Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

Под пасмурным февральским небом госпиталь выглядел безжизненным, словно пережил Армагеддон. Я старался не думать о спучах, обо всем том, что мне пришлось увидеть и услышать накануне, о своих мыслях, о неудержимом потоке угроз, обещаний и молитв, который выплеснул на меня тот несчастный, когда я долетел до конца мерцающей спиральной трубы, и мы начали наш танец.

В помещении бывшего госпиталя воняло как в зоопарке — в заброшенном, вымирающем зоопарке, но здесь по крайней мере не было ветра. Лицо и руки у меня онемели от холода. Интересно, как поступит Агентство с чистильщиком, лишившимся пальцев? Выбросит на свалку или снабдит изготовленными в Осаке блестящими новенькими приборами, которые окажутся лучше оригиналов? Может, они прибегнут к той же биомеханической магии, как и в случае с Сарой? Я шел по необъятному холлу первого этажа мимо дверей и дверных проемов, лишенных створок; темных комнат и освещенных залов, наполненных дезориентирующим смешением света и теней, пока не добрался до ряда лифтов. Их двери были раскрыты, а за ними виднелись узкие шахты, заваленные мусором и проржавевшими оборванными тросами. Там я немного постоял, пока пальцы и лицо не стало покалывать горячими иглами, и прислушался к тихому шепоту здания.

— Они просто животные, — заявила вчера Сара.

Они были в той же степени животными, в какой она — ходячим механизмом. Я понимал, что Сара достаточно умна, чтобы знать правду, она была такой даже до того, как ее череп нафаршировали всякими устройствами. Даже если она не хотела признаваться в этом никому, включая себя. Киборги и ститчи были просто противоположными полюсами в одном и том же восстании против плоти — черная пешка и белая пешка — север и юг на одной извилистой постэволюционной дороге. Я и раньше не придавал этому особого значения, и теперь тоже. Но сейчас, когда мое дыхание вырывалось клубами морозного пара, а пальцам медленно возвращалась чувствительность, ее высокомерие раздражало больше, чем обычно. Насколько я мог судить, самое большое, а может, и единственное различие между Сарой и тем, кто ждал меня в расстрелянном госпитале, было то, что люди, стоящие у власти, нашли применение ее виду, а вот ститчи и оборотни были для них источником проблем. Все могло обернуться иначе. И еще не поздно.

Параллельно лифтовой шахте шла лестница, и я поднялся на третий этаж. Я не догадался взять с собой фонарик, так что держался ближе к стене и шел почти вслепую, не раз спотыкаясь о кучи хлама.

На третьем этаже меня ждал ребенок.

— Зачем ты сюда пришел? — отрывисто бросил он и моргнул золотистыми глазами хищной птицы.

На нем не было никакой одежды, зато все тело заросло блестящей желто-коричневой шерстью.

— Кто ты? — спросил я.

— Мантикора сказала, что ты придешь. Она видела тебя на мосту. Что тебе нужно?

— Я ищу девушку по имени Джет.

Ребенок засмеялся, словно залаял, и закатил глаза. Затем он наклонился вперед и пристально уставился на меня, при этом вертикальные зрачки его больших золотистых глаз заметно расширились.

— Здесь нет никаких девушек, мистер, — хихикнул он. — Давно нет. Ты что, сбрендил?

— Среди вас есть кто-нибудь по имени Джет? Я прошел долгий путь, чтобы с ней поговорить.

— А может, у тебя есть пистолет? — спросил он. — Или нож?

— Нет, — сказал я. — Ничего такого. Я пришел только поговорить.

— И ты сунулся в Ститчтаун без ножа и пистолета? Тогда ты совсем сдурел. У тебя в голове точно завелись тараканы размером с мои кулаки. — Он поднял сжатый кулак, чтобы наглядно продемонстрировать свое заявление. — Или тебе просто надоело жить.

— Может, и так, — ответил я.

— В это время года мы почти не видим мяса, — усмехнулся ребенок и облизнул тонкие черные губы.

Вдали, в противоположном конце коридора раздался чей-то рык. Паренек оглянулся через плечо, затем снова повернулся ко мне. На его лице блуждала улыбка — холодная улыбка, в которой не было ни жестокости, ни доброты, обнажавшая острые кончики длинных клыков и резцов. И еще он выглядел разочарованным.

— Всему свое время, — сказал он и взял меня за руку. — Всему свое время.

И я позволил ему увести себя в угрожающую тьму коридора.

В конце своей книги Эммануиль Вазерби-Джонс написал следующее: «Свершившиеся и грядущие катастрофы, возвращение АйсПИКа могут стать самым тяжелым поражением человечества. Долгие тысячелетия мы спрашивали себя: есть ли во Вселенной кто-нибудь кроме нас. И этот вопрос нашел отражение во всех мировых религиях. Но, получив окончательный положительный ответ, мы должны были признать, что в прежнем своем невежестве жить нам было гораздо спокойнее».

Мы еще более одиноки, чем прежде, — Ронни все правильно понимала.

Когда я вышел из контакта и лаборанты надежно заизолировали сигналы этих существ, когда запертые волны стали колотиться в стены комнатушки на Колумбус-авеню, когда один из медиков вколол мне дозу стимулятора, чтобы прочистить мозги, я сел на пол и заплакал.

В этом не было ничего необычного. Я плакал почти каждый раз. Хорошо, хоть не блевал.

— Отличная работа, — произнес Темплтон и положил мне на плечо руку в тяжелой перчатке.

— Будь ты проклят! Я слышал их. Понимаешь, ублюдок, я слышал их обоих!

— Дит, мы сделали все, что смогли. Не мог же я накачать тебя морфином, чтобы ты вырубился.

— О Господи, о милосердный Иисус! — рыдал я, словно дряхлая старуха.

Я тяжело дышал, и сердце бесновалось в груди, но постепенно затихало под действием синтетадрина, вколотого в левое плечо.

— Темп, убей их. Убей прямо сейчас.

— Мы должны придерживаться протокола, — спокойно ответил он, поглядывая в сторону дрожащей массы костей, мяса и протоплазмы на кровати. Из того места, где раньше был рот мужчины, высунулось кроваво-красное щупальце и стало энергично впиваться в продавленный матрас.

— Как только ты выложишь все сведения и мы убедимся, что процесс необратим, мы уничтожим признаки жизни.

— Все к черту! — крикнул я и потянулся к его «беретте».

Я так сильно рванул рукоятку пистолета, что застежка-липучка с треском разошлась, а Темплтон чуть не свалился на меня. Я оттолкнул его свободной рукой и навел дуло на кровать.

— Не вздумай спустить курок!

— Убирайся к дьяволу, — прошептал я Темплтону, а заодно и всему треклятому Агентству, и спучу, и тому единственному голубому глазу, который все еще смотрел на меня.

Я нажал на курок и выпустил всю обойму в то немногое, что осталось от голов мужчины и женщины, надеясь, что этого будет достаточно.

Потом кто-то стал отнимать у меня оружие, и я не сопротивлялся.

— Ты безмозглый идиот! — зарычал Темплтон. — Тупой ублюдок! Как только закончится это дело, с тобой будет покончено! Ты меня понял, Дит? Ты останешься в прошлом!

— Ага, — ответил я и снова сел на пол.

В ушах звенело от наступившей после стрельбы тишины, и желтый туман заволакивал все вокруг, словно саван.

По крайней мере мне хотелось думать, что на этом все закончится. Поздно ночью, когда я не мог уснуть, когда таблетки и выпивка уже не помогали, я стал утешать себя мыслью, что хоть раз за свою напрасно растраченную и никчемную жизнь поступил так, как должен был поступить.

Что бы ни произошло, я уверен, кто-то где-то записал этот факт. Я не должен больше этого делать.

В маленькой тесной комнатке в конце коридора третьего этажа, у дыры, которая до обстрела была окном, сидела женщина с кошачьим лицом и нервными подвижными ушами. В комнате не было другого освещения, кроме тусклых лучей зимнего солнца. Мальчик уселся у ее ног и не сводил с меня глаз. Женщина — если у нее и было имя, я об этом так и не узнал, — посмотрела в мою сторону только раз, когда мы вошли. Пламя в ее глазах мгновенно спалило остатки моей решимости, и я обрадовался, когда она снова отвернулась к проему в стене и стала смотреть на север, где за рекой виднелись развалины Астории.

Она сказала, что девушка ушла с неделю назад. И она не имела представления, где сейчас могла находиться Джет Мийаки.

— Иногда она приносит еду и лекарства, — сказала женщина, подтверждая мои догадки.

В те времена находилось немало желающих рискнуть своей свободой, а то и жизнью, чтобы доставить товары на остров Рузвельта. Может, такие смельчаки есть и сейчас. Мне это неизвестно.

— Я сожалею, что так вышло с ее родителями.

— Все случилось очень быстро, — солгал я. — Они почти не страдали.

— Мистер Пайн, от вас пахнет смертью, — сказала женщина, и крылья ее носа слабо вздрогнули. Мальчик у ее ног рассмеялся и стал раскачиваться из стороны в сторону, обхватив колени руками. — Мне кажется, смерть идет за вами по пятам. И ваш приход предвещает смерть.

— Да, я и сам иногда так думаю, — ответил я.