Философия достоинства, свободы и прав человека - Мучник Александр Геннадьевич

В 1937–1938 годах по разнарядке из Москвы были расстреляны 1800 заключенных. Палачи заводили узников в помещение, оглушали их ударом березовой палицы по голове, раздевали и связывали проволокой. Затем людей везли к ямам, выкладывали по пять тел в ряд, убивали выстрелами в голову, а помощники в это время подтаскивали к ямам следующих.

Так были убиты философ и ученый П.А. Флоренский, реставратор А.И. Анисимов, изобретатель Л.В. Курчевский, адвокат А.В. Бобрищев-Пушкин, удмуртский просветитель К.П. Герд, идеолог панисламизма И.А. Фирдекс, цыганский король Г.П. Станеско, сестра милосердия Л.А. Соколова-Миллер, академик С.Л. Рудницкий, «служители культа» Ш.Г. Батманишвили, П.И. Вейгель, Д.Г. Воскресенский, С.И. Эроян, профессора П.П. Казаринов, П.И. Кикобидзе, Х.И. Гарбер, С.Ф. Васильев, Р.Н. Литвинов, исследователь В.М.Чеховский, детский врач Г.А. Тюрк, студент-юрист Г.Д. Марченко. Сотни имен. Ум, честь и совесть России, да и не только России» («Новая газета» — N 10, 21.12.2009 г.).

Концентрационные лагеря стали основным местом и дьявольским инструментом уничтожения российской интеллигенции. Особенно этими достижениями прославилась Колыма, где с 1934 по 1954 гг. располагались исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа с особенно тяжкими условиями каторжного труда заключённых. Как справедливо заметил российский писатель Анатолий Владимирович Жигулин (1930–2000): «На Колыме начался и закончился мор старой русской интеллигенции. В забоях с кайлом и тачкой, в стуже бараков, при жидкой баланде, умирали престарелые профессора, врачи, инженеры, писатели, артисты». Преимущественно таким способом большевистская держава, нещадно и не печалясь, расправилась с великим интеллектуальным достоянием Российской империи. Как обращал внимание А.И. Солженицын на особенности репрессивной практики карательных органов большевистской империи: «Брали слишком состоятельных, влиятельных, заодно и слишком самостоятельных, слишком умных, слишком заметных… И так население встряхивалось, смолкало, оставалось без возможных руководителей сопротивления. Так внушалось благоразумие, отсыхали прежние связи, прежние знакомства…». Вся дальнейшая история населения СССР в полной мере доказала, что не могут быть счастливы люди, которые ненавидят своих соотечественников только за то, что последние смогли сохранить в себе ум и знания, честь и совесть. Поскольку в результате подобной изуверской политики в стране весьма скоро обнаружился дефицит именно этих непременных свойств цивилизованной личности, то таковые с готовностью и без ложной скромности стали приписываться правящим партиям и их вождям, которые, по иронии судьбы, как раз и были начисто лишены этих бесценных качеств.

Особенно ощутимо результаты повсеместной «интеллектуальной чистки» сказались на исторической судьбе Украины. При этом на безумную политику центра свой неизгладимый отпечаток наложила устойчивая местная традиция. Как справедливо утверждал один украинский журналист, «Украина, на мой взгляд, никогда не любила умных людей. По этой причине отсюда выехало много талантов. Примеров тому — огромное количество. Им здесь было неуютно, поскольку вокруг были те, у кого из-за собственной бездарности появляется неудержимое желание задушить талант других» («Киевский телеграфъ». - N 38, 5.09.2006 г.). Сходной точки зрения придерживается и другой украинский журналист и писатель, который в ответ на вопрос коллеги о том, почему не возвращается на родину его знаменитый на весь мир друг, ответил: «Не нужен он своей родине. Украине вообще никто не нужен. Это её извечная проблема, все лучшие люди отсюда выдавливались. Посредственность всегда не потерпит рядом что-то выдающееся, великое. Здесь уже никого почти не осталось» («Сегодня». - N 221, 9.10.2009 г.).

Подобную ситуацию уже на своём личном примере в переписке со мной поведал В.А. Коротич. В частности, он вспоминал об отношении к себе украинских коллег, когда его почти в директивном порядке «приглашали» на работу в Москву: «Практически только Бажан и Загребельный были для меня искренними и важными собеседниками. Когда меня уже совсем забирали в Москву, я позвонил Павлу Загребельному и он сказал: «Едь отсюда, уезжай, если есть такая возможность, тебя здесь разорвут». Почти теми же словами сказал мне Яковлев, когда я кокетничал у него в кабинете: «Мы вас не раз спасали, я лично спасал, вы там чужой и раздражаете их своей независимостью, своим городским мышлением. Хотите — ни слова никто не скажет в вашу защиту и вас тут же разорвут в Киеве… (позже Яковлев сказал мне: «Как же вас хотели уничтожить в Киеве, но мы не дали…»)». Что правда, то правда: где-где, но в Украине умели «разрывать» талантливых и независимых людей с «городским мышлением». В конце концов, практически всех представителей «городского мышления» таки выдавили из Украины. Те же, кому удалось чудом уцелеть, ныне ежедневно становятся очередной жертвой неистовых представителей партии этнической нетерпимости, о чём с завидной регулярностью транслируют СМИ «независимой» Украины, которые, кстати, тоже могут похвастаться тем, что стали независимыми от конкуренции с носителями «городского мышления».

Действительно, если имперский центр не любил и выдавливал из страны тех незаурядных людей, которые по принципиальным соображениям не принимали его политику, то принципиальной политикой Украины стало выталкивание талантливых людей по одной только той причине, что Бог одарил кого-либо из них творческим началом в большей степени, чем остальных. Одно только это качество и делало отмеченных Божьей милостью счастливчиков несчастными жертвами традиционно завистливого и нетерпимого к талантам, к мыслящей интеллигенции очень специфического населения этой территории. На эту традиционную черту местечкового национального характера прямо и недвусмысленно обратила внимание украинский психолог в статье «Коллективный портрет», отмечая, что «надо признать, что мы генетически ненавидим интеллигенцию, буквально сознательно не взлелеяли ее такой, которую должен был бы иметь многочисленный европейский народ. А то, что стихийно засеялось, с намеком на интеллигентность, истребляем с тупой грубостью кирзака» («Украинская правда», 12.11.2009 г.). Не соглашусь с автором только в одном: что мы вправе именовать европейским народом ту общность людей, которая уже на протяжении многих веков успешно истребляет свою интеллигенцию. Очевидно, что здесь мы сталкиваемся с проблемой, которая сугубо по ментальным причинам препятствует осуществлению конституционного права человека на свободу творчества. Этой свободы по определению не может быть в стране, где склонность к созиданию может стать угрозой для безопасности человека.

Наиболее наглядно характерная для многих наших соотечественников зависть и нетерпимость к талантам проявилась в известном противостоянии между Героем Социалистического Труда, кавалером восьми орденов Ленина, трижды лауреатом Сталинской премии, украинским ботаником Трофимом Денисовичем Лысенко (1898–1976) и выдающимся российским биологом, генетиком Николаем Ивановичем Вавиловым (1887–1943). Это противостояние закончилось для последнего трагически: 6 августа 1940 г. во время экспедиции на Западную Украину он был арестован. В постановлении на арест было указано что, «продвигая заведомо враждебные теории, Вавилов ведёт борьбу против теорий и работ Лысенко, имеющих решающее значение для сельского хозяйства СССР». Следствие вел помощник начальника следственной части Главного экономического управления НКВД СССР Алексей Григорьевич Хват (1906–1990). Подавляющее число протоколов допросов начиналось стандартным образом: обвиняемый представлялся — «Академик Николай Вавилов». Хват педантично добавлял в протоколе — «Говно ты, а не академик!». В целом это было не следствие, а пытка. По описанию одного из источников оно было представлено как «многочасовая стойка по четверо, пятеро суток, ноги распухали так, что приходилось разрезать штанины брюк». 9 июля 1941 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Н.И. Вавилова к высшей мере уголовного наказания — расстрелу. Его исполнение, к счастью, было отсрочено. 23 июня 1942 года Президиум Верховного Совета СССР постановил заменить Н.И. Вавилову высшую меру наказания 20 годами лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях. Однако уже было поздно: 26 января 1943 г. Н.И. Вавилов умер в тюрьме г. Саратова от воспаления лёгких.