Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

7/20 мая 1901. Понедельник.

Моисей Минато с Сикотана пишет, что христиан–курильцев ныне в живых всего: пятьдесят девять человек, в том числе двадцать два мужчины, тридцать семь женщин, и жалуется, что женщинам не за кого выходить замуж; спрашивает — «можно ли за язычников–японцев?» Конечно, в этой крайности можно разрешить и за язычников, если найдутся хорошие люди, желающие брать их. Но найдутся ли там таковые? Тут же поневоле Моисей сетует, что попадающие туда японцы развращают христианок. Хорошо бы выдавать их в Немуро, но японцы не легко женятся на них — к презираемому ими племени айнов принадлежат–де.

8/21 мая 1901. Вторник.

Кончили мы с Накаем исправление Псалтири. Но еще раз надо перечитать — быть может, найдется еще кое–что переменить. Стоить будет отпечатание 1000 экземпляров 342 ены, по принесенной из типографии смете; из другой типографии принесли даже несколько дороже.

Вечером была всенощная с литией и величанием, пред завтрашним Праздником Святителя Чудотворца Николая.

9/22 мая 1901. Среда.

С семи часов утра Литургия, отслуженная мною с тремя иереями; после нее молебен. Потом поздравления с именинами; чай, завтрак для поздравителей; школам на симбокквай, прислуге на чай; с восьмого часа визиты русских, из Посольства и других. Вечером всенощная пред завтрашним Праздником.

10/23 мая 1901. Четверг. Праздник Вознесения Господня.

Христиан в Церкви было почти столько, как в обычную воскресную службу, — и за это уже слава Богу!

Из Хакодате церковные старшины пишут жалобу на тамошних катихизаторов — что «ровно ничего не делают для Церкви да еще дрянными речами вносят смуту между христианами», а священника о. Петра Кано хвалят, просят во время Собора переменить катихизаторов на более пожилого и прилежного. Действительно, Обара и Моки — очень молоды для самостоятельного дела, но они же и назначены были в Хакодате потому, что там есть священник, под руководство его; только руководитель–то этот оказывается таким слабым, что как будто и нет его там. Конечно, во время Собора Обара и Моки будут взяты оттуда. Спрашивают старшины, «нужно ли им делать общее собрание христиан, чтобы составить прошение к Собору о перемене катихизаторов?» Отвечено: «не нужно; довольно теперешнего их письма», да еще собственных моих сведений и соображений.

От о. Петра Кавано — подробное описание, как у него, в Янагава, было собрание катихизаторов его ведения для рассуждения о местных церковных делах и нуждах. Прежде всего, разумеется, угощение. Потом нашумели столько, что, действительно, человек двести язычников собралось слушать их; и что же они предподнесли этому собранию? Вместо того, чтобы воспользоваться таким благоприятным случаем и дать язычникам хоть некоторое основное понятие о христианской вере, они поболтали на частные темы — «О праведном суде», «О почтении к родителям» и подобное. Напускали пузырей на воде! Были у них и соборные рассуждения и резолюции, из коих первая: «кроме частной проповеди отдельным лицам и семействам нужно устраивать и большие проповеднические собрания». А во всем ведении о. Кавано, у него самого и у всех его катихизаторов, и частной проповеди–то нет нигде — безнадежность и разленелость общие. Прочее все в описании — дребедень, печаль возбуждающая. Послал, впрочем, для напечатания.

11/24 мая 1901. Пятница.

Иван Акимович Сенума рассказал про вчерашнее вечернее собрание учеников и их речи; из последних некоторые состояли в злоречии; особенно отличился ученик четвертого класса Игнатий Ивама; по нем, «Правило ходить в Церковь нужно отменить, правило в назначенное время вставать, ходить в класс и подобное никуда не годится — все это стесняет свободу; нужно отдать на произвол каждого ходить в Церковь, в классы — вести себя, как кто хочет». Что за дичь! И это мелет взрослый дылда, могущий своими речами смущать малышей. И — не в первый раз; от Ивана Акимовича он уже был вразумлен, что такое злохуление должен прекратить. Сказал я Ивану Акимовичу, чтобы завтра посоветовался с учителями, не лучше ль исключить Ивама из Семинарии, инструкция которой столько противна ему. Кстати же, он и учится плохо, способностей плохих — в будущем не обещает из себя доброго служителя Церкви.

12/25 мая 1901. Суббота.

Господин Сенума пришел сказать, что все учителя рады выключить Игнатия Ивама из школы и за характер его, и за малоуспешность. Потому я велел ему прийти за деньгами на дорогу до Такасимидзу, к его дяде, катихизатору.

Из Хоккайдо пишет Мария Косияма, муж которой, один из первых христиан в Хакодате, утонул на Хакодатском рейде, катаясь в лодке, почти тридцать лет тому назад, — просит 20 ен на погребение себя — «приближаюсь–де к смерти, и бедна». Боже, кто только и на что не тянет из Миссии! Послал 10 ен, конечно, не из церковных — в церковном отчете странно было бы упомянуть такой расход.

Была мадам Кикуци, вдова недавно умершего Павла Кикуци, владетельница оставшихся после мужа больших сахарных плантаций на Огасавара–сима, очень благочестивая христианка; рассказывала много интересного про эту маленькую группу островов; прекраснейший там климат и природа, и нет ничего вредного для человека: ни диких зверей, ни змей, ни комаров, ни блох; нравы у всех людей безвинные — никаких преступлений нет: ни воровства, ни прелюбодеяния, ни драк и ссор; ни у кого нет замков на дверях; тюрем нет. Жителей на Хаха–сима, где главные плантации, до 1200 человек. Одна только беда бывает — опустошительные бури. Не без того, кажется, чтобы мадам Кикуци не была в значительной степени оптимисткой.

13/26 мая 1901. Воскресенье.

Рано утром Елисавета Котама пришла сказать, что умерла Марина Хата от «какке»: в два часа ночи еще ходила и признаков не показывала, что близка к кончине, а в пять часов нашли ее уже похолодевшую! Какая это страшная болезнь! Хата была уже на выпуске, совсем взрослая; впрочем, ежегодно в это время страдала от «какке».

После Литургии капитан Василий Павлович Осеки был, чтобы получить приготовленные для него в Россию рекомендательные письма и проститься. Позавтракали вместе с ним и Иваном Акимовичем Сенума, учившим его по–русски, и простились. Послезавтра отправляется он в Россию чрез Сибирь. Намерен пробыть в Петербурге и Москве три года; в то же время он состоит на службе, даже получает небольшое жалованье от своего ведомства.

Вечером Марину Хата в гробе перенесли в Крестовую Церковь, и всю ночь ученицы читали над нею Псалтирь, с усердием, похвальным для Женской школы — чуть не вся школа провела ночь в Церкви.