Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

Мы с нём знакомы с малых лет. У него была одна мать вдова́я и две сестры, он рос негой, и не раз приходилось видеть по праздникам, как он у́росил[539] и издевался над матерью и сёстрами. Мать за ним ходила как за царём, вот откуда у него гордость. В 72-м году оне уехали в США, ета история продолжалась, в 80-х годах он приехал в Бразилию, женился на Варваре Марковне Килиной – двоюродна сестра моёй Марфи, Тимофея наделили хорошим капиталом всё ро́дство, он переехал в Аргентину. Дух в нём не часовенного согласия, а спасовца. Был он совсем неграмотный по духовному, все его замечали как чужого, даже поговаривали: «С нём надо поаккуратне, он не наш», но нам его было жалко, мы за него заставали[540].

Время шло, он читал плохо, у него всегда был бизнес впереди, а духовно взади. В Аргентине в конце 80-х все духовны лицы уехали, остались все невежи, вот оне и выбрали Тимофея в наставники, но он ни а ни бэ, и Кондрат Бодунов вовсе. В 92-м году мы вернулись из Чили, и летом к нему приехали его ро́дство, оне сделали тайный собор, пригласили моего брата Степана и через брата и меня. Я спросил: «Зачем?», Степан ответил: «Хочут собор переделать по-своему, как был раньше у Шарыповых». Я возразил и сказал Степану: «Тебе ето надо? И зачем всё ето? Снова раскол и вражда, все люди как люди, подошли в один собор, а оне мутют воду. Ты как хошь, а я не хочу ети тайны шишиканье, надо идти за правду». Смотрю, и Степан тоже так же судит. Вот с етих времён наш Тимофей поставил точкю на меня, а чичас я вижу, он тихонькю создал спасовский сонм.

Но мне вот что интересно. Нихто не позаботился ето расследовать, и никому ничто не нужно, вроде того: да творись воля Божия. А какого-то Данила видят, но нихто ишо не позаботился побеседовать с нём: слухи идут, а правды нихто не знает. Дак вот к кому голову приклонить? Мы уже семнадцать лет страдам за бабьи сплетни. Но вот приведу один пример, что уже раньше произошло.

Когда приехали из Китая в Бразилию, тоже изогнали Анфилофьевых из деревни: как будто Анфилошиха колдунья. Оне уехали от деревни за триста кило́метров, у них жёны имели всегда связь со своим ро́дством. Время шло, дети и внучаты росли, и правнучаты пришли и выросли – но точкя, их изгнали. Оне постепенно стали жить по-слабому, развратились, а чичас понабрали из ихнего племя. Дак хто здесь виноват? Конечно, хто их выгонял. Вот ето нерадение и приносит всё остальное, слабости и разврат.

Вернёмся к нам. У нас одиннадцать детей, пятнадцать внучат, уже двух надо женить, после внучат будет сотня. С кем оне будут жениться? Нас гонют, а детей привлекают, а не знают: ето же будут враги. Мои дети и внучаты хорошо знают, что мы страдам безвинно, а племя у меня большое. Слышу, моих детей везде привлекают и все удивляются, каки́ воздоржны, обходительны, ласковы и красивы. Дак хто их сохранил – дураки? Алексей, сын, приехал с Аляске, тоже новость рассказал, случай. Люди спрашивают: «Ето что, Данилов бандит?» – «Нет, ето Степанов Павел». – «Как так, а мы думали, Данилов, а ето Степанов парень. Такой воздоржный?» – «Нет, ето Данилов Алексей». – «Дак как так, у Данила такой парень порядошный, а у Степана бандит?» Алексею уже запрос: «Алексей, ежлив у тебя таки́ же братьи, как ты, мы любу́ дочь за них отдадим».

Мне вот что чу́дно. Мои ребята куда ни приехали, везде их привлекают, и одне слухи: каки́ красивы, ласковы, обходительны и простые. Мне всё чу́дно: что же думает Тимофей со своёй свитой? Ведь всё же происходит на его глазах!

А вот ишо одна новость. Феня, наша невестка, Тимофею двоюродная сестра. Оне к Тимофею приехали в гости, и он с ними молился одним крестом, и ели-пили из одной посуде, Андриян с Неонилой тоже. И что он думает: я поганой, а мои дети нет? А мои дети со мной вместе, молимся и кушаем. Однем словом, лицемер. Мой брат Степан был второй помощник, но за язык его Тимофей выжил, за то что правду говорит. Смотря на ето всё, Степан остыл и перестал ходить молиться.

Степан обратился ко мне и спросил:

– Когда будет земля?

– Да, братуха, будет, всё в своё время. Всё подано на запрос, чичас ведём договоры с русской Торговой палатой и с министром економическом развитием.

– Данила, а на что работать будем? Деняг-то нету.

– Молись Богу, братуха, и всё будет хорошо. Но слухи прошли, будет земля, народ уже ждёт, я ето чётко знаю, вот разрабатываю пошире всю систему, чтобы всем хватило хорошо устроиться.

Ну вот, надо ехать в Буенос-Айрес за племянником Коляй. Я поехал, встретил, всё нормально. В обратным пути я наказал ему строго:

– Коля, наш магазин береги, расширяй шире и присматривай, как лучше промыслить и сеть создать. Я твоей маме обещал всю сеть магазинов отдать в управление, а мы будем снабжать все наши магазины. Но одно прошу строго: сам хошь празднуй как хошь, но моих детей не задевай, у нас религия и закон, я не хочу разврату в моей семье. Никуда их не води, а то у тебя будет проблема со мной.

– Да вы что, дядя Даниель, я ето хорошо понимаю. Всё так будет, как вы хотите.

– Вот и хорошо, договорились.

Мы приехали, я устроил его в дому с Софониям возле магазина, а мы жили на ферме арендованной, двенадцать гектар земли и дом.

16

У нас с сыном Андрияном не пошло, он у меня Наполеон, тёщиной закалки. Повозил фрукту, овощь два месяца и запсиховал: то ему не так, друго́ не так, мене́ приказал: «Ты вози фрукту, а то я сплю». Хорошо, я стал возить фрукту, овощи. Но и в магазине у него не пошло с Софонием. У Софония с народом всё отлично, его клиенты сполюбили, я старался даже не мешать, а вот у Андрияна с клиентами уже не так получается, он вечно всех учит, как жить на белом свете, – вот и пошло коса на камень. Однажды он мене́ звонит и говорит:

– Я Софоньку уберу, а рабочих наставлю.

– Да ты что, сдурел? Я вместе с рабочими тебя уберу.

– Но приезжай, разберёмся.

– Да так и будет.

Я приехал – Вася ишо был с нами, – спрашиваю у Софония, что случилось. Он толькя одно сказал:

– Я с Андрияном работать не буду. – И больше ничего не добился от него.

– Вася, рассказывай, что случилось.

– Брат, я не хочу в ето дело вмешиваться, но полнико́м здесь Андриян виноват. Он принародно Софония ругал, а Софоний не вытерпел и схватился с нём, и дошло почти до драки.

– Ну, всё я понял, обычно одна и та же песня.

А вот и явился Андриян, и сразу:

– Мне Софонькю не надо, я на его место рабочих поставлю, он такой-сякой.

– Андриян, Софонькю уберёшь, и я с нём уйду.

– А у вас всё заодно.

– Нет, Андриян, надо на поворотах потише, и для клиентов ни ты, ни я не гожие, а вот Софоний их привлекает. А етот магазин мой, он на меня оформлен.

– Ну и что, мы в другим месте откроем, и все клиенты к нам перейдут, ето уже случалось в Ла-Пасе. Я не хочу, чтобы вы здесь были.

– Как так? Я ишо из Аньелё говорил, что мы устроимся в Ринконе, а ты хотел открыть в Кутрал-Ко.

– Раз так, я уеду в Кутрал-Ко, открою ишо больше вашего магазина, рабочих наставлю, и у меня ишо лучше вашего пойдёт.

– Андриян, даю срок ровно месяц, и ты прогоришь.

Андриян слушать не захотел, собрался и всё. Я отдал ему арендованной грузовик и деняг, чтобы начал работать, и он уехал.

Мы остались с Софонием и спокойно продолжали работать. У нас работа шла хорошо, Никит с Марфой и Ларивоном снабжали нас овощами, а что не хватало, доставали в Неукене на оптовым рынке. Нам возил груз Карлос с Моникой и за провоз брал четыреста долларов, мы нанимали его два раз в неделю, а то и три раза́. Карлос с Моникой были очень довольны, что у них работа появилась постоянно. Вот тут и появился Коля. Первы дни он вёл себя отлично, я очень был рад и даже стал расшитывать на него в будущим.

Пришла осень, всё застыло, я семью перевёз в Ринкон на ферму. Но Коля ни Софонию, ни Никиту не понравился.

– А в чём дело? – я спрашивал.

– А он нам всё на вред делает.

– Как так, я вижу, он старается угождает.

– Да, толькя тебе, а нам всё на вред делает.

Вон как, значит, надо проследить, и я стал всё присматриваться.

Андриян хвастает, что у него всё хорошо. Однажды попросил меня дать интервью в радио, я ето сделал. Да, у него народу много, но вижу, что он мало бывает в магазине. Я ему сказал: «Ето твоя ошибка», но он не послушал, так и продолжал. У него часто дети оставались одне, мы с Марфой за ето их ругали. Что же за мать, ей ничего не нужно про детей, она может детей оставить на произвол судьбы, а сама каталась бы с мужем, но ето недопустимо. Мне интересно, что она думает. Мы тоже детей оставляли одних, но ето была сэла проблема, Марфа никак не хотела оставлять одних, и каждый раз был спор с ней.

Вот пошли новости от Андрияна. Как он в магазине – заработки в день доходют до тысяча долларов, а без него двести – триста долларов. Я говорю:

– Андриян, воруют. – Он защищает своих рабочих. – Андриян, открой глаза.

Дома я стал замечать над Коляй. Он когда приехал, не курил, но, вижу, стал курить. В кухне всё грязно, хоть всё пропади, но он не подберёт. В магазине толькя старается работать лёгко и чистенькя, а всю работу грязну оставляет боливьянке Клети, а ета молодес, ей ничего не надо говорить, она сама знает и всё пашет. Что я заметил: Коля и правды при мне старается угодить, но без меня раздражительный и всё делает на вред Софоньке и Никитке. И ишо что увидел: он бреет всё своё тело, как женчина, и подход у него женский, на груди у него татуировка – трёхуголка и всевидящий глаз. Вот тут я задумался: значит, масон. Он часто стал уходить ночами бог знает куда.