Дверь. Альбом - Мэри Робертс Райнхарт

Она не могла поверить, что Эмили убили. Старик Ланкастер не мог этого сделать. Он спал, даже немного похрапывал, когда она уходила. Она стала беспокоиться. Если она расскажет, что произошло той ночью, ей никто не поверит. Нет доказательств. Допросить старика было невозможно. И она считала, что поступит безжалостно, если обвинит старого человека в том, что он пытался убить свою падчерицу.

— И я решила молчать, — сказала Хелен.

Она не могла точно сказать, когда поняла, что Джим что-то знает об этом. Весь понедельник он вел себя очень странно, внимательно смотрел на нее, но когда она поворачивалась к нему, отводил глаза. В тот день он немного выпил. Она тоже стала за ним наблюдать. Все это было ужасно. И к ночи в понедельник они стали подозревать друг друга, как она выразилась, в чем-то.

И в этом нет ничего странного, объяснила Хелен. Если Джим знал, что она вышла из дома в воскресенье ночью, он тоже мог выйти, чтобы проследить за ней, а затем вернуться домой раньше нее.

— Конечно, это глупость, — объяснила она. — Но состояние мое нельзя было назвать нормальным, как и состояние всех нас, жителей Полумесяца. Тэлботы вообще все чокнутые, а его мать была из семьи Тэлботов. Я стала думать, что это он убил Эмили. Ты ведь знаешь, что его дядя убежал из дома с женщиной много лет назад, а потом застрелил ее. Я знала об этом, поскольку Джим в последнее время предполагал, что он вернулся и решил всех нас уничтожить.

К ночи в понедельник она была почти в истерике. Тогда-то и пришла к нам и сказала то, что сказала. Но после нападения, совершенного на меня, нервы Джима не выдержали. После того, как Хелен ушла от меня в четверг, между ними состоялась ужасная сцена, во время которой они обвинили друг друга во всех грехах.

С силой раскрыв дверь, чтобы уйти из комнаты, она увидела, что в холле стоит их новый дворецкий. Она поняла, что он подслушивал. После этого Хелен быстро собрала в сумку кое-какие вещи и сбежала.

Прошлой ночью она не выдержала и позвонила Джиму. У нее было время, чтобы одуматься.

— В деревне нечего делать. Есть время, чтобы подумать, — сказала она с усмешкой, закуривая сигарету. — И если Джим подозревал меня, значит сам он этого не делал! Наконец-то до меня дошло! Он узнал о показаниях Маргарет от Герберта Дина и был очень расстроен, что так себя вел со мной, извинялся. Но что делать мне, Лу? Если я все расскажу им, они могут опять подозревать Джима. И я не могу найти Герберта.

Я сделала тогда единственное, что могла сделать: взяла ее за руку, потащила к лифту, и через полчаса она уже рассказывала свою историю комиссару полиции, который, кажется, почти вылечился к тому времени от своей аллергии на ядовитый плющ.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Было воскресенье двадцать седьмого августа. Вот уже девять дней в поселке свирепствовал террор. Говорили даже, что нас собираются эвакуировать, чтобы спасти наши жизни. Пара-тройка семей, живших на Юклид-стрит, уже выехала из своих домов вместе с детьми и домашними животными куда-то в деревню. Даже на Либерти-авеню вечерами было пусто. Пресса писала о маниакальном убийце, которого никак не могли поймать. Какая-то газета выкопала старую историю о Джоне Тэлботе и его любовной интриге, которая закончилась так трагически. С этого момента поиски мистера Тэлбота велись так же активно, как и поиски Лидии.

В тот день мы похоронили мистера Ланкастера. Были вызваны дополнительные полицейские, чтобы сдерживать толпу у ворот. Полдюжины мотоциклистов сопровождали гроб на кладбище и следили там за порядком. Я отказалась ехать на похороны, чем страшно возмутила маму.

— Никогда не могла даже представить себе, что моя дочь откажется отдать последний долг умершему.

— Я не поеду, мама.

— Как ты разговариваешь со мной, Луиза? Иногда я просто удивляюсь, что с тобой случилось! Ты очень изменилась.

— Боюсь, что да, мама.

Она отвернулась от зеркала, у которого пришпиливала черными булавками свою шляпу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Полагаю, — стала я объяснять очень осторожно, — все случившееся показало мне, что я имею право жить так, как хочу. Жить своей собственной жизнью, мама. Не чьей-то другой, а своей собственной.

Она посмотрела на меня удивленными, не верящими тому, что они видят, глазами.

— И это ты говоришь мне? Вот что я слышу от своего собственного ребенка! После стольких лет, которые я ей пожертвовала!

— Что ты пожертвовала мне, мама? — спросила я очень мягко. — Может быть, это я была жертвой? Разве все жители нашего поселка не жертвы? Они жертвы. Но чего? Спокойной жизни? Так где же эта спокойная жизнь? Где она? Ее нет. Посмотри в окно, и ты поймешь!

Она ничего мне не ответила, взяла черную сумку, поправила вуаль на шляпке и вышла. В дверях остановилась и обернулась.

— Интересно, это доктор Армстронг внушил тебе все?

— Нет. Не он, а другой мужчина. И если он предложит мне выйти за него замуж, я выйду.

Сомневаюсь, что она слышала, о чем говорил священник на похоронах. Вернувшись, она заперлась в своей спальне и не разговаривала со мной целые сутки. Но так как эти сутки были заполнены другими событиями, я почти не почувствовала этого ее наказания.

В субботу Лидию Тэлбот еще не нашли. Прокурор допрашивал Хелен о том, что она видела тогда ночью. Это окончательно отмело версию мисс Маргарет. И хотя тогда об этом никто не знал, Герберт Дин провел почти половину дня у различных парикмахеров, показывая им фотографию. Остальную часть дня он провел в пансионе на узкой уличке за больницей. Адрес этого дома он узнал после того, как ему все-таки удалось прочесть то, что отпечаталось на промокашке, которую он взял со стола Эмили Ланкастер в доме миссис Макмаллен.

Там, с разрешения хозяйки, которая пошла на это очень неохотно, он осмотрел маленькую меблированную комнату, очень чистенькую, из которой прошлой ночью были вынесены все вещи ее прошлого хозяина, за исключением книг. Книг в комнате было огромное количество.

— Любил читать?

— Да, сэр. Больше он ничем и не занимался. Мне не хотелось с ним расставаться. Он жил здесь десять лет.

— А за книгами никого не присылал?

— Нет. И это очень странно. Книги были для него, как дети, если можно так выразиться. Он очень любил их. Сказал, что я