именно этого спокойствия в Англии не было, а лорд Веллингтон являлся самым беззаветным врагом всех требовавших парламентской реформы английских радикалов. Вот была одна из серьезных причин, побуждавших к уступке, к устранению призрака ирландской смуты. В конце концов и Пиль, всегда бывший в трудные моменты особенно необходимым герцогу Веллингтону, решил остаться в министерстве и помочь провести билль об эмансипации католиков. Министерству пришлось выдержать сильную бурю со стороны главных сановников англиканской церкви, многих протестантских фанатиков из числа членов палаты лордов, наконец со стороны короля Георга IV. Но самые недвусмысленные известия приходили в течение всей осени 1828 г. и зимы 1829 г.; волнение после избрания О’Коннеля не уменьшалось; агитация его и его друзей усиливалась. О’Коннель и «Католическая ассоциация» старались поддерживать в стране брожение, но в то же время, пугая этим брожением министерство, не давать брожению перейти в революцию. Из, так сказать, инстинктивной эта политика теперь делалась едва ли не сознательной. Ирландия была переполнена спешно созываемыми войсками, но, во-первых, доводить дело до резни было явно несвоевременно, а во-вторых, далеко не на всех солдат можно было положиться. Повторялись слова, сказанные одним солдатом 21-го полка: «Есть два способа стрелять: можно выстрелить в человека и поверх человека; и если бы нам скомандовали против О’Коннеля и нашей страны, я думаю, мы бы знали это различие». На солдат ирландского происхождения надежда была действительно очень плоха.