Иосиф Сталин, его маршалы и генералы - Леонид Михайлович Млечин

в танках и сделало на них ставку. Немецкие генералы старались рассечь линию фронта танковыми клиньями на максимальную глубину и зайти советским войскам в тыл.

Ни командующий Западным фронтом Павлов, сам танкист, ни Тимошенко с Жуковым не могли даже предположить, что немцы сосредоточат такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросят их в бой в первый же день.

Оперативная конфигурация войск Западного округа была крайне неудачной. После присоединения части польской территории войска расположили выступом в сторону противника, что помогло немцам нанести удар по флангам и окружить войска генерала Павлова.

23 июня Сталин дважды требовал соединить его с Павловым. Дежурный в штабе фронта отвечал:

— Командующий находится в войсках.

Генерал Павлов ринулся в войска, считая, что все проблемы — в нераспорядительности его подчиненных. Но его появление не меняло ситуации.

Немцы стремительно наступали на Минск. Управление войсками было утеряно в первый день войны. Штаб фронта не знал, где находятся части. Для передачи приказа в армии были отправлены: самолеты «У-2» — они могли сесть возле командного пункта и передать приказ, самолеты «СБ» — с задачей сбросить около командного пункта парашютиста с тем же приказом и, наконец, бронемашины с офицерами связи. Результат: все «У-2» немцы сбили, бронемашины сожгли, только пилотам «СБ» удалось сбросить парашютистов...

Павлов отдавал заведомо невыполнимые приказы. Его заместитель Болдин все-таки улетел в расположение 10-й армии. Когда наладили связь с Минском, его вызвал Павлов, распорядился ночью организовать контрудар.

— Как армия выполнит ваше приказание, — возразил Болдин, — когда соединения понесли потери и с трудом сдерживают натиск врага?

Павлов на долю минуты замолчал, потом сказал:

— У меня все. Приступайте к выполнению задачи.

Когда выяснилось, что Болдин не в силах исполнить приказ, из штаба фронта поступил запрос:

«Почему мехкорпус не наступал? Кто виноват? Немедля активизируйте действия! Не паникуйте, а управляйте! Надо бить врага организованно, а не бежать без управления. Каждую дивизию вы знать должны, где она, когда и что делает, какие результаты. Подвозите снаряды и горючее. Лучшее продовольствие берите на месте. Запомните, если вы не будете действовать активно, военный совет больше терпеть не будет».

Павлов и начальник штаба фронта генерал Климовских растерялись. Какие бы приказы они ни отдавали, логику боевых действий навязывали немецкие войска, и остановить их не удавалось. Павлов и Климовских не понимали, почему у них ничего не получается, и находились в подавленном состоянии.

В Минск вечером 22 июня приехали Кулик и Шапошников, но оба маршала ничем не помогли Павлову.

«Из сообщений Николая Федоровича Ватутина, — писал Жуков, — мне стало ясно, что на Западном и Северо-Западном фронтах сложилась почти катастрофическая обстановка. Николай Федорович говорил, что Сталин нервничает и склонен винить во всем командование Западного фронта, его штаб».

25 июня Шапошников попросил у Ставки разрешения немедленно отвести войска. Разрешение было дано. Но армии давно отходили и без всякого приказа. Западный фронт, потерявший авиацию и танки, был рассечен немецкими клиньями. Одиннадцать дивизий оказались в окружении. Прорваться на восток они не смогли, лишившись управления, были деморализованы и через несколько дней прекратили сопротивление.

26 июня штаб фронта переместился сначала в Бобруйск, затем в Могилев. Весь этот день штаб не работал, войска действовали по собственному разумению.

Обреченный Минск был предоставлен сам себе. Очевидцы рассказывали, что люди тащили добро со складов и магазинов. В первую очередь охотились за вином. На улицах появилось множество пьяных.

28 июня ударная сила вермахта, 2-я и 3-я танковые группы, соединились в районе Минска. Вечером советские войска оставили город.

На следующий день об этом стало известно в Москве. Появление немцев в столице Белоруссии было шоком для Сталина. Сталин позвонил Тимошенко:

— Что происходит под Минском?

Нарком, видимо, не решился сказать, что Минск потерян. Может быть, надеялся отбить город. Может, просто не нашел в себе силы признать совершившееся. Ответил уклончиво:

— Я не готов к докладу, товарищ Сталин. Нет связи с Западным фронтом.

Связи действительно не было. Офицеры оперативного управления Генштаба обзванивали сельсоветы, спрашивали, нет ли в деревне немцев.

Тогда Сталин взял с собой Молотова, Маленкова и Берию и приехал в здание Наркомата обороны на улице Фрунзе. Они поднялись в кабинет наркома на втором этаже. У Тимошенко собрались Жуков, Ватутин, офицеры Генштаба.

Сталин находился во взвинченном состоянии.

Нарком, побледнев, доложил:

— Товарищ Сталин, руководства наркомата и Генштаба изучают обстановку, сложившуюся на фронтах.

Сталин остановился у карты Западного фронта. Офицеры вышли. Остались Тимошенко, Жуков и Ватутин.

Сталин повернулся к ним:

— Мы ждем. Докладывайте обстановку.

Тимошенко так и не сумел собраться. Он заговорил, сильно волнуясь:

— Товарищ Сталин, мы не успели проанализировать все полученные от фронтов материалы. Многое для нас пока что неясно. Я не готов к докладу.

И вот после этих слов наркома, по словам очевидцев, Сталин сорвался:

— Да вы просто боитесь доложить нам правду! Потеряли Белоруссию и хотите поставить нас перед совершившимся фактом? — Он повернулся к Жукову: — Вы управляете фронтами? Или Генеральный штаб только регистрирует поступающую информацию?

— Нет связи с войсками, — вслед за наркомом повторил Георгий Константинович.

Сталин взорвался:

— Что это за Генеральный штаб? Что это за начальник штаба, который в первый день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?

Гневные сталинские слова звучали так страшно, что Жуков буквально разрыдался и выбежал в соседнюю комнату. Воцарилось молчание. Молотов пошел вслед за ним. Минут через пять—десять Вячеслав Михайлович привел внешне спокойного Жукова. Но глаза у него были мокрые. Так, во всяком случае, рассказывал Анастас Микоян...

Сталин не пожелал продолжать разговор. Бросил соратникам:

— Пойдемте. Мы, кажется, действительно приехали не вовремя.

Утром 30 июня, без пятнадцати семь, Жуков связался с Павловым по «бодо» — это буквопечатающий пятиклавишный телеграфный аппарат, изобретенный французом Бодо. Впоследствии был заменен телетайпом.

— Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту, не зная, что происходит в районах Минска, Бобруйска, Слуцка, — выговаривал ему Жуков. — Немцы передают по радио, что ими восточнее Белостока окружены две армии. Видимо, какая-то доля правды в этом есть. Почему ваш штаб не организует высылку делегатов связи, чтобы найти войска? Где Кулик, Болдин, Кузнецов? Где кавкорпус? Не может быть, чтобы авиация не видела конницу...

Жуков требовал от имени Ставки, чтобы Павлов собрал войска фронта и привел их в боеспособное положение.

Но в тот же день вечером на первом заседании только что созданного Государственного