Мемуары - Лени Рифеншталь

Деньги из Нью-Йорка так и не поступили. Что оставалось делать? Покупать все в долг? Лишь незадолго до отъезда машин я получила спасительную телеграмму:

«Договор заключен. В пути 10 000 долларов. Письмо последует.

Радость длилась всего несколько часов. Другая телеграмма чрезвычайно удручила меня. В ней содержался отказ от участия в экспедиции оператора Хольштера, сотрудничавшего со мной в Африке при съемках «Черного груза», а теперь, к сожалению, заболевшего в Индонезии желтухой. Найти столь ценному сотруднику замену за короткое время было невозможно.

В это непростое время я познакомилась с юношей, которому впоследствии за многое была благодарна. С тех пор нас связывает дружба. Ули Зоммерлат, молодой студент-медик, приходил на помощь экспедиции в любое свободное время.

Мои спутники должны были отправиться без меня. У меня оставалось еще слишком много дел, главное из которых — найти оператора. Договорились встретиться в Хартуме.

Двадцать пятого октября 1964 года последние ящики погрузили в автобусы. Наступил час прощания. Я обняла Вальтера и Дитера, и под проливным дождем оба «фольксвагена» покинули двор моего дома на Тенгштрассе. Мы с Ули махали им вслед, пока уехавшие не скрылись из виду.

Усталые, но довольные, что все успели, мы с Ули поднялись в мою квартиру. Тут-то по радио и сообщили страшные новости из Африки: в Судане разразилась революция, смещено все правительство, а его члены арестованы. Только подумать — среди них находились мои знакомые и друзья, на чью помощь я так рассчитывала… Мой друг тоже заметно расстроился.

В подобных обстоятельствах наша затея с экспедицией показалась мне бесперспективной. Увы, я знала, что такое Судан. Даже в нормальных обстоятельствах поездка по этой стране была сопряжена со многими трудностями… Сразу же все отменить, остановить машины — вот какая мысль первой пришла мне в голову. А если Вальтер и Дитер не сумеют даже приземлиться в суданском аэропорту? Машины сожгут, водителей арестуют… Риск слишком велик. Но и ждать, когда беспорядки прекратятся, мы тоже не могли себе позволить…

Ули сразу же попытался связаться с посольством. Никто не ответил. Я позвонила суданским знакомым и осведомленным друзьям в Германии, никто не мог сказать практически ничего. Затем мы связались с аэропортом и узнали, что воздушное сообщение с Хартумом прекращено на неопределенное время. Ули обратился даже в агентство прессы, но и там знали не больше, чем мы. Вскоре выяснилось: никакой информации пока нет, никто не знает, возможно ли вообще добраться до Судана.

Так как же быть с нашими машинами? Мы позвонили в Геную капитану нашего корабля. Не смог бы он в случае отмены морского плавания привезти наших людей с собой обратно? Он отказался, все места были зарезервированы заранее. Если к моменту прибытия корабля в Порт-Судан с революцией еще не будет покончено, выгружать автобусы ни в коем случае нельзя — слишком велика опасность ареста… Капитан, правда, предложил в этом случае взять Вальтера и Дитера вместе с «фольксвагенами» с собой до следующей гавани в эфиопском Массауа, но дальше — нет.

О революции уехавшие члены экспедиции узнали в Генуе, оба были готовы взять риск на себя. Я же пребывала в нерешительности еще много часов.

Мы постоянно перезванивались. Когда наконец наступил момент, который уже нельзя было отодвинуть, а оба мои спутника нервно и нетерпеливо требовали от меня принятия окончательного решения, я сделала глубокий вдох и тихим голосом произнесла:

— Поезжайте. Желаю счастья, надеюсь на встречу в Хартуме.

Революция в Судане

Беспорядки в Судане продолжались почти три недели. Мои люди все еще находились в море. Только в середине ноября я смогла полететь в Хартум на лондонском самолете. Настроение — самое подавленное. В огромном салоне кроме меня находилось шесть пассажиров. Ранним утром мы приземлились в Хартуме. Я прошла таможню и стремительно покинула аэропорт. Передо мной предстала какая-то призрачная картина. Везде лежали перевернутые, горящие автомобили. Чудо, что вообще еще ездили такси. Тогда в Хартуме не существовало названия улиц и нумерации домов, поэтому дорогу следовало знать назубок, да к тому же умудриться внятно объяснить путь водителю.

После продолжительных поездок по пустынным улицам и многочисленным местам пожарищ, мы наконец нашли дом, где меня с нетерпением ждали немецкие друзья. Теперь я из первых уст узнала, что произошло: губернаторы всех провинций находились в тюрьме — не в Хартуме, а почти в тысяче километрах к западу отсюда, неподалеку от Дарфура.

Рассказывали, что начиналось все безобидно: несколько студентов Хартумского университета устроили демонстрацию, требуя от властей разрешить южным суданцам учиться наравне с северными. Протестовали также против явной коррупции, имевшей место при строительстве Асуанской плотины. Соглашение между Суданом и Египтом оговаривало, что часть Судана около Вади-Хальфа должна была в процессе возведения плотины оказаться под водой. Это означало полное затопление нескольких городов и селений. Местных жителей, правда, предполагалось переселить в другие районы. По слухам, изрядная сумма денег, специально для этой цели выплаченных Египтом Судану, была истрачена членами правительства в личных целях. Сплетни или факты — кто мог проверить? Во всяком случае, за несколько дней небольшая демонстрация переросла в большой пожар. Результат — сотни трупов…

Генерал Абул был провозглашен новым руководителем суданского правительства, и, казалось, он взял ситуацию под контроль, но, не смотря на это, все время вспыхивали уличные бои, происходившие и у дома моих немецких друзей, семьи Вайстроффер.

Я подумала об Абу Бакре, моем лучшем суданском друге, которому я обязана своей встречей с нуба. В Африканскую войну он служил в армии полковником и принимал участие в боях против Роммеля, которого тем не менее очень ценил. Взяв такси, я направилась на поиски и поехала в его министерство. Все помещения оказались пусты. Двери распахнуты. Я ходила из комнаты в комнату — ни одного человека. Я пошла вдоль коридора до конца и тут увидела закрытую дверь. Распахнув ее, не поверила своим глазам: за письменным столом сидел Ахмад Абу Бакр. Итак, его не арестовали, он находился на свободе, он был здесь! Мы обнялись со слезами на глазах.

— Ахмад, — сказала я, спустя несколько мгновений, — по чести сказать, я уже собиралась навещать вас в тюрьме, а нахожу вас здесь. Какое счастье!

Абу Бакр, излучавший необыкновенное, по нашим европейским понятиям, спокойствие, умел сохранять самообладание даже в самых сложных ситуациях. Он очень внимательно выслушал мои рассказы о приключениях последних недель и, улыбнувшись, произнес:

— Лени, вы очень храбрая женщина.

На вопрос, есть ли у меня шанс еще раз отправиться к нуба, он посоветовал набраться терпения и подождать, что будет дальше. Обрадованная встречей с Абу Бакром и полная надежд, я вернулась в дом моих друзей. В первый раз за долгое время появилась возможность немного расслабиться. Превосходный климат действовал на меня благотворно, — в это время не было жары. Лучистое синее небо, красивый сад, великодушие и гостеприимство хозяев — всем этим я наслаждалась несказанно.

Но революция еще не закончилась. Все время возобновлялись уличные бои, происходили убийства. В хартумском Немецком клубе царило беспокойство, никто не знал, чего ожидать от будущего. Большинство немцев жило здесь уже много лет. Мои соотечественники работали в промышленности, строили водопроводные системы, были заняты на метеорологических станциях в аэропорту. Семьям их жилось хорошо, никто не хотел покидать Хартум. У них были прекрасные дома и сады, из-за жары работа начиналась рано — в половине восьмого, и заканчивалась в большинстве случаев в два часа. После обычного для Африки послеполуденного отдыха они ходили в гости к друзьям, чтобы провести в приятных беседах так называемый «час чаепития». Во время вечерней трапезы под ясным звездным небом в садах вспыхивали разноцветные лампочки, освещавшие деревья и цветы. Казалось, что и весь мир также в полном порядке. Эта чудесная атмосфера всегда влекла в Африку чужестранцев — отнюдь не только немцев.

Пришла долгожданная весть: пароход с Вальтером и Дитером прибыл. Мои люди связались со мной по телефону. Дорога от Порт-Судана до Хартума — приблизительно 900 километров — трудна, транспорт передвигался по ней обычно в сопровождении конвоя. Чтобы поберечь машины, пришлось перегрузить их на поезд.

Вечером я приветствовала Вальтера и Дитера на вокзале. Вайстрофферы любезно разрешили молодым людям остановиться у них. Машины, оказавшиеся в полном порядке, разместили пока в саду наших гостеприимных хозяев.