Ограниченная территория - Вероника Трифонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
24.03.12
Оля сказала, ничего страшного не происходит. Возможно, наша коллега права, да и я сама понимаю — у Миши непростой период в жизни. Отец его всегда контролировал, а теперь он остался на попечении самого себя. Конечно, Мише необходимо принять свою новую роль и освоиться. Когда умерли мои родители, мне было проще — я много лет жила в другом городе своей жизнью. Но всё же это невыносимая боль, от которой временно впадаешь в дезориентацию: что будет дальше и как жить одной…»
В этом Илона была права. Прервавшись, я перелистнула несколько страниц и снова начала читать с даты «двадцать первое мая».
«21.05.12
Я точно знаю, у Миши нет другой женщины. Я проверила всё. Он не изменяет мне, не бегает к любовнице. Просто он часами сидит, закрывшись в своём кабинете на десятом этаже, в здании фармакологии. Раньше он всегда держал двери открытыми, да и в том кабинете бывал редко. А если Миша работает над новым проектом — к чему такая секретность, даже от меня?
23.05.12
Миша закрывается там и словно исчезает сквозь портал в другое измерение. По всем телефонам он недоступен в течение нескольких часов. Сотрудники его в том месте не навещают — только в НИИ и ещё в больнице. Идеальное место, чтобы скрываться. Даже интересно, чем он занят?
29.05.12
Мне удалось добыть копии протокола вскрытия Арнольда Паршутина. Так у меня, в свою очередь, тоже появились секреты от Миши. Хотя на самом деле это произошло даже и не сегодня… Каждый раз, как я поднимала тему странной смерти Арнольда, он демонстрировал убийственное равнодушие, но я понимала, что за ним скрыто недовольство. Я знаю, они с Арнольдом недолюбливали друг друга, но лично мне он во многом помог. Мы отлично работали вместе. И я хочу разобраться во всём, что с ним произошло».
Следующая коротенькая запись была сделана вовсе не так аккуратно, как предыдущие. Буквы прыгали и размазывались так, что было понятно — человек, писавший текст, находился в сильном волнении или шоке.
«03.06.12
Это ужасно, это какая-то ошибка, я отказываюсь в это верить. Лучше бы я ничего не анализировала… Теперь я знаю, что убило Арнольда, а главное, кто. Плачу весь день. Всё это время я жила с преступником».
Запись от шестого июня была, наоборот, выполнена в подчёркнуто-сдержанном тоне. Но некоторые предложения и слова выделялись более жирно — видимо, Илона с особой тщательностью выводила их ручкой.
«06.06.12
Всё кончено. Вчера я нашла пароли Миши и открыла его документы. Оказалось, мой супруг полгода проводил незаконные эксперименты на людях. Очевидно, он похищал их и мучил в одной из секретных лабораторий. Видеофайлы, что я нашла, были ужасными, он сотворял нечто… Я все их скопировала. Вместе с протоколами и данными разработки вещества, которое он каким-то образом опробовал на Арнольде. Миша использовал результаты нашего исследования серотонин-иммунореактивных клеток. На их основании он начал своё. Весь отчет эксперимента с Арнольдом я не смогла прочесть из-за слёз, но вывод и так был ясен: что-то пошло не так, и Арнольд умер. Для усовершенствования препарата Мише пришлось продолжать опыты. Уже с новыми жертвами.
Мне страшно. Я не знаю, что делать. Мой муж опасен. Его надо остановить — иначе он будет продолжать губить людей ради собственных прихотей. Убьёт ещё многих. Почему же я раньше не поняла, что он за монстр и на что способен? Да и другие этого не понимают. Вчера я попыталась поговорить с Александром Олеговичем насчёт того, кто убил Паршутина, но он, кажется, мне не поверил. Подумал, я спятила. И насчёт Миши он тоже ничего слушать не стал. Но ладно Северин, посторонний. Но я, жена и его ближайшая родственница?!
Я очень, очень боюсь. Жить с убийцей я больше не буду, нет никакого сомнения. Осталось решить, как лучше от него уйти, и что делать…»
Илона будто хотела написать что-то ещё, но не решилась. Я перелистнула страницу — дальше шли пустые листы. Лишь между двумя из них обнаружилась небольшая икона в защитной плёнке с изображением Матроны Московской.
Я перевернула квадратик, невидящим взглядом скользя по молитве. В глазах стояли слёзы.
Вернув дневник с иконой внутри на место, я отступила, шмыгая носом. Илона по-прежнему взирала на меня с фотографии — улыбчивая, весёлая, какой и останется до тех пор, пока не испортится снимок. Не подозревающая ни того, что вышла замуж за психа, ни о том, что через какое-то время будет писать в дневнике свои последние строки, полные ужаса и безысходной отчаянности… Попыталась ли Илона остановить мужа или просто сбежать от него — всё обернулось полным провалом, в результате которого она осталась с супругом в виде разобранного на части тела.
За плечом как будто почувствовалось чьё-то движение. Едва не заорав, я обернулась, готовая увидеть Химика или что-нибудь ещё — но сзади никого и ничего не оказалось. Однако дрожь у меня усилилась до такой степени, что стучали зубы.
Вытерев слёзы, я сделала глубокий вдох и подошла к последней необследованной части поминальной комнаты — боковой стене справа. Там находился третий стеклянный стеллаж, на сей раз пустой. Ниже, слева от него — тумбочка, на поверхности которой выстроились предметы: пластиковый флакон без этикетки и с прозрачным содержимым; заполненный (этой же, видимо) бесцветной жидкостью шприц объёмом в пять миллилитров с закрытым колпачком; и, наконец, лежащая лицом вниз деревянная рамка с перевёрнутым фото — того же размера, что и фото Илоны.
Развернув рамку, я уставилась на собственное лицо. Извращенец Химик откопал снимок, напоминающий «могильное» фото его жены. Улыбка, карие глаза, длинные чёрные волосы с падающей на лоб чёлкой — сходство с Илоной здесь у меня было максимальным. Только сейчас я в полной мере осознала, насколько мы были похожи. Конечно, покойная супруга Филина обладала более высокими скулами и впалыми щеками (а я, наоборот, пухлыми), глаза её были меньше и расставлены шире, а нос имел несколько другую форму — но в остальном различий не наблюдалось.
«Ты не Илона… Но ты навсегда останешься с ней».
По коже на моей спине волной пробежали мурашки. Дыхание остановилось на вдохе.
Прозрачное вещество…
«У некоторых людей он вызывает
