Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова) - Джоан Роулинг

— Довольно, Финеас, — прервал его Дамблдор.

Гарри повернулся к Дамблдору спиной и предпочел уставиться в окно. Вдалеке виднелся квиддичный стадион. Однажды туда заявился Сириус в облике лохматого черного пса, чтобы посмотреть, как Гарри играет… наверное, приходил взглянуть, так ли он хорош, как Джеймс… А Гарри ни разу не поинтересовался…

— Гарри, незачем стыдиться своих чувств, — раздался голос Дамблдора. — Напротив… способность испытывать подобную душевную боль — это величайшее твое достоинство.

Гарри ощутил, как ярость расплавленным металлом заливает все внутренности, пылает в жуткой пустоте и наполняет жгучей жаждой изувечить Дамблдора за это спокойствие и эти пустые слова.

— Вот как, мое величайшее достоинство? — голос у Гарри дрогнул, он не сводил глаз с квиддичного стадиона, но уже не видел его. — Вы даже не догадываетесь… не понимаете…

— Чего не понимаю, — спокойно уточнил Дамблдор.

Это было уже чересчур. Гарри повернулся, содрогаясь от бешенства.

— Я не хочу говорить о том, что чувствую, устраивает?

— Гарри, такие страдания доказывают, что ты по-прежнему — человек! Подобная душевная боль — удел людей…

— ТОГДА! Я! НЕ ХОЧУ! БЫТЬ! ЧЕЛОВЕКОМ! — заорал Гарри, схватил с тонконогого столика изящный серебряный прибор и запустил им в стену.

От удара прибор разлетелся на сотню мелких кусочков. С картин понеслись рассерженные и испуганные восклицания, а портрет Армандо Диппета фыркнул: «Ну и ну!»

— А МНЕ ПЛЕВАТЬ! — завопил на них Гарри, сгреб луноскоп и швырнул его в камин. — НАДОЕЛО, НАСМОТРЕЛСЯ, ВЫЙТИ ХОЧУ, ПОКОНЧИТЬ С ЭТИМ ХОЧУ, ТЕПЕРЬ МНЕ ВСЕ РАВНО!..

Столик, на котором прежде стоял серебряный прибор, постигла та же участь. Он вдребезги разбился об пол, ножки покатились в разные стороны.

— Тебе не все равно, — проговорил Дамблдор. Он не шелохнулся, не сделал ни малейшей попытки остановить разгром кабинета. Выражение лица у него было спокойное, почти отрешенное. — Тебе настолько не все равно, что кажется, будто эта боль высасывает всю кровь из жил.

— МНЕ! ВСЕ РАВНО! — проорал Гарри, чуть не сорвав горло, и на миг обуяло желание наброситься и сокрушить Дамблдора как прибор, разбить это спокойное старческое лицо, встряхнуть его, изувечить, пусть он почувствует хоть малую толику того ужаса, что владел им самим.

— О, нет, — еще спокойнее возразил Дамблдор. — Ты потерял мать, отца и самого близкого человека, какого только знал. Конечно, тебе не все равно.

— ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО Я ЧУВСТВУЮ! — вскричал Гарри. — ВЫ! СТОИТЕ ТУТ! ВЫ…

Но слов не хватало, разгром не помогал, хотелось бежать, бежать без оглядки, куда угодно, лишь бы не видеть обращенные к нему ясные голубые глаза, не видеть это ненавистное, спокойное старческое лицо. Он развернулся и бросился к двери, вцепился в дверную ручку и рванул изо всех сил.

Но дверь не открылась.

Гарри, дрожа всем телом, повернулся к Дамблдору:

— Выпустите меня.

— Нет, — просто ответил Дамблдор.

Несколько секунд они смотрели друг на друга.

— Выпустите меня, — повторил Гарри.

— Нет, — вновь сказал Дамблдор.

— Если вы меня… если будете держать здесь… если не выпустите…

— Продолжай крушить мое имущество, не стесняйся, — безмятежно предложил Дамблдор. — Мне сдается, у меня его слишком много.

Он обошел стол, сел за него и стал смотреть на Гарри.

— Выпустите меня, — еще раз повторил Гарри холодно и почти так же спокойно, как Дамблдор.

— Не раньше, чем дашь мне сказать, — ответил Дамблдор.

— Вы что… вы что, думаете, я хочу… думаете, мне это надо… МНЕ ВСЕ РАВНО, ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ! — заорал Гарри. — Я вообще не собираюсь слушать, что вы скажете!

— Придется, — твердо возразил Дамблдор. — Потому что ты зол на меня отнюдь не настолько, насколько следовало бы. И если ты на меня набросишься, к чему уже близок, как я погляжу, то я бы хотел заслужить это в полной мере.

— Вы это о чем?..

— В смерти Сириуса виноват я, — отчеканил Дамблдор. — Вернее сказать, в основном — я. Не настолько я самоуверен, чтобы брать на себя всю ответственность. Сириус был мужественным, умным и энергичным человеком, такие люди, как правило, не намерены отсиживаться дома, когда уверены, что другие в беде. Но вот тебе не стоило даже мысленно допускать, что во вчерашнем походе в Департамент Тайн была хоть какая-нибудь необходимость. Будь я откровенен с тобой, Гарри, как мне следовало бы, ты давным-давно знал бы, что Волдеморт может попытаться заманить тебя в Департамент Тайн. И этой ночью ему ни за что не удалось бы тебя обмануть. А Сириусу не пришлось бы тебя искать. Вина за это лежит на мне и только на мне одном.

Гарри по-прежнему сжимал дверную ручку, даже не отдавая себе в этом отчета. Он слушал Дамблдора, затаив дыхание и не сводя с него глаз, но плохо понимал, о чем идет речь.

— Сядь, пожалуйста, — сказал Дамблдор.

Это был не приказ, это была просьба.

Гарри помешкал, потом прошел по кабинету, усеянному серебряными детальками и деревянными обломками, и сел перед столом Дамблдора.

— Если я правильно понял, — медленно произнес Финеас Нигеллус со стены по левую сторону от Гарри, — мой праправнук… последний из Блеков… мертв?

— Да, Финеас, — ответил Дамблдор.

— Не верю, — категорично отрезал Финеас.

Гарри обернулся как раз, когда Финеас выходил за раму портрета, и догадался, что тот направляется с визитом к другой своей картине на Гриммолд-плейс. Наверное, пойдет в обход по всему дому с портрета на портрет, и будет звать Сириуса…

— Гарри, я обязан перед тобой объясниться, — объявил Дамблдор, — объясниться за стариковские ошибки. Потому что теперь сознаю, что на всем сделанном и несделанном мной по отношению к тебе стоит клеймо слабостей, присущих старости. Молодым не дано понять думы и чувства стариков. Но если старик забывает, что значит быть молодым, то в этом его вина… а я в последнее время, кажется, стал забывать…

Уже совсем рассвело, все краски безоблачного неба поблекли, а понизу, по кромке гор, глаза слепила оранжевая полоска. Дневной свет безжалостно коснулся седых бровей и бороды Дамблдора, лег на прорезавшие лицо глубокие морщины.

— Пятнадцать лет назад, — заговорил Дамблдор, — увидев шрам на твоем лбу, я догадался, что он может означать. Предположил, что шрам обозначает связь, накрепко соединившую тебя и Волдеморта.

— Вы мне уже говорили это, профессор, — бесцеремонно заявил Гарри.

Неважно, что получилось грубо. Больше уже ничего не важно.

— Да, — виновато согласился Дамблдор, — говорил, но, видишь ли… придется начать именно со шрама. Потому что после твоего возвращения в магический мир стало очевидно, что я был прав, и шрам предупреждает тебя, если Волдеморт близко, или если он испытывает сильные эмоции.

— Знаю, — устало сказал Гарри.

— И эта твоя способность — улавливать присутствие Волдеморта, даже если он в другом обличье, и различать его чувства, когда он начинает волноваться, — с тех самых пор, как Волдеморт вернул себе тело и обрел прежнюю силу, становилась все более очевидна.

Гарри не удосужился даже кивнуть. Ничего нового он не услышал.

— Но в последнее время, — продолжал Дамблдор, — я забеспокоился, что и Волдеморт может осознать существующую меж вами связь. И в самом деле, однажды ты проник в его разум и мысли так глубоко, что он ощутил твое присутствие. Речь идет, разумеется, о той самой ночи, когда ты стал свидетелем нападения на мистера Уизли.

— Угу, Снейп мне говорил, — буркнул Гарри.

— Профессор Снейп, Гарри, — мягко поправил его Дамблдор. — Но неужели тебя не удивляло, что все объяснения ты получал не от меня? Что не я учил тебя Окклюменции? Что я так долго не смотрел на тебя?

Гарри поднял глаза. И теперь увидел, какой уставший и печальный вид у Дамблдора.

— Да, — пробормотал он, — удивляло.

— Видишь ли, — пояснил Дамблдор, — я считал, что Волдеморт постарается вторгнуться в твой разум, чтобы управлять твоими мыслями, уводить их в неверном направлении, — ждать осталось недолго и давать лишний повод к этому мне совсем не хотелось. Я не сомневался, пойми он, что наши отношения сейчас… или когда бы то ни было… ближе, чем обычно бывают между директором и учеником, он не упустит шанс использовать тебя в качестве шпиона за мной. Мне стало страшно, что он захочет воспользоваться тобой, что может тобой завладеть. Гарри, я считаю, что в своих предположениях относительно Волдеморта я не ошибся. В тех редких случаях, когда мы с тобой общались, мне казалось, что в твоих глазах мелькает его тень…

Гарри вспомнил, как вскидывалась дремавшая в нем змея в те секунды, когда он встречался глазами с Дамблдором.

— … Но сегодня ночью Волдеморт продемонстрировал, что власть над тобой нужна ему вовсе не за тем, чтобы уничтожить меня. Он хотел уничтожить тебя. Ненадолго завладев тобой, он уповал на то, что в надежде убить его я пожертвую тобой. Стало быть, сам видишь, Гарри, я старался держаться от тебя подальше ради того, чтобы тебя защитить. Вот она, стариковская ошибка…