В Дикой земле - Илья Олегович Крымов

были заранее раскрыты для него, стражи громко выли и радостно лаяли; голоса тысяч сородичей встречали его внутри каменных стен, когда тегин мчался с вывалившимся из пасти языком по улицам, не щадя скакуна, счастливый без меры! Он вернулся на родину, он вернулся к своему народу!

Лишь перед вратами самой крепости, что послужила основой для закладки города, Архгрра’Храгр натянул поводья и пустил измученного рагххрара шагом. Он въехал степенно, гордо, свысока глядя на ратников, торопливо поправлявших на себе броню и высокородного тудуна, воссевшего править на этих землях от лица великого кагана. Тудун, одетый богато и красиво, могучий, но уже отяжелевший прожитыми летами и сытостью, упал на колени пред тегином и накрыл голову руками, проявляя тем самым покорность, граничившую с самоуничижением.

— Я вернулся из Великой Пущи! — провозгласил Архгрра’Храгр, вскидывая сжатый кулак. — И пускай знают все, что я выдержал испытание великого кагана!

Ратники в восторге заголосили, вой и лай разнеслись по всему городу, привлекая народ ближе к крепости, сообщая важную новость.

— Отрадно видеть тебя живым и невредимым, о могучий тегин.

Единственный голос перекрыл сотни других, хоть и был он тих. Огромная сила чувствовалась за этим голосом, зловещая, страшная, пахшая кровью сила. Шелест полов багряного одеяния и цоканье шагов сопровождали хозяина голоса всегда, также как испуганная тишина. Жрец Кхрага покинул капище и явился в крепость, чтобы самостоятельно поприветствовать Архгрра’Храгра, вернувшегося из земель, откуда не было возврата.

Точно как на памяти тегина, слуга Рогатых Владык тяжело опирался на узловатый посох и носил на лице золочённую маску с витыми рогами, подражая своим кумирам, а ноги его, хотя это скрывали одежды, были обезображены. Подобно всем багряным жрецам, Кхраге отрубили пальцы, приладив вместо них золочёные копыта из бронзы, которыми он теперь всегда цокал, неверно, неуклюже ковыляя.

— Восславим Рогатых Владык! — воскликнул жрец, растягивая шрамированный рот в улыбке, показывая гнилые зубы, торчавшие из кровоточивших дёсен. — Вознесём хвалу!

— Слава Рогатым Владыкам!!! — рявкнули ратники послушно.

— Сегодня мы устроим приветственный пир! — продолжал вещать Кхрага, смотря на всех сквозь прорези маски, на которой ещё поблёскивали капли свежей крови. — А завтра я пошлю гонцов к столичным стенам, отправлю великому кагану радостную весть!

Архгрра’Храгра приняли с почестями, соответствовавшими его положению. Тегина старательно отмывало пять девушек, после чего слуги нарядили его в украшенную броню и поднесли саблю с ножнами, обтянутыми красной кожей. Пир, устроенный в честь его возвращения, прошёл на ворсистых коврах и мягких подушках с обилием мяса и вина, а когда почти все гости уснули, объевшиеся и упившиеся, немногие ещё трезвые перебрались в отдалённое помещение с толстыми стенами.

Их было пятеро, считая самого Архгрра’Храгра. Среди собравшихся был тудун Одинокого Клыка, его сын и двое знатных воевод, пользовавшихся уважением среди ратников.

— Мы исполнили распоряжения, которые ты отдал перед уходом, о могучий тегин, — говорил тудун, — запасы сделаны, все важные воеводы с нами, а племенных эльтеберов мы сможем убедить. Слава о твоём подвиге уже разносится по Каганату. Мы и наши сторонники готовы поддержать тебя, если ты не передумал.

Архгрра’Храгр, который на пиру не проглотил ни единого кусочка и не сделал ни единого глотка, опасаясь ядов, осушил кружку студёной воды, поднесённую сыном тудуна. Жажда наконец была утолена.

Заговорщики поедали его глазами.

— Выступим на столицу завтра.

Они вздохнули с неясным чувством, — не с облегчением, но и не с огорчением. Все они были готовы рискнуть головами и теперь знали, что точно придётся сделать это.

В одну из дверей предупредительно постучали, и заговорщики схватились за сабли, но появившийся к комнате ратник приблизился с низкими поклонами, неся окровавленный мешок. Вскоре пред их глаза была положена отрубленная голова Кхраги.

— Остальные багряные жрецы? — спросил Архгрра’Храгр.

— Ничего не успели сделать, о могучий тегин.

— Слава Кхрррай’Яю.

— Слава Кхрррай’Яю, единственному истинному богу, — тихо, но фанатично проговорили все остальные.

— Братья, пора освободить Каганат от власти кровавых уродцев, — прорычал тегин, наследник великого кагана, — это наша земля, и либо Рогатые будут уважать наш древний договор, утверждавший равенство, либо мы огнём и сталью заставим их!

Заговорщики зарычали, присоединяясь к гневу своего предводителя.

— Мы не рабы! Мы не слуги! Мы не корм для их алтарей! Мы будем пользоваться их силой, а не пресмыкаться пред ней!

— Мы умрём за тебя!

— Мы умрём за Каганат!

— Мы не рабы рогатых уродов!

— Веди нас, о великий каган!

Вторая часть эпилога вновь возвращает нас в год 1634 Этой Эпохи.

Старая Эгге сидела на крыльце своего домика, звякая спицами вязала что-то пока неясное. Вязание нравилось ей как занятие само в себе, ценнее всего был процесс, а не результат. Мерно качалось взад-вперёд кресло, заставляя поскрипывать сухие доски под собой. Старица то и дело отрывалась от спиц и вглядывалась в успокаивающий вечерний пейзаж за пределами кромлеха, всё ожидая гостя. Тот, однако, явился не из-за деревьев, а возник в свечении светлячков, порхавших по тёплому воздуху.

Эгге отложила вязание и тяжело поднялась, чтобы выйти навстречу с улыбкой.

— Здравствуй, дражайший! Добро пожаловать!

Он упреди её от поклона, улыбаясь из-под своего зелёного капюшона.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Твоими стараниями, — кивнула она. — Проходи в дом, проходи, я наготовила для тебя, не придётся больше мне встречать гостей сухой листвой да дождевой водой, благодетель!

— Прости, Эгге, но не смогу. Дела не отпускают меня.

Руки бывшей богини упали плетьми.

— Как же так, дражайший?

— Прости, — повторил путник. — Явился лишь чтобы спросить о той услуге, которую…

— Ты и сам знаешь, поди. — Старушка вздохнула. — Он провёл в руинах Мерместуса два года и ушёл живым, закалённым. Поразительная живучесть.

— Ребёнок понравился тебе, Эгге?

Она пожала плечами и указала вверх, туда, где в ночном небе тревожно горел красным росчерк кометы:

— Скажу прямо, дражайший, невзирая на исключительную живучесть и находчивость, благородная кровь в нём слаба, как и во всех потомках двух древ. Огнём драконьим он плеваться умеет, этого не отнять у потомков Грогана, но мало этого. Должно происходить