Хлопок одной ладонью - Василий Звягинцев

— Вас много, Михаил Федорович?

— Дивизия, — спокойно ответил Басманов.

Вот тут капитан испытал чувство ошеломления. Отбиваясь из последних сил, мечтал о поддержке простой пехотной роты, чтобы прибавили плотности огня и на себя отвлекли немного внимание противника. Батальон — это уже сон в летнюю ночь. А тут дивизия!

Если по штатам — пятнадцать тысяч человек. И со всеми спецподразделениями? И с фронтовым опытом тех сражений, когда действительно ротой против дивизии в штыковые ходили?

Да через час от боевиков со всеми их танками грязных портянок не останется! Точнее, только они и останутся.

— Тогда я могу быть спокоен, — со всем положенным графскому достоинству самоуважением поднес ладонь к козырьку фуражки Уваров.

— Не сомневайтесь, господин капитан, не подведем, — с той же мерой гвардейской вежливости ответил Басманов.

Во главе своей растрепанной, но не побежденной команды Уваров двинулся сквозь ряды корниловцев, которые смотрели на них с нескрываемым уважением, кое-кто подбадривал бойцов из далекого будущего немудреной шуткой. Но все же большинство молчало. По привычке или по приказу, неважно, однако создавалась тревожная, вагнеровская атмосфера.

Прислушаться, так услышишь. «Заклинание огня», «Валькирия» и прочее, все лейтмотивы и контрапункты, в которых Валерий разбирался прилично, как и полагалось юноше из «хорошего дома».

Глава 22

Совершенно то же, да нет, гораздо более сильное чувство испытал и Олег Константинович. Стрелка хронометра дошла куда надо, со стороны казачьих застав стрельбы еще не слышалось, да и в зоне ответственности Уварова притихло, а сердце, невидимо для свиты, стучало не в лад, отдавало в горло. Умереть красиво — долг службы и возложенного на себя сана. Но ведь не хочется. И красоты в его гибели будет мало. Не та обстановка.

Князь, давая себе последнюю отсрочку, открыл портсигар, сначала понюхал, помял в пальцах папиросу. Ту самую, из лучших, на специальных грядках выращиваемых табаков, феодальная дань от губернатора Западной Армении.

«Вот докурю — и начнем. Время жить и время умирать…»

Первая затяжка сразу сладко затуманила мозг. Он сегодня очень давно не курил, все некогда было.

Пять еще полновесных вдохов турецкой отравы, шесть от силы — его последняя радость.

Сосны как красиво стоят вокруг дома. Дымом пахнет — будем считать, что от костров лесников, не от вражеских танков. Снежок снова пошел. К завтрашнему утру поднасыплет. Подняться бы к себе в кабинет, снять с полки «Хаджи-Мурата». Или — «Смерть Ивана Ильича». Не спеша перелистнуть пару страниц и заснуть, чтобы не знать, чем там все на самом деле кончится.

Верный Красс подошел, великолепно чувствуя настроение хозяина. Сел рядом, внимательно наблюдая за движениями руки с папиросой. Ничего не сказал, не спросил, и так соображая, куда дело клонится. Друг хозяина не переживет по-любому, но лучше бы — не сегодня, так казалось псу. Князь потрепал его по мохнатому черно-палевому загривку.

— Не дрейфь, Марк Лициний, вот-вот подойдут легионы Лукулла…

Хорошо, если бы это оказалось правдой. Тогда и ошейник поменяем, этот совсем поизносился. И повесим сбоку анненскую розетку «За храбрость»…

— Ваше Величество! — отвлек от мыслей крик незнакомого офицера из гренадеров. Олег Константинович снова машинально поддернул обшлаг кителя. Стрелка на одну минуту перешла назначенное деление.

— Что тебе? — Раздражение было велико, папироса не докурена, и он сам не совсем приготовился.

— К вам, Ваше Величество!

Князь, может быть, чуть порывистее, чем следовало, поднялся.

По каменной дорожке шел, твердо ударяя подкованными каблуками хороших, даже отличных сапог, абсолютно незнакомый генерал-лейтенант в старинной полевой форме с отливающим воронением шейным крестом. В геральдике и фалеристике князь разбирался профессионально, по должности, но такого ордена не видел и не знал.

Высокого роста, но все же пониже Олега, с лицом настолько независимым, что князю на мгновение стало даже тревожно. Лет сорока, не меньше, брав и подтянут.

Руку к козырьку поднес, но не совсем привычным образом, и правую ногу подтянул к левой как-то демонстративно замедленно. Не так царям представляются.

— Здравия желаю, Олег Константинович. Без титулов обойдемся. Не тот момент. Генерал-лейтенант Берестин для помощи и поддержки прибыл. Алексей Михайлович, — и протянул руку. Первый.

Демонстрируя знание этологии, то есть науки о поведении живых существ, этим коротким жестом и движением лицевых мышц показал, что они как минимум равны в иерархии предполагаемой стаи. А легкой улыбкой, которую можно было принять и за намек на оскал, подтвердил, что в данный конкретный момент сила на его стороне. Как он ее собирается использовать, вопрос другого плана.

Каждый правитель, хоть прайда львов, хоть Империи в одну пятую земной суши, должен на подсознательном уровне и со скоростью бортового компьютера заходящей на цель ракеты просчитывать исходящие от собеседника и окружающей среды мимические и иные сигналы. Князь относился к доминантам[137] не тиранического склада, и вполне умел терпеть возле себя людей равного и даже превосходящего интеллектуального уровня, а вот лиц с не уступающим его волевым потенциалом недолюбливал. Соперничества не боялся, но чувствовал генетически запрограммированный дискомфорт.

В генерале он увидел средоточие именно волевого потенциала, причем высокого накала. Был бы он главой сопредельного государства или занимал пост премьера Каверзнева, простор для дипломатических игр открылся бы грандиозный. А сейчас?

Прибыл для помощи? Откуда? Из параллельных миров? Что за помощь способен и готов оказать? И, главное, какой платы за нее попросит и потребует?

Берестин подошел, вернее, подъехал к воротам один, на маленьком, открытом, несолидном на вид, но в полевых условиях, наверное, удобном вездеходике. Два офицера на узком заднем сиденье, где они едва помещались, не в счет.

Где же войско, что он с собой привел? И привел ли?

На крышке капота автомобиля и бортах почти что наши эмблемы, трехцветный шеврон, но вдобавок белый череп с костями, как бы слегка ухмыляющийся, и затейливо выведенная вязью аббревиатура «ВСЮР».

Но отвечать надо, и не совсем то время, чтобы затевать иерархическую кадриль. Пришедшего на помощь владельца соседнего удела, пусть и худородного, принимать следует как брата. А дальше — по обстановке. Он крепко пожал протянутую руку.

— Искренне рад. Присаживайтесь, — указал на второе плетеное кресло.

И снова, не сдержавшись, взглянул на хронометр.

— Все в порядке, Олег Константинович. Спешили, как могли, и, кажется, успели. Как в кино…

На Востоке, где князь провел немало лет, не принято торопить гостя и задавать прямые вопросы, как бы они тебя ни волновали. Тем более если генерал считает, что поводов для беспокойства больше нет. Но все же…

— Может быть, желаете шампанского с дороги? За благополучное прибытие в наши палестины, встречу и знакомство?

— Отчего бы и нет, — Берестин усмехнулся краем губ. Вспомнил, как угощался шампанским у Врангеля в почти таких же обстоятельствах. Да нет, там похуже было.

Князь щелкнул пальцами, и незаметно выглядывавший из-за занавески камердинер, который тоже обреченно готовился к смерти, не забывая при этом своих обязанностей, тут же и подал требуемое. Чутьем услужающего сильным мира сего сообразив, что пожить, скорее всего, еще удастся. При ином раскладе шампанского не спрашивают. Водкой обходятся.

— А вот скажите, Алексей Михайлович, что это у вас за орден? Знаю все, и наши, и иностранные, но такого ни в музеях, ни в каталогах не встречал. Выдержан в русском стиле позапрошлого века, понятно, но?

— Это, Ваше Величество, — Берестин неожиданно протитуловал Олега, может, всерьез, а может, и в ироническом плане, — орден Святителя Николая Чудотворца. Первой степени. Учрежден приказом Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России от 30 апреля 1920 года. Лично мне он вручен Петром Николаевичем за разгром красных полчищ под Каховкой и Екатеринославом, на чем, собственно, Гражданская война и завершилась. Девиз ордена — «Верой спасется Россия». Номер знака — ноль ноль один!

Олегу Константиновичу непроизвольно захотелось встать.

Не перед генералом, сколь бы заслужен он ни был, а перед дуновением славного и неизвестного времени.

А тут и Чекменев появился на веранде, издалека увидевший появление незнакомой машины. Сфотографировал взглядом Берестина, представился, вопросительно посмотрел на сюзерена.

— Садись, Игорь, налей себе…

И вновь обратился к гостю:

— Врангель? Слышал, читал. Но он себя особенно ничем не проявил. Командующий кавалерийским корпусом, кажется? А генерал Корнилов как же?