Пылающий берег - Уилбур Смит

— Если вы будете вести себя спокойно и не побежите, то опасность вам не угрожает.

Но когда рабочие услышали глухой гул от жужжания невиданного количества пчел, все разом отпрянули от расщелины, побросав свой груз и теснясь бессловесной угрюмой кучкой у входа в пещеру.

— Сварт Хендрик, скажите им, что у них есть выбор, — тихо проговорила Сантен. — Они могут либо следовать за мной, либо вы перестреляете их одного за другим.

Овамбо передал эти слова с необыкновенным наслаждением, снимая с плеча свою винтовку столь отработанным и каким-то будничным движением, что рабочие, похватав с земли свои мешки, мгновенно столпились позади Сантен. Как всегда, переход через пещеру щекотал нервы, но быстро закончился. Когда они вошли по одному в тайную долину, луна серебрила рощицу монгонго, заливая светом блестящие голые вершины скал.

— У нас впереди много работы, жить мы будем здесь, в долине, пока все не закончим. Таким образом, вам придется проходить через пчелиный улей еще только раз. Когда мы будем уходить отсюда.

Абрахам Абрахамс проинструктировал Сантен до последних мелочей относительно того, как отмечать колышками участок земли, отведенный под разработку недр. Он выписал для нее образец метки и показал, как ее устанавливать. С помощью металлического метра продемонстрировал, как следует размечать участок по диагонали, устанавливая каждый колышек с небольшим перекрытием, без малейших просветов между ними, что лишило бы любой зацепки еще одного желающего захватить этот же участок.

И тем не менее это была утомительная, однообразная и изматывающая работа. Даже имея при себе четырех рабочих и Сварта Хендрика, помогавших ей, Сантен должна была проводить все измерения сама и надписывать колышки, а затем прикреплять их к пограничным столбам, сделанным из распиленных стволов монгонго.

С наступлением сумерек она уходила в подземный грот и отмокала в горячем бассейне, смывая с себя пот и изгоняя усталость из каждой нывшей от боли косточки. Чувствовала, что живот тяжелеет ежедневно. Эта беременность не была похожей на первую; Сантен вся раздалась, быстро уставала, внутри засела боль, словно зародыш догадывался об ее отношении к нему и мстил за это. Особенно жестокими были боли в спине. К концу девятого дня их пребывания в долине Сантен уже знала, что скоро ей понадобится отдых.

К этому времени все дно долины было пересечено аккуратными линиями колышков, возвышавшихся на маленьких пирамидках из камней. Бригада постепенно освоилась с работой, и дело двигалось теперь быстрее.

«Еще один день, — пообещала себе Сантен, — а потом ты сможешь отдохнуть».

Вечером на десятый день работа была завершена: размечен каждый квадратный фут долины.

— Начинайте готовиться к возвращению, — велела Сантен Сварту Хендрику. — Мы уходим сегодня ночью.

Когда он повернулся, чтобы идти, добавила:

— Ты хорошо поработал, Хендрик. Ты настоящий лев и можешь быть уверен, я буду помнить об этом, когда буду платить тебе.

Тяжелая работа, которую они выполняли вместе, сделала их ближе, и Хендрик хмыкнул, услышав ее слова:

— Если бы у меня было десять жен, таких же сильных, как вы, которые работали бы так же, как вы, госпожа, я бы тогда посиживал в тени целый день и попивал пиво.

— Это лучший комплимент, который мне когда-либо говорили, — ответила Сантен по-французски, засмеявшись и чуть не падая с ног от усталости.

Вернувшись в лагерь к Дереву Льва, Сантен отдыхала всего день, а утром следующего устроилась за столом в тени мопани и стала заполнять анкеты на приобретение участка для разработки недр. Это также была нудная, но ответственная работа, ибо они установили 416 колышков, которые надо все до единого перенести из записной книжки на специальную карту-схему долины. Абрахам Абрахамс объяснил ей, что это чрезвычайно важно, поскольку каждый колышек будет тщательно проверяться государственным инспектором по шахтам, и любая неосторожная ошибка может обойтись затем в целое состояние.

Только на пятый день Сантен положила на стол последнюю заполненную анкету, а затем упаковала кипу форм в пакет из плотной почтовой бумаги и запечатала воском.

«Дорогой г-н Абрахамс, — писала она. — Пожалуйста, зарегистрируйте прилагаемые анкеты-заявки на мое имя в конторе горных разработок и депонируйте документы в банке „Стэндард“ в Виндхуке на мой счет, которым вы, как мой адвокат, имеете право распоряжаться.

Буду чрезвычайно вам признательна, если бы вы смогли навести справки относительно приглашения независимого и высококвалифицированного консультанта по горным разработкам. Заключите с ним контракт на осмотр и оценку собственности, являющейся предметом данных анкет, и отправьте его ко мне тем же транспортом, каким вам доставят это письмо.

Когда транспорт будет возвращаться, пожалуйста, проверьте, чтобы он был загружен запасами, какие я перечислила ниже, и оплатите все, взяв деньги с моего счета.

И последняя просьба. Буду вам чрезвычайно признательна, если, не раскрывая моего местонахождения, вы телеграфируете полковнику Гарри Кортни в Тейнисграаль и справитесь о моем сыне Майкле и моей компаньонке Анне Сток. Передайте всем троим мою любовь и преданность, заверьте относительно моего хорошего здоровья и сообщите, что я страстно хочу видеть их всех снова.

С искренней благодарностью и наилучшими пожеланиями,

Сантен де Тири Кортни».

Отдав пакет и письмо водителю грузовика, она отправила его в Виндхук. Поскольку дорога теперь была ровной и гладкой, а все тяжелые участки приведены в порядок, грузовик вернулся обратно уже через восемь дней. Рядом с водителем в кабине сидел высокий пожилой джентльмен.

— Разрешите представиться, миссис Кортни? Меня зовут Руперт Твентимен-Джонс.

Он больше смахивал на предпринимателя, чем на инженера по горным разработкам. Одет был в черный официальный костюм с высоким воротничком и черным галстуком. Волосы у него также были темными, но какими-то тусклыми и прилизанными, а бакенбарды, наоборот, очень пушистыми и белыми, будто клочки ваты. Нос и кончики ушей покрывали жуткие болячки от солнечных ожогов. Создавалось фантастически-странное впечатление, будто их изгрызли мыши. Под глазами, как у таксы, набухли мешки. Общее выражение лица было столь же бесконечно печальным, что и у этой породы собак.

— Здравствуйте, мистер Джонс.

— Доктор Твентимен-Джонс, мадам, — поправил он Сантен скорбно. — Двуствольный, как ружье. У меня для вас письмо от мистера Абрахамса.

И он вручил его Сантен так, будто это был смертный приговор.