Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко

Недавно Володя Волчков вспомнил, что я сам ремонтировал какой-то инструмент для отделения нейрохирургии. Я этого совершенно не помнил, но Володя настаивал. Оказывается, что я отрезал часть его собственного коллекционного полтинника: для пайки нужно было серебро…

А. И. Панюшкин

Со спасателями (Л. Лившиц, В. Волчков)

30 января 1972 года меня выписывают «на волю», и я прощаюсь с Александром Ивановичем. С грустью узнаю, что он начинает работать главным врачом: там выше зарплата, надо думать о семье. В виде поощрения ему разрешается делать и операции… Я понимаю, что от личности и работы главврача очень многое зависит в клинике, что он не простой хозяйственник, что он должен грамотно и с перспективой руководить и учреждением, и коллективом врачей. Пусть главврачу и платят прилично: его труд разносторонний и непростой. Сейчас такие специалисты на аглицкий манер называются менеджерами, топ-менеджерами; заработки менеджеров весьма приличные: от качества их работы многое зависит.

И все-таки, и все-таки: разве труд нейрохирурга проще? Менее напряженный? Менее ответственный? А если это врач от Бога, а не серый ремесленник? Врач, который делает имя всему учреждению? В Ленинграде ведь были Институты и целые Академии, а болезный народ почему-то стремился попасть хотя бы в коридор Железнодорожной больницы…

Я не могу на эту тему даже шутить. Мои младшая сестра и мать, младший брат жены – погибли из-за низкой квалификации лечащих врачей, из-за их непробудной серости в избранной профессии. Возможно, эти «никакие» врачи могли бы стать отличными каменотесами или выдающимися кондукторами в троллейбусе. На худой конец – посредственными певцами, как своевременно «изменивший ориентацию» врач Розенбаум. Я понимаю, что таланты среди врачей так же редки, как и в любой профессии, что, как говаривал наш бог Карл Маркс, – «только тот достигает сияющих вершин, кто без устали карабкается вверх по каменистым тропам». Может быть, тот врач, который искалечил моряка, и доберется когда-нибудь к вершинам своей профессии. Пусть даже не до самых вершин, пусть станет всего лишь надежным профессионалом в своей специальности: в них тоже огромный дефицит. Но для этого надо, чтобы он все-таки «карабкался», хотя бы – до половины горы. И сочувствовал народу, пораженному камнями, осыпающимися вниз при его «карабкании»: у материалов для его учебы жизнь-то всего лишь одна… А если ты ленив, равнодушен и к тому же – врожденный мизантроп, – быстренько меняй профессию врача на любую другую, где больше денег, чинов, славы. Подайся в попсу, в депутаты или сантехники: там хорошо, там приятно.

Послесловие – привязка к быстротекущему времени. Сейчас январь уже 2007 года. Ровно 35 лет, целая жизнь, прошла с того времени. Усилиями друзей и настоящих врачей мое падение в штопоре не кончилось тогда «встречей с землей», а перешло в относительно пологое и равномерное снижение, продолжающееся уже 35 лет. За это время мне удалили еще один диск, опухоль и даже аппендикс, но я уже был закаленным и стойким бойцом. «Снижение» – старение, как и последующая «встреча с землей» увы, неизбежны… Однако – «ничто на земле не проходит бесследно»: все мы остаемся в Тонком Мире. Об этом говорит также эпитафия на могиле поэта Вадима Сергеевича Шефнера, которая находится недалеко от нашей семейной, где сейчас покоится мама. Недалеко также могила Марии Павловны, моей дорогой тёщи…

25. Сползание

Масштабность и значительность задач,

огромность затевающихся дел –

заметней по размаху неудач,

которые в итоге потерпел.

Проект «СИРИУС»

Сириус – (α Большого Пса), самая яркая звезда неба, светимость в 22 раза больше солнечной, расстояние от Солнца 2,7 парсек.

Парсек – расстояние в 3,26 светового года, 30,857*1012 км

Световой год – расстояние, проходимое светом за 1 год.

После нескольких длинных месяцев, потерянных на лечение недугов, я еду утром в часть. Мне категорически запрещено поднимать тяжести (больше ложки с супом!) и делать всякие резкие движения. На мне туго зашнурованный спереди и сзади полужесткий корсет; по периметру в него вшиты вертикальные «железяки», концы которых яростно впиваются в живую плоть при всяких недозволенных движениях. Впрочем, через короткое время они начинают донимать даже без всяких движений. Зажатые ребра не позволяют вдохнуть воздух Родины полной грудью… Зато осанка получается прямо как у кавалергардов (мне почему-то кажется, что именно у них должна быть роскошная осанка)…

Автобус приближается к нашему «крейсеру» на шоссе Революции. У передней двери тоже готовится к выходу молодая женщина. Одна рука у нее нагружена сумкой с продуктами для большой семьи, другая – любопытно рассматривающим весь мир малышом. Женщине для спуска нужна одна свободная рука, и она поступает чрезвычайно естественно: передает стоящему сзади могучему офицеру в морской форме своего малыша:

– Подержите, пожалуйста!

Я молча принимаю любопытное дитя и выхожу следом за женщиной. Не пересказывать же ей содержание главы «В штопоре», которую я напишу через 35 лет. Я бы взял на руки этого малыша, даже если бы мне грозила немедленная аннигиляция: нельзя позорить флот и офицерскую форму. К счастью, малыш оказался почти невесомым. Когда он потянулся к моему носу, мы расстались друзьями…

Встречают меня радостно не все. Солдаты у станков все новенькие и незнакомые, для них я – та новая метла, которая ничего хорошего не сулит. Обрадована только старая гвардия: всех прапорщиков лаборатории без меня потихоньку растаскивают по объектам, станки загружены изготовлением всякой железной лабуды, которой забиты даже все проходы. Лаборатория превратилась уже в заурядную мастерскую с авральной командой.

Учебная группа на заводе работает «на подхвате», инструкторы Толя Кащеев и Витя Чирков пашут где-то на сдаточных объектах как обычные сварщики. Мои «электрические силы» для прорыва в неизведанные тайны сварочной дуги тоже расформированы: Саша Клюшниченко стал писарем в штабе, а Гена Степанов в командировке на объекте… Одна Верочка Пурвина пытается как-то защитить лабораторию, но ее сил явно недостаточно…

Грозные предписания из Энергонадзора и в/ч, контролирующей радиационную безопасность, требуют «устранения отмеченных недостатков», сдачи очередных экзаменов, поверки приборов и т. д., и т. п. В случае «неустранения» – отключение энергии, запрещение использования радиоактивных изотопов для контроля сварки. Эти очень реальные угрозы просто подшиты в папки, на них никто и никак не отреагировал.