Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин

— А патрульная?!

— Взял Авгуров. Начальник ему разрешил.

— Епонский бог!.. — Он выругался. — Что у них — своих машин нет в Управлении? Взял там, где она нужнее — на земле?!

— Это ты у меня спрашиваешь?!

Снова начались звонки.

— Слушаю… — Дежурный вернулся в образ.

Игумнов на секунду отвлек его:

— И далеко он?

— Авгуров? В Шереметьево… — Дежурный закрыл трубку ладонью, поднял глаза на стенные часы. — Смотри. Сейчас как раз электричка… Потом долго не будет. Советую. До Коломенского, а там — через жилой массив и на Старо–Каширское… Там и Седьмая, и Онкоцентр. Рукой подать… Быстрее всего!

АВГУРОВА

Об Авгуровой в Аэропорту явно забыли.

Комната, в которой она находилась, была небольшим учебным классом милиционеры проводили в нем свои собрания, вывешивали стенгазеты.

Где–то за стеной работал телевизор, передавали «Дневник Съезда», передачу вслед уже закрывшемуся собранию. Ораторов то и дела прерывали аплодисментами.

" Заключительное слово…»

Домой позвонить не удалось — телефон в помещении отсутствовал.

Авгурова смотрела на взлетное поле за окном — мерзлое, пустое, как весь этот день. Даже через стекло чувствовался знобкий безотвязный ветер.

Попрежнему было темно.

В голову лезли никчемные в ее положении мысли.

В прошлом она не раз жалела, что не оставила себе фамилию первого своего мужа. А точнее его отца. Свекра.

" Тогда все было бы проще!»

Однако бывший супруг при разводе неожиданно проявил несвойственную ему настойчивость.

Говорили, что состоялось соответствующее решение Секретариата ЦК известная всему миру фамилия не должна фигурировать в бракоразводном деле.

" Впрочем, кто знает…»

Одиозная тень покойного свекра и сегодня ходила бы за ней по пятам.

«Тем более, что наверху все равно всем хорошо извеестно, кто есть кто. " Свердловы», " Микояны», «Берии»… Меняй фамилию — не меняй!..»

Нынешниие — вновь поднявшиеся наверх — тоже пришли не из тайги, не со стороны! Тут же и росли рядом. В «Лесных далях», в Жуковке, в Барвихе… Почти все — либо знакомые, либо друзья общих знакомых…

Авгурова ненадолго забылась сладким коротким сном тяжело больных и задержанных.

Ей привиделось ее недавнее путешествие по Святой земле, дома и стены из благородного иерусалимского камня и золотой купол мечети Омара в Старом городе.

Авгурову разбудил щелчок выключателя — в милицейском учебном классе вспыхнул свет. В помещение уже входили.

— Бедняжка! Совсем заждалась…

Она увидела своего мужа и мужа сестры — Ильина, пышущего здоровьем, обманчиво строгого, с озороватым взглядом. Третий был незнакомый моложавый — в синей незнакомой форме с петлицами. Он нес в руке ее сумку, отобранную таможней..

— Это Юрий Иванович, транспортный прокурор…

— Простите великодушно за то, что так получилось, — с лица прокурора не сходила смущенная улыбка. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке. От своего имени и от имени своих подчиненных приношу вам искренние извинения…

С ними был и четвертый — повидимому, из здешнего руководства или старший смены, подло ее подставившей, но тот не вошел, только передал из–за двери несколько алых гвоздик, которые прокурор тут же ей протянул.

— Прощаешь его? — озорно спросил Ильин.

— Конечно, — она приняла цветы, состроила милую гримаску. — Спасибо.

— Тогда подайте друг другу ручки. Скажите: «Мирись–мирись, никогда не дерись…»

Мужчины были оживлены, все трое, по–видимому, только что выпили.

— Пойдемте отсюда… — Ей было не до дурачеств в этом негостеприимном казенном доме.

— Конечно, конечно.

Все четверо двинулись в коридор.

Почти бегом выбрались наружу.

Против служебного входа ждали машины.

Увидев пассажиров, водители включили тревожную круговерть огня над кабинами.

Пока Авгурова находилась в помещении, снаружи, не прекращаясь, шел снег. Было по–новогоднему бело.

Вдоль взлетного поля вовсю гулял прогонистый колкий ветер.

ИГУМНОВ

Игумнов выскочил на перрон.

Место одной решенной проблемы тут же занимали сразу несколько новых…

" Следовательша непременно отпустит серийного убийцу, если не привезти в тюрьму сверхсрочника, мужа убитой…» " Материал об убийстве Джабарова…» " Еще Бакланов, Никола…»«Надо задержать охранника «Аленького цветочка» Туймасхана, «метр с кепкой»… Это когда вернусь…»

К отходившему электропоеду со всех сторон бежали люди.

Стучали компрессоры.

Машинист дал сигнал. Сжатый воздух с шипеньем обнаружил себя в автоматических дверях. Они вроде закрывались, но электричка стояла на месте.

Народ бросился к дверям.

" Любимое развлечение поездных бригад…»

Игумнова буквально внесло в тамбур, а затем дальше, в салон. Там уже все кипело. Игумнов увидел незнакомого милиционера — старослужащего, того швырнуло в проход, к окну…

Состав наконец двинулся, на ходу закрывая двери.

Электричка была из дальних, что редко ходят. Набитая любителями зимнего лова — в ватных брюках, брезенте поверх полушубков. Дребезжащая. Темная.

" Сволочи! У н и х там не то, что начальник отдела — президент государства звонит семье полицейского, чтобы выразить соболезнование… "

Впереди Игумнов снова увидел милиционера–старослужащего . Напротив него оказалось свободное место.

Милиционер уже садился, когда сразу с двух сторон закричали:

— Куда, твою мать?!

— Привыкли — на машинах! Да пьяных обирать…

Злобный старичок, без ватника, со значком Участника войны заорал страшным голосом:

— Гад! — Он готов был сожрать милиционера вместе с потрохами. Лицо его перекосило. — Не видишь, пачка сигарет лежит! Занято!

По другую сторону прохода тоже вскочили.

— Я–те счас!..

Игумнов шагнул, стараясь удержать бешенное дерганье ноги. В глазу появилась ставшее уже привычным в минуту волнения серое небольшое облачко.

Он сгреб Участника за китель. Притянул.

Вагонные звуки внезапно исчезли, электричка катила совершенно бесшумно в ватном неслышном пространстве.

Время остановилось.

Крепкий когда–то армейский габардин старика пополз под пальцами.

Пелена в глазу поднялась выше, теперь она закрывала скамьи и сидящих; рука, прихватившая ветерана, налилась свинцовой тяжестью. Казалось, никакой силе ее уже не разжать.

Освобождение наступило неожиданно.

Сначала вновь появился стук колес, затем и общий звуковой фон. Разговоры, голоса…

Каким–то чудом Игумнову удалось разжать руки. Серое пятно в глазу замерло. Постепенно начало рассеиваться.

Он отпустил старика. Повернулся. Стараясь никого не задеть, вышел в тамбур.

Впереди в дверном стекле показался Онкологический Центр

— поднявшаяся на полнеба огромная литровая банка, расцвеченная огнями.

После Афгана никогда не было еще так плохо.

" Бакланов, Никола… Теперь э т о!»

Все шло своим чередом.

Начальство устраивало свои дела. Жулики воровали. Менты ловили воров.

Электричка, жестко набитая до предела, подрагивала на стыках. Пассажиры за стеклянными дверями доставали бутылки, закусь…

" Сволочи! Вы нам верите, когда в нас стреляют…»

Автор предоставляет читателям