Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова) - Джоан Роулинг

— ПРЕКРАТИТЕ ТАК ГОВОРИТЬ О СИРИУСЕ! — вскричал Гарри.

И снова вскочил на ноги, в порыве ярости готовый наброситься на Дамблдора: да он же просто-напросто ничуть не понимает Сириуса, — насколько он был смелым, сколько пережил!..

— А как же Снейп? — выпалил Гарри. — Что-то о нем вы не говорите? А когда я сказал ему, что Волдеморт схватил Сириуса, он как обычно ухмыльнулся мне, да и только…

— Гарри, ты же понимаешь, на глазах у Долорес Амбридж профессору Снейпу ничего не оставалось, как сделать вид, что он не принимает тебя всерьез, — размеренно объяснил Дамблдор. — Но я ведь уже сказал, что он первым делом передал твои слова Ордену. Именно он сделал вывод, куда ты отправился, когда не вернулся из Леса. И именно он дал профессору Амбридж фиктивный веритасерум, когда она пыталась заставить тебя выдать местонахождение Сириуса.

Гарри пропустил сказанное Дамблдором мимо ушей: обвинения в адрес Снейпа ему доставляли некое изуверское наслаждение, они как будто облегчали тяжесть собственной чудовищной вины, и хотелось, чтобы Дамблдор с ними соглашался.

— Снейп… Снейп п-попрекал Сириуса за сидение дома… выставлял Сириуса трусом…

— Сириус был вполне взрослым и разумным человеком, чтобы не обращать внимания на такие жалкие насмешки, — заметил Дамблдор.

— Снейп бросил заниматься со мной Окклюменцией! — огрызнулся Гарри. — Он вышвырнул меня из своего кабинета!

— Мне это известно, — устало проговорил Дамблдор. — Я уже сказал, что это была моя ошибка, нужно было учить тебя самому, хотя на тот момент я был уверен, что нет ничего опаснее, чем в моем присутствии открывать Волдеморту твой разум еще шире…

— Снейп все портил, после занятий с ним шрам у меня всегда болел еще сильнее… — Гарри вспомнил предположения Рона и с головой окунулся в них: —…Откуда вам знать, может он старался меня обработать для Волдеморта, чтобы ему проще было забраться в мой…

— Я доверяю Северусу Снейпу, — напрямик возразил Дамблдор. — Но я забыл… еще одна стариковская ошибка… что нанесенные раны порой бывают так глубоки, что не заживают. Я полагал, что профессор Снейп в состоянии превозмочь свои чувства по отношению к твоему отцу… но ошибся.

— И ничего страшного, да? — взорвался Гарри, не обращая внимания на возмущенные мины и неодобрительные шепотки портретов на стенах. — Ничего страшного, что Снейп ненавидел моего отца, но как страшно, что Сириус ненавидел Кричера!

— Сириус Кричера не ненавидел, — пояснил Дамблдор, — Сириус видел в нем слугу, которого можно не удостаивать ни лишним интересом, ни вниманием. Равнодушие и пренебрежение подчас приносят гораздо больший вред, нежели откровенная неприязнь… Фонтан, что мы разрушили этой ночью, — образчик лжи. Мы, маги, слишком долго помыкали и скверно обращались с нашими собратьями, пришла пора пожинать плоды.

— ЗНАЧИТ СИРИУС ПОЛУЧИЛ ПО ЗАСЛУГАМ, ДА? — заорал Гарри.

— Я такого не говорил, и ты никогда от меня подобного не услышишь, — спокойно ответил Дамблдор. — Сириус не был жестоким человеком, в общем и целом к домовым эльфам он относился по-доброму. Кричера не любил, потому что Кричер — живое напоминание о ненавистном отчем доме.

— Ненавидел он его, да! — срывающимся голосом объявил Гарри, повернулся спиной к Дамблдору и пошел прочь. К этому времени солнечным светом был залит весь кабинет, все портреты не сводили с Гарри глаз, а он вышагивал сам не зная куда, не разбирая дороги. — Вы посадили его под замок в этом доме, а он этот дом ненавидел, вот почему вчера вечером захотел сбежать оттуда!..

— Я пытался спасти Сириусу жизнь, — ровно произнес Дамблдор.

— Никому не нравится сидеть взаперти! — круто развернувшись к Дамблдору, в бешенстве выкрикнул Гарри. — Из-за вас я просидел так все прошлое лето!..

Дамблдор опустил веки и длинными пальцами прикрыл лицо. Гарри не сводил с него глаз, но даже этот, несвойственный Дамблдору, красноречивый жест то ли печали, то ли предельной усталости, не подействовал умиротворяюще. Напротив, за такие признаки слабости Гарри еще больше разозлился на Дамблдора. По какому праву он так раскис, когда Гарри решил рвать, и метать, и орать на него.

Дамблдор отнял ладони от лица и сквозь полукруглые стекла очков взглянул на Гарри.

— Пришло время рассказать тебе то, что следовало сказать еще пять лет назад, — начал он. — Гарри, сядь, пожалуйста. Я хочу рассказать тебе все. И прошу лишь крупицу терпения. Ты волен гневаться на меня — или все, что тебе заблагорассудится, — но после того, как я закончу. Удерживать тебя не стану.

Гарри еще какое-то время сверлил его взглядом, потом плюхнулся в кресло напротив и стал ждать.

Дамблдор тоже помедлил, глядя в окно на залитые солнцем окрестности замка, потом повернулся к Гарри и заговорил:

— Пять лет назад ты приехал в Хогвартс, целый и невредимый, как и предполагалось в соответствии с моими расчетами. Ну… не совсем невредимый. Пришлось тебе помучиться. Еще когда оставлял тебя у порога дома твоих дяди и тети, я понимал, что это неизбежно. Понимал, что обрекаю тебя на десять мрачных и суровых лет.

Он сделал паузу. Гарри не произнес ни звука.

— Ты можешь спросить, — и вправе это сделать, — почему все случилось именно так? Почему бы не отдать тебя в какую-нибудь магическую семью? Многие приняли бы тебя с превеликим удовольствием, дорожили и восхищались бы тобой, как родным сыном.

И я отвечу: прежде всего, я хотел сохранить тебе жизнь. Едва ли кто-нибудь кроме меня догадывался, как велика была грозившая тебе опасность. После поражения Волдеморта прошло несколько часов, но его сторонники — а многие из них не уступали ему в жестокости — оставались на свободе, обозленные, доведенные до отчаяния, на грани срыва. Верил ли я в то, что Волдеморт сгинул на веки вечные? Нет. Я не представлял, когда он вернется, — через десять, двадцать или пятьдесят лет, — но, не сомневался, что вернется он неминуемо, и, зная его так, как я знал, не сомневался, что он не успокоится, пока тебя не убьет.

Я понимал, что познания в магии у Волдеморта, пожалуй, обширнее, чем у любого другого из ныне живущих магов. Понимал, что если он когда-нибудь обретет былое могущество, его едва ли остановят мои даже самые сложные и сильные защитные заклинания.

Но понимал я и в чем слабость Волдеморта. Поэтому принял определенное решение. Тебя защитит древняя магия, о которой он знал, которую презирал и, следовательно, всегда недооценивал — на свою беду. Я ведь уже упоминал то обстоятельство, что твоя мать умерла ради твоего спасения. И обеспечила тебе защиту такую длительную, какую он и вообразить себе не мог, — по сей день эта защита течет в твоих венах. Поэтому я решил положиться на материнскую кровь. И передал тебя ее сестре: из кровных родственников больше никого не осталось.

— Она меня не любит, — тотчас фыркнул Гарри. — Ей на меня плевать…

— Но она тебя приняла, — возразил Дамблдор. — Пусть безо всякой охоты, через силу, с горечью и злобой, но все-таки приняла, и тем самым скрепила наложенные мной на тебя чары. Кровные узы, благодаря жертве, принесенной твоей матерью, стали самым крепчайшим щитом, которым я мог тебя обеспечить.

— Но я никак не…

— Пока ты называешь домом место, где сохранилась кровь твоей матери, Волдеморт тебя не тронет и вреда не причинит. Кровь матери он пролил, но она живет в тебе и в ее сестре. Ее кровь стала твоим убежищем. Ты должен возвращаться туда только раз в год, но пока ты там, пока можешь назвать этот дом своим, он тебя не тронет. Твоей тете это известно. В письме, которое я оставил вместе с тобой у порога, я объяснил предпринятые мной меры. Она знает, что давая тебе кров, тем самым, вероятно, вот уже пятнадцать лет сохраняет тебе жизнь.

— Подождите, — сказал Гарри. — Секундочку.

Он выпрямился в кресле, круглыми глазами глядя на Дамблдора.

— Вопиллер послали вы. Чтоб не забывала, велели ей вы… Это был ваш голос…

— Мне подумалось, — чуть кивнул Дамблдор, — что не помешало бы напомнить ей о контракте, заключенном тогда, когда она приняла тебя. Вдруг с нападением дементоров она осознала опасность твоего пребывания в доме в качестве приемного сына.

— Так и было, — негромко признался Гарри. — Ну… в особенности дядя мой осознал, а не она. Хотел меня выгнать, но после вопиллера она… она заявила, что я должен остаться.

Гарри опустил глаза, а потом спросил:

— Но какое отношение это имеет к…

Имя Сириуса он произнести не смог.

— И вот, пять лет назад, — продолжил Дамблдор так, словно бы и не прерывал свое повествование: — ты прибыл в Хогвартс. Не столь счастливый и упитанный, как бы мне того хотелось, но живой и здоровый. Ты оказался не избалованным ребенком королевской крови, а нормальным мальчиком, таким, какого я и ожидал увидеть в сложившихся обстоятельствах. До того момента все шло по моему плану.