Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что с вами? Здоровы ли? Я едва пролепетал:
— Кто это стоит с полковником, в белой папахе?
— А разве вы не знаете? Это генерал Марков!..
Потом я долгое время старался быть не особенно близко от генерала Маркова, но как‑то в Лежанке нас стояло несколько человек, и к нам подошел генерал Марков, как всегда, со своей неразлучной нагайкой. Я, стоя рядом с ним, увидел на рубашке у него толстую, от крови его, вошь и со смелостью мальчишки протянул руку:
— Разрешите, Ваше Превосходительство?
— Да, да, спасибо, голубчик! Меня прямо заедают! Не успеваю их бить!
И я уже никогда потом не боялся генерала Маркова, кумира всех добровольцев.
29 января роковым выстрелом в сердце закончил жизнь атаман, генерал–рыцарь Каледин. Доблестный и глубоко честный русский генерал, атаман Войска Донского и Донского края, не нашел и не видел лучшего выхода из хаоса на Дону…
Корнилов понял, что микроскопическими силами одних добровольцев защитить и спасти Дон невозможно. Дальнейшее пребывание на Дону без атамана–друга Каледина будет гибелью всего добровольчества.
Роковая катастрофа Дона наступила. 9 февраля после обеда на станцию Заречная прибыли генерал Марков со штабом и наш «бронепоезд» со всем составом. Последовал приказ — разгружаться!
Приспособлений для разгрузки пушек, коней и всего прочего не оказалось. Надо было что‑либо придумать! Натаскали рельс и по ним стали скатывать на руках пушки. Одна из рельс погнулась, и скатываемая пушка повалилась на землю, чуть не раздавив на смерть командира батареи полковника Ерогина. Работа кипела! Слева и сзади на нас стали сперва изредка постреливать, а с наступлением сумерек стрельба по нас стала интенсивней… Заканчивая разгрузку и запрягая батарею, мы уже ясно слышали в самом Ростове частые очереди пулеметов входящего «победителя».
С полной темнотой стрельба по нас прекратилась. Мы спокойно закончили разгрузку и вытянулись колонной за станцией Заречной, по берегу Дона. Спустя некоторое время к нам в колонну присоединился Чешский батальон («батальон» был немногим более взвода!). Кто‑то в темноте подал команду, и мы тронулись в путь. Никто еще не знал — куда и зачем?!
К ночи стало холоднее. Я слез с моего «паровоза» и пошел пешком, держа свой передний вынос в поводу, как и многие другие ездовые.
Ни в душе, ни на сердце, ни в уме ничего не было, механически я шагал за всеми другими… Пошел снег, покрывая наши пушки, коней, покрывая наш путь и… нас самих…
К утру мы добрели в станицу Ольгинскую, где, оказывается, было назначено соединение нашей немногочисленной армии.
Первое и единственное желание было: только спать!..
Не помню когда, но было еще рано, когда все вернулось к жизни. Светило яркое солнышко, снег таял, и я впервые в своей жизни узрел и испытал, что такое кубанская черноземная грязь — в полях, на дорогах, на площадях и на улицах!.. (В одной из станиц, проезжая ночью на своем «паровозе» через станичную площадь, я услышал крики: «Спасите! Утопаю!» Подъехал к утопающему — оказался наш, из партизанского отряда. Дав ему в руки постромки, я только таким способом был в состоянии вытащить его на твердую почву!..)
Приказом нашего боевого вождя Корнилова все и всё пришло в движение, началось полное переформирование всей нашей армии. И тут только можно было увидеть ее своими глазами. Армия вся состояла: из двух Верховных Главнокомандующих, кучки старых генералов, немного полковников, куда больше капитанов, «штабсов» и поручиков, и далее сплошная молодежь — «позавчерашние прапора» подпоручики, прапорщики, «вольноперы», юнкера, кадеты, ученики, штатские люди, женщины, девушки и… просто дети, тайком сбежавшие от родителей!
Генерал Марков, принявший в свое командование Офицерский полк, увидев свой «полк» в строю, с горечью сказал: «Не много же вас здесь от всего Русского Офицерства!»… Во всей армии насчитывалось немногим более трех тысяч!.. И произошло опять чудо! Лавр Корнилов воскресил наш боевой дух и задор, мы поверили в себя, в свои силы, в свои возможности. Мы не спрашивали: «Сколько противника?» — а спрашивали только: «Где он?»
Когда все было окончено и готово к походу, приказ двинул нас в наш 1–й Кубанский Корниловский поход.
Бодро и уверенно запели наши доблестные корниловцы: «Смело мы в бой пойдем за Русь святую»… И пошли зажигать светоч Божьей правды и человеческой совести… что когда‑либо, в свои сроки, и проявится на нашей Родине–России, теперь захваченной красным дьяволом!
И я — «две тысячи девятьсот пятьдесят вторая (2952 — номер моего знака Ледяного похода) частица» нашей армии ехал на своем «паровозе» и шагал пешком за всеми со светлой душой и крепкой верой в моего вождя — генерала Корнилова!..
Теперь, уже в конце моего жизненного похода, я с благодарностью склоняю свою седую голову перед Промыслом Божиим: мне был указан путь для моих стремлений и мне было дано живым дойти до Ледяного похода!.. Немало людей шло в поход… и не дошли, погибли в пути! Прими их, Господь, в Свое Царство Небесное…
Б. Фишер [296]
ФОРМИРОВАНИЕ ЮНКЕРСКОЙ БАТАРЕИ И ЕЕ БОЕВАЯ СЛУЖБА В НОВОЧЕРКАССКЕ [297]
В промежуток времени с 10–го по 22 ноября 1917 года в город Новочеркасск из Петрограда прибывала ежедневно, среди всех прочих, очередная партия юнкеров–артиллеристов. Каждую приезжающую группу на вокзале встречало несколько человек из приехавших накануне и направляли их на Барочную, дом 36, 2–й Городской лазарет, где было устроено общежитие для всех тех, кто собирался сюда на зов генерала Алексеева.
Каждый приезжающий являлся к дежурному офицеру, предъявлял свой билет и регистрировался. Тут же производилась запись в Георгиевский полк. Часть юнкеров вскоре из‑за недостатка места стали направлять на Грушевскую улицу в 23–й лазарет, где была расположена юнкерская рота (после батальон) под командой штабс–капитана Парфенова, л.‑гв. Измайловского полка. В роту входили взводы из: Павлон, юнкеров–артиллеристов, гардемарин и сводный из кадет и учащихся. Там же с первых дней начались под руководством назначенных сюда пехотных офицеров строевые занятия. От юнкеров же назначались караулы, высылались на ночь для охраны своего расположения патрули и дозоры. Эта часть города была особенно неспокойна, и почти каждую ночь происходила беспорядочная стрельба.
19 ноября всех юнкеров–артиллеристов приказано было выделить и перевести в особое помещение, мужскую гимназию имени атамана Платова, находящуюся на Ермаковском проспекте, 52. Сформированная батарея получила название Сводно–Михайловско–Константиновская юнкерская батарея, которая и послужила ядром для
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});