Мир Реки: Темные замыслы - Филип Фармер

Ваш корреспондент потянул еще немного того снадобья, которое храбрит и оглупляет, и сказал:

— Но все дело в том, что оно принято. И если сюда придет мужик с квалификацией вдвое более высокой, чем у вас, он тоже должен будет принять как факт, что он никогда не поднимется выше, чем на второе место. Он будет главным помощником капитана Фаербрасса на строительстве и первым его помощником на корабле. Вот и все.

— На свете нет человека с вдвое лучшей квалификацией, чем у меня, — ответила она, — разве что появится офицер с самого «Графа Цеппелина». Слушай, мне это все обрыдло.

— Тут очень дымно и жарко, — сказал ваш корреспондент, вытирая пот со лба. — Однако я хотел бы побольше узнать о вашем прошлом, детали вашей жизни на Земле. Знаете, это та чепуха, которая больше всего интересует людей. И еще историю о том, что произошло с вами сразу после Дня воскрешения. И…

— Вы что, надеетесь, что я вывернусь наизнанку, накурившись травки, и поддамся вашим победительным чарам и жизнелюбию? Уж не собираетесь ли вы ухаживать за мной?

— Ни боже мой! — сказал я. — Этот визит чисто профессиональный. Кроме того…

— Кроме того, — продолжала она, оскалив зубы, — ты же меня боишься, верно? Все вы таковские! Вы хотите доминировать, хотите командовать! Если вам попадется женщина, у которой побольше мозгов, такая, которая может оттрепать вас в драке, которая действительно выше вас, то пар сразу со свистом начинает выходить из вас, как из проткнутого воздушного шарика. Ах ты, шарик с фаллосом!

— Ну-ну, миз Галбирра, потише, — сказал ваш Неустрашимый, чувствуя, что его лицо покрывается краской.

— Отваливай, малыш, — сказала интервьюируемая.

Ваш корреспондент решил, что будет разумней повиноваться этому приказу. Интервью, хоть и не вполне законченное с нашей точки зрения, завершилось окончательно.

Глава 12

На следующее утро Джилл взяла «Сплетницу» с лотка около здания редакции. Кое-кто из тех, кто, по-видимому, уже прочел газету, косились на нее или откровенно ухмылялись. Она открыла газету на листе «Новоприбывшие», подозревая, что она там обнаружит, и обозленная еще до того, как начала читать.

Листы шуршали в ее трясущихся пальцах. Интервью было ужасное, хотя ей следовало бы знать, что издатель конца XIX века, вроде Багта, с удовольствием напечатает такую чушь. Да кто он такой, этот издатель маленькой, грязной, желтой газетенки в каком-то задрипанном городишке в Территории Аризона? Да, вот именно! В Томбстауне![92] Фаербрасс ей что-то о нем говорил такое.

Но что ее особенно разозлило, так это фотография. Она о ней и не подозревала, но кто-то из толпы, встретившей ее в утро прибытия, щелкнул ее. Вот она стоит, схваченная в какой-то идиотской, почти похабной позе. Голая, низко перегнувшаяся в талии, груди висят, как у дойной коровы, один конец полотенца заведен куда-то назад, а другой находится спереди, как будто ее поймали в ту минуту, когда она протирает в паху. Смотрит она куда-то вперед и вверх, рот раскрыт, и все лицо состоит будто только из носа и передних зубов.

Уверена, фотограф сделал и другие снимки. Но Багг выбрал именно этот, чтобы сделать из нее всеобщее посмешище.

Джилл была в таком бешенстве, что чуть-чуть не забыла свой грааль. Вращая его на веревке одной рукой и представляя, как вышибет им мозги у Багта, со скомканной газетой в другой, собираясь засунуть ее Баггу в одно место, она бурей ринулась в здание редакции. Но, добежав до двери, она остановилась.

— Постой, Джилл, — сказала она себе. — Ты действуешь так, как он и рассчитывал, как они все надеются. Действуй хладнокровнее, не будь психопаткой с обостренным коленным рефлексом.

Конечно, заехать ему по роже в его собственном офисе было бы огромным удовольствием. Но это может все погубить. Тебе приходилось выносить и худшее, и все же ты добралась до самого верха.

И Джилл медленно отправилась домой, а петля с граалем свободно свисала с ее руки. В сумеречном свете она прочла газету до конца. Она была не единственной, кого Багг оклеветал, опорочил, оболгал и осмеял.

Сам Фаербрасс, хотя с ним обошлись очень осторожно в статье о ней, резко критиковался в других статейках, и не только Баггом. Страница «Vox рор»[93] содержала несколько подписанных писем от граждан, очень недовольных политикой Фаербрасса.

Когда она покинула равнину и пошла дорогой, ведущей через холмы, кто-то ее тихонько окликнул. Повернувшись, она увидела Пискатора. Он улыбнулся, идя ей навстречу, и сказал со своим оксфордским акцентом:

— Добрый вечер, гражданка. Смею ли я проводить вас? Может, нам обоим будет вместе лучше, чем в одиночестве? Или нет?

Джилл пришлось тоже улыбнуться. Он говорил так серьезно, почти так, как говорили где-нибудь в семнадцатом веке. Это впечатление усугублялось его шляпой — высоким цилиндром, несколько скошенным к верхушке и с широкими круглыми полями. Он чем-то напоминал ей шляпы новоанглийских пилигримов. Цилиндр был изготовлен из красно-коричневой кожи, содранной с бесчешуйчатой красной рыбы. Несколько алюминиевых блесен приколоты к полям шляпы. На плечи накинуто полотнище черной ткани, заколотое у горла. Еще одно полотнище темно-зеленого цвета служило килтом, а сандалии были сшиты из той же красной кожи.

На плече он нес бамбуковое удилище, в другой руке держал свой грааль. Под локтем была зажата смятая газета, а с плеча на веревке свисала плетеная корзина.

Он был высоковат для японца — макушка его головы достигала носа Джилл. Черты лица весьма привлекательны. В них слабо ощущалось его монголоидное происхождение.

— Предполагаю, вы прочли газету? — спросила она.

— К сожалению, почти всю, — ответил он, — но не печальтесь. Как говорит Соломон о зубоскалах в притче двадцать четвертой: «Мерзок он человеку»[94].

— Я предпочла бы слово «человечеству». Он казался удивленным.

— Но какая?.. Ах, понимаю, вы возражаете против мужского рода… Но слово «человек» включает в данной форме и женщину, и ребенка.

— Это-то я знаю, — сказала она так, будто повторяла одно и то же в тысячный раз, что было, в общем, близко к истине. — Это я знаю. Но мужской род подготавливает и говорящего, и слушателя к тому, что слово «человек» ассоциируется только с мужчиной. Использование же слова «человечество» заставляет думать людей о homo sapiens как о комплексе обоих полов.

Пискатор со свистом втянул воздух сквозь зубы. Она считала, что он скажет: «Ах так!» Но он не сделал ничего подобного. Вместо этого он произнес: