Атомная крепость - Иван Цацулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять послышался голос Грина, на этот раз угрожающий:
– Ты уже не веришь мне – это плохо. Но дело не должно страдать. Твой дядя Мордехай Шварц передал тебе приказ управления разведки… Шварц доложил рапортом, что ты отказалась выполнить приказ.
– Да, отказалась.
– Потому, что считаешь себя обманутой? – с насмешкой осведомился Грин.
– А разве это не так? – Сатановская расхохоталась.
– Тише! – угрожающе заговорил Грин. – Пытаешься шантажировать нас, не понимая, что за это можешь поплатиться жизнью.
– Что ты хочешь от меня?
– Ты должна выполнить приказ шефа. Или ты умрешь… Я хотел поговорить с тобой потому, что мне жаль тебя, я же люблю тебя…
– Молчи! Ты подлец, Грин! – с негодованием вскричала женщина.
– Возьми себя в руки, Соня, – почти ласково заговорил Грин. – Мне поручено передать тебе: как только выполнишь этот приказ…
– Так меня тотчас отправят за ненадобностью на тот свет? Ха-ха… Я давно ожидаю этого, ведь я слишком много знаю, не так ли, мой друг?
– Мне поручено передать тебе, что как только ты выполнишь этот приказ шефа, – продолжал Грин, – ты получишь возможность выехать в Америку и начать новую жизнь. Тебя ждут большие деньги, Соня.
– Ты, как всегда, обманываешь меня, Грин, – заговорила Сатановская после небольшого молчания. – Вы завлекли меня в свои сети, отрезали путь назад… До сих пор я была послушной рабой своих хозяев. Но я не видела своими глазами тех ужасов, которые творят на этой земле наши люди, идущие маршрутом «Дрисса»… и мне было не так тяжело. Теперь же вы хотите, чтобы я стала палачом, истязала и губила детей! Нет, нет, я не согласна, – Сатановская почти кричала.
– Глупая, какая глупая, – в голосе Грина слышалось смущение и еле сдерживаемое раздражение. – Никто не требует от тебя таких жертв… Операцию эту проведут без тебя, твое участие тут будет самым незначительным, твоя роль в этом деле исключительно техническая. И, к твоему сведению, за операцию «Шедоу» в целом отвечаю перед Харвудом я. Подожди, не перебивай меня. – Грин снова заговорил с угрозой. – То, о чем тебе стало известно от Мордехая Шварца, будет выполнено независимо от того – нравится это тебе или нет. Твое дело повиноваться. Твой отказ будет означать для тебя только одно – смерть. Решай. Ответ я должен получить сейчас, сию минуту.
Опять тихо шуршала лента в аппарате – Сатановская молчала.
– Я должен спешить, – раздался голос Грина. – Решай.
– Хорошо, – с трудом заговорила женщина. – Я передам его…
– Ты сделаешь с ним то, что мы тебе прикажем, – прервал ее Грин. – В проведении операции «Шедоу» ты полностью в моем подчинении.
– Ладно, попробую поверить тебе последний раз, – в голосе женщины слышались слезы.
– Я знал, что мы с тобой договоримся, – весело сказал Грин. – Гора с плеч… Это же очень тяжело – ликвидировать ту, которую боготворил всю жизнь. Но ты любишь жизнь… жизнь и деньги – и это позволяет нам понимать друг друга.
– Ты убил бы меня? – спросила она с любопытством.
– Кто тебя уничтожил бы – для тебя, собственно, все равно. – Торопову почудилась в этом месте усмешка Грина. – Но в исходе ты могла бы быть уверена заранее. А ты такая красивая… Честное слово, ты стала…
– Прекрати, пожалуйста, – холодно перебила Сатановская. – Скажи лучше, каким образом ты собираешься получить от меня посылку с Запада?
– Это не твое дело, – недовольно заметил Грин. – Ты должна будешь держать его в полной изоляции. Никто не должен ничего подозревать, понимаешь… Когда придет время – я дам тебе знать, и мои люди заберут его. – Грин неожиданно злобно хихикнул. – А может, и не заберут, а сделают с ним что-нибудь другое, твоего чувствительного сердца сие не касается.
– Даже в том случае, если его зарежут на моих глазах?
– Даже и в этом случае, – резко заключил Грин.
– Но после я обязательно получу деньги, визу и смогу уехать? – спросила она с беспокойством.
– Безусловно. Даю слово.
– Хорошо, ты можешь быть спокоен, в последний раз я выполню твое поручение, – согласилась она. – Гуд бай, Грин.
– Ты спешишь к своему парню? Впрочем, можешь позабавиться с ним, – Грин, должно быть, ухмыльнулся. – Гуд бай, любимая.
– Не прикасайся ко мне, – сухо сказала Сатановская. – Ты мерзавец, Грин, и у меня еще нет никаких доказательств, что ты снова не обманываешь меня. А теперь уходи.
– Все! – полковник щелкнул выключателем и обернулся к Торопову. Тот сидел поникший.
Будто не замечая его состояния, Соколов заговорил:
– Теперь мы определенно знаем: иностранная разведка проводит какую-то операцию. Операции этой присвоено кодированное наименование «Шедоу», занимается ею у нас Грин. Знаем также, что Сатановская получила задание, связанное с «Шедоу», – она должна принять от кого-то «подарок с Запада» и передать его агентам Грина. Что это за «подарок»? По-видимому, речь идет о человеке, о том самом, которого она обязана где-то прятать от посторонних взоров, чтобы никто ничего не заподозрил. Кто этот человек, мы пока не знаем. Не исключено, что это ребенок, – ведь Сатановская – вы же слышали – возмущалась тем, что ее пытаются заставить стать палачом детей…
– За деньги эта особа способна на любое злодеяние, – с негодованием заметил Торопов.
– Люди Грина, по всей вероятности, получат какое-то жесткое приказание в отношении переправленного с Запада человека – об этом со всей очевидностью свидетельствуют слова Грина, которые мы с вами только что слышали, майор, – продолжал Соколов. – Возможно, они постараются уничтожить его, предварительно разыграв какую-то комедию, ради которой его и доставляют из-за границы, откуда-нибудь из Западной Германии или Америки. Когда все это произойдет – неизвестно, кажется, даже Грину. Но мне ясно: контакт с Сатановской Грин в связи с этим заданием будет поддерживать маршрутом «Дрисса», другими словами, через известное нам с вами «окно» на Буге. Стало быть, успех или провал всей его гнусной операции в наших руках! Понимаете? Отправляйтесь в Пореченск и не спускайте глаз с маршрута «Дрисса». Соколов встал и протянул Торопову руку на прощанье.
Долго еще после ухода майора Торопова размышлял полковник над полученными сведениями… Что это за операция «Шедоу»? Соколов неплохо владел английским языком, и для него не составило труда вспомнить: шедоу в переводе на русский язык означает «тень человека». Не вообще тень, а именно человека. Воображению Соколова это пока ничего не говорило.
Глава пятая
С течением времени Рахитов успокоился – никаких новых заданий разведки Харвуда он не получал. Что касается проживания у него «Егорова» и рекомендации этого человека профессору Желтовскому, то тут он рассчитывал как-нибудь выкрутиться. Да и неизвестно еще – нужно ли будет когда-нибудь выкручиваться, но зато отлично известно, что в конце каждого месяца неожиданно свалившийся Рахитову на голову «приятель» вручал ему солидную пачку банкнот. Деньги! К ним Рахитов никогда не был равнодушен, за них он готов был на все, потому что они давали возможность и делать «накопления», покупать ценные вещи в комиссионных магазинах, и чувствовать себя при этом не только богаче, но и выше, и умнее других. О том, каким путем все это приобретается, – думать не хотелось. В конце концов каждый понимает счастье по-своему и по-своему же «организовывает» это свое «счастье». Рахитов с истинным наслаждением открывал в ком-нибудь из знакомых отрицательные черты, стяжательство, лицемерие и, сравнивая таких людей с собой, неизменно приходил к выводу, что он лучше их хотя бы уже потому, что его нутро до сих пор оставалось недоступным наблюдению не только посторонних, но даже своих, например, сына Тимура. И все же имелся такой человек, который до конца понял Рахитова, разглядел его всего, – Василий Прокудин. С помощью высокого покровителя – Анания Федоровича Баранникова, в свое время Рахитову удалось расправиться с ним и изгнать его и из отдела, и из учреждения, которому коммунист Прокудин отдавал все свои силы и знания. А знаний и опыта у него было, безусловно, куда больше, чем у Рахитова, и одно это приводило скороспелого начальника в ярость и смятение. Однако у Прокудина не было некоторых качеств, имевшихся в избытке у Рахитова: коварства, таланта льстить начальству, не знать, что такое совесть, притворяться рубахой-парнем, думая в это время лишь о том, как бы половчее одурачить и использовать окружающих его людей. Василию Прокудииу все это было чуждо, и потому он в схватке с Рахитовым оказался бит. И чем упорнее Василий Прокудин пытался доказать свою правоту, тем больше врагов приобретал: он видел «механику» этого злополучного развития событий, но поделать ничего не мог. Рахитов злорадно потирал руки: теперь Прокудину о нем думать некогда, ему впору отбиваться от новых недоброжелателей. Раздраженные его настырностью, Баранников и его сотрудники усиленно отыскивали в нем черты и черточки, которые в подобных обстоятельствах обнаружить нетрудно у кого угодно: раздражительность (ее тут же выдавали за неуживчивость), напористость (ее тут те переименовывали в склочность), прямолинейность (ее истолковывали как грубость). А обнаружив в Прокудине столько «темных пятен», Баранников и его сотрудники окончательно успокоились и даже испытывали удовлетворение от того, что-де своевременно «приняли меры» против такого человека.