Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс

Армия этих крестоносцев насчитывала самое меньшее 90 тысяч пехоты и 40 тысяч всадников. Напав на Богемию с запада, они первым делом обложили город Тахов. Однако, потерпев неудачу под стенами укрепленного города, они обрушились на городок Мост. Там, как и в окружающих деревнях, они устроили немыслимую в своей жестокости расправу над местными жителями, большая часть которых была абсолютно невиновна по отношению к любой теологии.

Крестоносцы, двигаясь медленным маршем, проникали все далее в глубь Богемии, пока не достигли окрестностей города Домажлице. «Было три часа пополудни 14 августа 1431 года, когда крестоносцы, ставшие лагерем на равнине возле Домажлице, получили известие, что приближаются гуситы, ведомые Прокопом Великим. Хотя богемцев отделяли от них четыре мили, уже слышны были грохот боевых возов и песня «Все мы воины Христовы», которую пело их войско». Воинственный настрой крестоносцев стал улетучиваться с поразительной быстротой. Лютцов описывает, как папский представитель и герцог Саксонский поднялись на холм, откуда удобнее было наблюдать за полем боя. Но они обнаружили, что лагерь немцев был в полном замешательстве и ни о каком бое речь уже не идет. Всадники на полном скаку уносились во всех направлениях, и громыхание пустых фургонов почти заглушило звуки песни гуситов. Крестоносцы бросили даже награбленное. Подоспел и посланник от маркграфа Бранденбургского — тот настоятельно советовал бежать, удержать войска не было никакой возможности. Теперь они представляли опасность даже для своих, и папскому представителю довелось провести неприятную ночь, прячась от них в лесу… Так окончился крестовый поход против Богемии.

В 1434 г. гражданская война вспыхнула уже между гуситами, и в ней крайнее и наиболее героическое крыло потерпело поражение. В 1436 г. наспех было заключено соглашение между Базельским собором и умеренными гуситами, по которому Богемской церкви было позволено ввести определенные отличия от общей католической обрядности, которые сохранялись до самого времени немецкой Реформации XVI в.

Раскол среди гуситов был вызван уклоном наиболее крайней его части в сторону примитивного коммунизма, что встревожило богатую и влиятельную чешскую знать. Сходные тенденции проявились и в среде английских уиклифитов. Для них вполне естественным было следовать учению о равенстве и братстве всех людей, которое непременно появляется, как только делается попытка вернуться к основам христианства.

Развитие этих идей еще больше подтолкнуло ужасное бедствие, которое распространилось по свету, обнажив сами основания общества, — эпидемия чумы невиданной прежде силы. Ее называли Черной смертью, и она более всех других зол едва не привела к полному исчезновению человеческого рода. Она унесла несравнимо больше жизней, чем чума эпох Перикла или Марка Аврелия, или волны чумы времени Юстиниана и Григория Великого, что расчистило путь лангобардам в Италию. Она зародилась где-то в южной России или Центральной Азии и через Крым на генуэзском корабле была завезена в Геную и Западную Европу. Чума проникла через Армению в Малую Азию, Египет и Северную Африку. Англии она достигла в 1348 г. Две трети студентов в Оксфорде умерли. Как принято считать, от двух третей до половины населения Англии вымерло в это время. Не меньшее число смертей было и в остальной Европе. Эпидемия унесла около двадцати миллионов жизней.

На Востоке чума не обошла стороной Китай, где умерло, как мы узнаем из китайских хроник, тринадцать миллионов человек. Эта чума достигла Китая, вероятно, через тридцать-сорок лет после того, как она была впервые отмечена в Европе. Переносчиками чумы, смертельно опасного для человека заболевания, являются табарганы и другие мелкие грызуны, обитающие в прикаспийских степях. В Китае общественный разлад привел к тому, что без присмотра оказались насыпи по берегам рек и как следствие огромные наводнения стали опустошать густонаселенные земледельческие районы.

Никогда прежде человечество не получало такого ясного предупреждения прекратить вражду и искать знания, объединившись против темных сил природы. Все зверства Хулагу и Тамерлана были ничто в сравнении с Черной смертью.

Именно это бедствие дало толчок крестьянским войнам XIV в. С эпидемией чумы значительно сократилось число работников и количество товаров. Богатые аббатства и монастыри, владевшие огромными земельными угодьями, знать и состоятельные купцы, понятия не имевшие о законах экономики, не понимали, что безрассудно выжимать все соки из труженика в это время всеобщих трудностей. У них на глазах шли прахом их богатства, зарастали травой их поля, а в ответ они принимали жесточайшие законы, чтобы принудить людей к работе, нисколько при этом не повышая оплату, и не дать им уйти в поисках лучших заработков. Вполне естественно реакцией на это стал новый бунт против системы общественного неравенства, которая до того времени оставалась неоспоримой как созданный Богом порядок вещей.

Плач бедняка вылился в грозные слова «безумного священника из Кента», как называет его аристократичный Фруассар.[73] Этим «безумцем» был проповедник Джон Болл, который впервые на всю Англию заявил о равенстве от природы всех людей и о правах человека. Двадцать лет (1360–1381) он находил слушателей для своих проповедей, невзирая на отлучение и тюрьмы, среди крепких йоменов,[74] которые собирались на церковных погостах по всему Кенту.

«Люди добрые, — обращался проповедник к своим слушателям, — не будет спокойной жизни в Англии до тех пор, пока все имущество не станет общим и пока будут простолюдины и знать. По какому праву те, кого мы зовем господами, считаются благороднее, чем мы? Какими трудами стяжали они это право? Почему же они держат нас в ярме? Если у всех у нас одни отец и мать, Адам и Ева, как они скажут и чем докажут, что они лучше нас, — не тем ли, что мы в поте липа добываем для них, а они тратят в своей гордыне? Они одеты в бархат, кутаются в меха и в горностаи, а мы прикрываем наготу лохмотьями. У них на столе вино, кушанья и белый хлеб, а нам — овсяная лепешка пополам с отрубями и вода, чтобы напиться. У них праздность и красивые дома, нам — муки и тяжкий труд, в зной и в непогоду. А ведь нами и нашим трудом эти люди пополняют свой достаток». Фатальным для всей средневековой системы духом дышал народный стишок, выражавший суть уравнительного учения Джона Болла: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто дворянином был тогда?»

Крестьянское восстание в Англии было подавлено после того, как Уота Тайлера, предводителя восставших, предательски убил мэр Лондона во время их переговоров с молодым королем Ричардом III (1381).

«Коммунистическая» сторона гуситского движения была частью той же системы народного неповиновения. Несколько ранее восстания крестьян в Англии произошла французская Жакерия (1358) — восставшие французские крестьяне жгли замки и опустошали окрестности. Спустя столетие такие же волнения охватили Германию, вылившись в несколько кровопролитных Крестьянских войн. Они начались ближе к концу XV в. В случае Германии экономические и религиозные причины этих народных волнений сплелись еще более явно, чем в Англии.

Одним из наиболее заметных этапов общественных беспорядков в Германии было восстание анабаптистов. В Виттенберге в 1521 г. объявилась секта анабаптистов. Возглавляли ее три «пророка», и в 1525 г. приверженцы этой секты взбунтовались. Между 1525 и 1532 гг. бунтари удерживали в своей власти город Мюнстер в Вестфалии, где постарались в полной мере осуществить свои религиозно-коммунистические идеи. Восставших осадил епископ Мюнстерский, и тяготы осадного положения привели к тому, что настоящее безумие овладело городом. Были, как говорят, случаи людоедства, а вождь анабаптистов Иоанн Лейденский (1509–1536), прибрав к рукам власть в городе, объявил себя наследником царя Давида и по примеру этого царя стал многоженцем. После сдачи города епископ-победитель отдал приказ подвергнуть предводителей анабаптистов самым ужасным пыткам, а затем казнить на рыночной площади. Их изуродованные тела вывесили в клетях на церковной колокольне, чтобы весь мир увидел, что в Мюнстер снова вернулись закон и порядок…

Восстания трудящихся низов западноевропейских стран в XIV и XV в. оказались более серьезными и влиятельными, чем какие-либо из народных волнений, прежде отмеченных в истории. Ближайшими по времени к ним были некоторые исламские «коммунистические» движения в Персии. В Нормандии около 1000 г. было крестьянское восстание, и было движение багаудов в поздней Римской империи, но все они не сравнимы по своим масштабам с этим новым общественным подъемом. Эти восстания показали, что в обществе появился новый настрой, совершенно отличный от безразличия и апатии крестьян и земледельцев в первоначальных регионах цивилизации или от анархистской безнадежности крепостных и рабов — работников римских капиталистов.