Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Вверху кружит ведущий самолет Патфайндеров.

«Как далеко мы от цели, штурман?»

«Примерно 25 миль».

«О’Кей, приготовить предварительный маркер».

«Готово».

Голос из средней башни:

«Зенитки стреляют слева сзади».

«О’Кей».

Внизу загрохотали орудия. Впереди лежит Берлин, темный и молчаливый. Берлин похож на огромную притаившуюся мышь, которая боится шевельнуться и просто окаменела. Внезапно она пробуждается к жизни. На крышах замелькали сотни вспышек выстрелов, открывают огонь зенитки в парках и на вокзалах.

«Не дергайся, ради Христа, командир. Еще минуту», — говорит штурман.

Снова слышен голос капитана:

«О’Кей».

Никто не говорит долго. Обе руки лежат на штурвале, глаза всматриваются в темноту, чтобы вовремя обнаружить опасность, а в душе живет надежда, что опасности не будет. Его самолет кажется просто огромным, единственным в небе, и все орудия внизу кажутся нацеленными на него. Вспышки выстрелов короткие и злые.

А внизу у немцев он первым появляется на экране катодной трубки в виде маленького пятнышка. Гражданское население давно укрылось в убежищах, но гражданская оборона, полиция и пожарные начинают нервно вслушиваться в шум моторов приближающегося противника.

«Подходим, командир. Ровнее — подходим — подходим — есть! О’Кей. TI-маркер сброшен».

Через несколько секунд он взрывается, рассыпая искры по земле. Огромная масса зеленых шариков, которые ярко светятся во мраке. Бомбардировщики получили прекрасную точку прицеливания…

Воздух, один из самолетов ударного соединения.

«Вот они, командир, прямо впереди», — восклицает бомбардир.

«Прекрасно. Патфайндеры прибыли вовремя».

Штурман смотрит на хронометр и отдает команду. Бомбардир начинает отсчет. Должны пройти 3 минуты 20 секунд. На всех остальных самолетах бомбардиры делают то же самое, бомбардировщики ложатся на боевой курс, прорываясь сквозь стальную завесу. Зенитки палят со всех сторон. Черные шары разрывов возникают в небе то тут, то там. Мечутся лучи прожекторов, пытаясь поймать противника. Бомбардир начинает отсчет.

«Три минуты, командир».

Соединение движется, подобно колонне линкоров. Выше мелькают сотни прожекторов истребителей, которые освещают бомбардировщики. Ju-88 и Me-110 бросаются на противника, подобно стае ядовитых черных пчел. Небо полно разноцветных трасс, одни летят вверх, другие опускаются вниз. Часть трасс идет горизонтально, так как открыл огонь один из наших стрелков.

Осталось две минуты.

Вниз идут новые осветительные ракеты, и становится светлее, чем днем. Ослепительные лучи прожекторов еле заметны в мерцающем сиянии множества ракет. Теперь разноцветные трассирующие пули мелькают справа и слева, выше и ниже. Некоторые бомбардировщики взрываются, получив прямое попадание — огромные клубки пламени медленно разворачиваются в небе. Оставляя за собой хвост черного дыма, они летят к земле.

Осталась одна минута. Открываются створки бомболюка.

Бомбардир продолжает считать.

«50 секунд».

«40 секунд».

Разрывы зенитных снарядов буквально повсюду, но ведущая группа бомбардировщиков не потеряла строй, хотя сбито несколько самолетов. Уцелевшие продолжают идти к цели. Но краткие мгновения боевого курса растягиваются на целую жизнь.

Снова слышен голос бомбардира:

«Красный ТТ прямо по курсу».

«Отлично вижу, воздушный маркер тоже».

«30 секунд».

Строго горизонтальный полет. Кто-то впереди вспыхивает. Целая горсть зажигалок высыпается прямо на маркеры. Зажигалки ложатся цепочкой длиной целую милю, но с высоты она кажется не длиннее тросточки.

«20 секунд».

«Ровнее — держать — Пошли бомбы!» — кричит бомбардир. В его голосе слышится облегчение.

«Ланкастер», избавившись от груза, буквально прыгает вперед и начинает снижаться, набирая скорость. Однако он продолжает лететь над горящим городом. Сектора газа брошены вперед до отказа, и моторы оглушительно ревут. Их грохот больно бьет по ушам.

А внизу начинается извержение вулкана. Множество зажигалок рассыпано вокруг наземных маркеров, которые уже начинают гаснуть. Вверх поднимаются клубы черного дыма, однако новые маркеры взрываются в воздухе и плавно опускаются в район цели, где уже бушует пламя. Поэтому бомбардиры имеют возможность целиться наверняка. Тяжелые бомбы рвутся одна за другой, и с высоты четко видны тускло-красные вспышки разрывов. Каждый самолет ведет фотосъемку. Внизу словно ад разверзся.

Когда на цель выходит последняя группа бомбардировщиков, пожары, вызванные первой, пылают вовсю. На фоне пламени сверху ясно видны самолеты, летящие над обреченным городом.

Зенитный огонь начинает стихать, прожектора гаснут. В очередной раз система ПВО проиграла битву.

В свете пожаров кружатся несколько листовок, однако они тут же вспыхивают в языках пламени, вырывающихся из окон разрушенных домов.

Вскоре весь атакованный район превращается в сплошное море огня, и последний бомбардировщик сбрасывает свои бомбы. Английские самолеты собираются в точках рандеву, и уцелевшие поворачивают домой.

Вот так все это делали совсем молодые парни, обладавшие отвагой, умением и получившие хорошую технику. Немцы сделали все, что было в их силах, чтобы остановить англичан, но напрасно. Им приходилось учитывать слишком много факторов: их отвлекали ложные атаки; бомбардировщики летели несколькими волнами. Они могли прибывать с интервалом в один час в течение всей ночи, а немецкие истребители просто не могли столько находиться в воздухе. И в каждом налете использовались все новые изобретения английских ученых, которые помогали справиться с немецкой ПВО.

Это было только начало. Завершились три года экспериментов. Был найден правильный ответ на все вопросы, и бомбардировочная авиация, наконец, смогла ударить по-настоящему. Она могла выбирать между стратегическими и тактическим целями, которые были в равной степени уязвимы для бомб.

Глава 16

Эскадрилья «Икс»

Наступила середина марта.

Зенитный огонь над Францией был не слишком сильным. Хотя орудия начинали стрелять со всех сторон, когда какой-нибудь самолет сбивался с курса и оказывался в защищенной зоне. В других случаях ночь проходила спокойно. Яркая луна заглядывала в кабину моего «Ланкастера», и было светло, почти как днем. Внизу под нами смутно виднелся французский пейзаж, частично скрытый тонким слоем белых облаков.

В кабине было довольно жарко. Я крикнул радисту:

«Эй, Хатч, отключи обогрев».