Критика цинического разума - Петер Слотердайк

для размышлений, продлившегося до мая 1919 года, – когда потерпели неудачу и немецкие эксперименты по установлению советских республик, – реакционеры более четко определили для себя цель своих действий: с декорацией республики должно быть покончено. В головах представителей националистического и солдатского лагеря еще до первого серьезного контрреволюционного выступления – капповского путча (март 1920) бродила мечта о нанесении крупного удара.

Из меморандума генерала фон Лоссова:

Он состоит из чисто военной и гражданской политико-экономической частей. Задачей обеих частей является подготовка всего народа к нанесению удара и формирование у всего народа установки на труд и верную духовную ориентацию после проведенного удара.

I. Военная часть

… Улучшение отношений может опираться исключительно на силу оружия. Вооруженные силы наносят первый удар, очищают атмосферу, быстро и непреклонно устраняют все то слабое и преступное, что мешает нормально дышать народу. После проведенного удара часть народа, держащая в руках оружие, представляет собой главную силу, на которую будет опираться гражданский и экономический диктатор…

<…>

3. Подготовка

а) мобилизация рейхсвера и студенчества (!)…

b) мобилизация граждан…

<…>

d) составление черных списков.

II. Гражданская часть

<…>

Пресса

Определенного рода указания и намеки, часто совершенно безобидные и невинные, постоянно мелькая (!) на страницах прессы, будут в значительной мере способствовать решению задачи воспитания народа… (Цит. по: Gumbel E. J. Verschwörer. S. 28–30).

Скрытая завесой секретности, правая военщина переходит на свой истинный язык. Тайна заговора избавляет ее от необходимости притворяться. Вовне – «безобидные и невинные намеки». Внутри – цинизм как нормальный тон. Некий лейтенант Майерль писал Бертольду, вождю «Железного дивизиона», добровольческой военизированной организации, вынашивавшей в 1919–1920 годах планы крупного «удара»:

Хочется надеяться, что будущий диктатор не забудет объявить вне закона евреев. Достаточно одной ночи, чтобы поголовно истребить этих собак. Я уже составил черный список, чтобы убить именно тех, кого нужно…

Ведь этого заслуживают и некоторые неевреи… (S. 23).

Немецкие заговорщики с самого начала позаботились о надлежащем маскараде. Только тот, кто может выглядеть безобидным, окажется способным нанести удар в благоприятный момент. Добропорядочно-обывательский цинизм, который проглядывает в меморандуме Лоссова, предполагает условием для установления диктатуры пропаганду чистых и непоколебимых принципов; поэтому гражданская подготовка «удара» с необходимостью должна быть серьезной, открытой, публичной, апеллирующей к идеалам, безобидно и ненавязчиво намекающей. «Работа велась открыто под вывеской „Антибольшевистской лиги“»[320] (S. 30). Чем более высокими являются публично провозглашаемые цели, тем в большей тайне держатся цинические средства.

Насколько сильно действия и мышление немецких правых проникнуты духом солдатского цинизма, свидетельствуют документы, связанные с самой нашумевшей акцией «народных» «идеалистов» – с убийством министра иностранных дел Германии Вальтера Ратенау в Берлине 24 июня 1922 года.

Когда Ратенау направлялся… со своей виллы в Грюневальде в Министерство иностранных дел, с его автомобилем поравнялся другой, которым управлял студент Эрнст Вернер Техов. В нем сидели старший лейтенант в отставке Эрвин Керн и Герман Фишер. Керн и Фишер расстреляли Ратенау из автоматов и бросили в его машину ручную гранату. Ратенау был убит сразу…

После покушения Техов заявил: «Дело выгорело. Мы уложили Ратенау. Мы сделали это, чтобы спровоцировать красных на выступление. У нас кончились деньги» (S. 48).

Преступники рекрутировались из бывшей бригады Эрхардта, позднее превратившейся в «Организацию Ц», а также из других «народных», заговорщических и антиреспубликанских, организаций. Фишер покончил с собой; Керн, главный исполнитель террористического акта[321], погиб в перестрелке, возникшей при задержании. Гюнтера, «в отношении которого было больше всего опасений, что он может разболтать все секреты», попытались отравить шоколадными конфетами, начиненными мышьяком, но попытка не удалась.

Наиболее интересной личностью был Вилли Гюнтер (который участвовал в разработке плана покушения. – П. С.). Во время войны он был дезертиром и подделывал документы, выдавал себя за лейтенанта турецкой армии, был разоблачен, отбывал наказание за дезертирство…[322] Он принимал участие в капповском путче и благодаря этому вступил в контакт с полковником Бауэром и Людендорфом. Он был членом Союза несгибаемых, Немецкого союза, Немецкого союза офицеров, Союза верности, «Шуцбунда» (Союз защиты и отпора врагу – Schutz- und Trutzbund) и Немецкого национального союза молодежи. На одном из «вечерних собраний» этого союза его чествовали как убийцу Ратенау. У него были найдены письма от Хельфериха, Людендорфа… Одно из десяти писем Людендорфа начиналось «Дорогой Гюнтер!» и заканчивалось словами «С сердечным приветом» (S. 49).

В свое оправдание Техов, которого изображали «народным идеалистом», заявил на суде, что ему сказали, будто выезд 24 июня, во время которого произошло убийство, планируется как пробный. Керн «склонил его к сотрудничеству» посредством угроз. Он согласился принять участие в операции, потому что сильно нуждался. Эрнст фон Саломон, молодой человек, который был замешан в подготовке к убийству, тоже показал, что полагал, будто готовится «освобождение заключенных». Представитель защиты заявил: хотя политическое убийство было осуществлено из достаточно «благородных принципов», в деталях «все замышлялось вовсе не так». Техов вызвал сильные симпатии в обществе; в Технической высшей школе Берлина было публично проведено собрание в его поддержку.

Искусство политического притворства было органически присуще правым заговорщикам. Так как они считали себя обманутыми, или, если выразиться иначе, имели возможность оправдать свои действия лживой ссылкой на то, что были обмануты, они требовали для себя права объявить реальности тайную войну. Поскольку они хотели спасти «народные» иллюзии, традиционные привилегии и патриотические фантазии о величии, они объявили хитрость подлинной моралью. С деланым гиперреализмом они принялись защищать свои иллюзии. Результатом оказались некоторые примечательные стратегические планы. Гумбель отмечает, что «Организация Ц» окружала себя и «политическими фантазиями» типа следующей:

«Организация Ц», впрочем, развила целую систему политических фантазий. Наилучшим примером была вышедшая уже в 1920 году книга Зольфа, в прошлом майора, под названием «1934. Возрождение Германии». Объявленный в полицейский розыск полковник Бауэр написал к ней предисловие. Здесь средством для возрождения Германии объявлялось все то, что противники сегодняшней Германии ставили ей в вину как доказательство ее стремления развязать войну.

Прежде всего там был «Клуб чистосердечных». Он располагал сетью доверенных людей по всей стране, и целью его была война против Франции, чтобы отомстить ей. Глава его не назывался по имени, он был генерал. (Точно так же, как в Национальном объединении Людендорф обозначался как диктатор Л, а Эрхардт – как «консул».) У клуба были и вполне простодушные и безобидные члены, которые до последней минуты не имели никакого представления о происходящем. (Точно так же, как и в организации Эшериха или в «Гражданской самообороне».)