Ричард Блейд, герой - Джеффри Лорд

Катер затормозил перед гидропланом одновременно со свистком судьи об окончании первого тайма. Пилот, в отличие от старого Армандо, находился в благостном расположении духа. Как выяснил Блейд минут через десять, Карлос Альмейдо болел за «Ботафого».

Гидроплан взлетел ровно, но вскоре пилот начал чертыхаться — у «Ботафого» возникли сложности…

Выйдя на берег в Сантусе, Блейд первым делом остановил такси, водитель которого сносно говорил на английском и поинтересовался результатом матча.

— Какого? — поинтересовался таксист и, не дожидаясь ответа, с восторгом сообщил: — «Сантос» выиграл у «Флуминенсе» три-один!

— Слава богу! — воскликнул Блейд. — А я все это время находился в неведении. Понимаешь, дружище, сломался приемник…

— Вы тоже болеете за «Сантос»? — переспросил таксист. — Извините, сэр, но вы, кажется, иностранец?

— Да, — кивнул Блейд. — Но сердце мое принадлежит лишь одной команде — команде Пеле!

Таксист понимающе закивал, и дорога от Сантуса до Сан-Паулу пролетела незаметно. Таксиста, как и его любимого игрока, звали Эдсон, чем он по праву гордился; и за короткий промежуток времени Блейд узнал все — и о самом Эдсоне, и о его семье, и о его футбольных кумирах.

Эдсон болтал наперегонки с радиоприемником и замолк лишь на минуту, когда передавали результаты футбольных матчей. Блейд услышал, что «Фламенго» и «Ботафого» сыграли вничью; теперь он понимал, чем были вызваны тирады старика Армандо, а затем — воздушные ямы, в которые все время попадал гидроплан Карлоса Альмейдо.

Эдсон не старался гнать машину и продолжал развлекать пассажира болтовней — Блейд, не задумываясь, предложил ему в два раза больше названной цены. Он не сомневался, что водитель у него первоклассный, и что он теперь доставит его даже на край света — иностранец, богатый, да еще болеющий за «Сантос»! Этого для бразильца было более, чем достаточно.

В полуха слушая Эдсона, Ричард Блейд размышлял над содержимым записки, которая, вместе с приличной суммой денег и чеком, находилась в переданном Багаем пакете.

К его удивлению, первая часть задачи была сформулирована предельно ясно и четко: найти дантиста Умберто да Синто (он именовался кличкой «спелеолог») и ознакомиться с «наглядными доказательствами», о которых столь расплывчато писал в одной из своих многочисленных книг великий мистификатор и хитрец Ван Дайкен.

Этот голландец ловко эксплуатировал интерес публики к гипотетическому пребыванию на Земле во времена оны инопланетных пришельцев. Железная колонна в Дели, статуэтки догу, рисунки Наска, каменные стеллы в храмах майя и ацтеков, Баальбекская платформа и даже Библия — все это, как и многое другое, служило материалом для его бесчисленных статей, публичных лекций, книг и фильмов. Он был весьма умен и избегал говорить заведомую ложь, играя на недосказанности и нюансах, всякий, кто читал его творения, понимал, что автор знает много больше, чем пишет, и готов в любой момент представить такие свидетельства своих слов, что научный мир просто ахнет. Как бы то ни было, книги его расходились прекрасно, и Дайкен зарабатывал миллионы.

Его шумная деятельность давно привлекла внимание британской разведки, ибо не стоило пренебрегать теми зернами истины, которые могли быть рассыпаны среди заведомого бреда. Дж., шеф отдела МИ6, начал разработку Дайкена еще в конце шестьдесят первого года, когда Блейд вернулся из Лейк Плэсида — весьма любопытной командировки, имевшей целью ознакомление с успехами американских уфологов. Эта поездка положила начало проекту «Немо», который служил немалой уступкой современным веяниям со стороны консервативных британцев: в рамках проекта были начаты работы по изучению аномальных явлений.

Ван Дайкен, несомненно, также относился к подобным явлениям — во всяком случае, если речь шла о его хитрости и умении запутывать следы. Дж., разведчик матерый и опытный, начал с его связей, и на поверхность вскоре всплыл некий бразильский исследователь и спелеолог Ноэль Умберто и его таинственная пещера.

Пещера, о которой бразилец якобы по секрету сообщил неутомимому «исследователю останков пришельцев» Ван Дайкену, а тот, пообещав своему информатору четверть миллиона долларов, растрезвонил великую тайну всему миру в своем очередном опусе. Пещера, в которой хранятся записи неведомых звездоплавателей — сотни металлических листов с загадочными знаками; пещера, полная золотых изваяний и чудесных приборов, система подземных склепов, коридоров и огромных зал, все входы в которые стережет племя воинственных белых индейцев комичокос. Да, это была та еще утка!

Однако шеф Блейда через своих людей в Сан-Паулу выяснил, что спелеолог Ноэль Умберто существует в действительности. Правда, его профессия оказалась не столь романтичной да имя было слегка искажено. Дантист Умберто да Синто — вот как его звали на самом деле. История тянулась больше года, но теперь не оставалось даже малейших сомнений, что обнаружен именно тот человек, на которого ссылался в своем трактате Ван Дайкен. Агентам удалось сфотографировать да Синто, когда тот вкушал утренний кофе в одной из забегаловок Сан-Паулу. Дантист, приподняв чашку, словно салютовал незримому фотографу, и на снимке можно было разглядеть его одутловатое лицо и руку. Толстый, как сосиска, указательный палец украшал необычный перстень с печаткой: грифон, сидящий на зубчатом колесе.

Эдсон сочно захохотал, и Блейд рассмеялся ему в ответ — бразилец, скорее всего, рассказывал нечто забавное. Потом таксист, приглушив приемник, сообщил разведчику:

— Подъезжаем к Сан-Паулу.

Блейд достал карточку с адресом спелеолога-дантиста и протянул Эдсону, тот кивнул в ответ:

— Еще полчаса, и будем на месте.

— Ты знаешь этот квартал? — спросил Блейд.

— Я родился неподалеку… я же говорил…

— Да, да, — кивнул Блейд, — и вашей семье пришлось съехать в Сантос, когда разорился дядюшка Себастьян — он вспомнил рассказ шофера о жизни «наверху», о последовавшем за ней разорении и переселении в трущобы портового пригорода Сан-Паулу.

Эдсон надолго замолчал — то ли вновь погрузился в воспоминания детства, то ли заметил, что Блейд внимательно следит за выражением его лица, как бы то ни было, черты его будто окаменели.

Ничего удивительного, заключил Блейд. Когда пересекаешь душный, ослепительно белый Сантос, потом мчишь меж зеленых кофейных плантаций, изрезанных коричнево-красными полосами дорог, и, наконец, въезжаешь в район богатых особняков, под благословенную сень раскидистых деревьев, начинаешь понимать, что потерял. Сорок пять миль напоминают дорогу из ада в рай — и обратно.