Нежные юноши (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ты ведь не хочешь быть таким, как они? Ты хочешь стать лучшим в мире писателем.
В гостиной дома Перри Джон Бейли уставился на фотографию с подружками невесты с прошлогодней свадьбы сестры Жозефины. Затем прибыл Говард Пейдж, студент младшего курса из Нью-Хейвена, и они поговорили о теннисе: племянник миссис Макри выступал великолепно, и сегодня вечером в финале у него был отличный шанс на победу. Когда прямо перед обедом на первый этаж спустилась миссис Перри, Джон Бейли не смог удержаться, чтобы не развернуться к ней неожиданно спиной и не пройтись туда-сюда по комнате, притворяясь, что чувствует себя как дома. В душе он был уверен, что он – лучше всех этих людей, и ему было невыносимо, что они об этом не догадываются.
Горничная позвала его к телефону, и Жозефина услышала, как он сказал в трубку: «Я ничего не мог поделать. Ты не имеешь права мне сюда звонить!» Именно из-за того, что его жена напомнила о своем существовании, Жозефина увернулась от его поцелуя и вместо этого поместила его в свои платонические грезы, которые не развеются до тех пор, пока Провидение его не освободит.
За обедом она с облегчением заметила, что Джон Бейли и ее отец друг другу понравились. О негритянских погромах Джон знал все, что только можно, и рассказывал блестяще, и Жозефина заметила, каким тощим и постным выглядел рядом с ним Говард Пейдж.
Джона Бейли вновь вызвали к телефону; на сей раз он покинул комнату с восклицанием, произнес в трубку ровно три слова и резко повесил ее на место.
Вернувшись за стол, он шепнул Жозефине:
– Не могла бы ты сказать горничной, чтобы она говорила, что меня нет, если она сюда еще позвонит?
Жозефина принялась спорить с матерью:
– Я не понимаю, какой смысл устраивать дебют в свете, если вместо этого я могу стать актрисой?
– Да, зачем ей дебют? – согласился отец. – Разве мало она вращалась в нашем обществе?
– Но школу она закончить обязана! Там есть курс по искусству драмы, и каждый год там ставят пьесу.
– Да что они ставят? – с презрением спросила Жозефина. – Шекспира или что-то вроде этого! Ты понимаешь, что прямо сейчас в Чикаго живет не меньше дюжины поэтов, которые лучше Шекспира?
Джон Бейли со смехом возразил:
– О, нет! Ну, разве что один…
– А мне кажется, что дюжина! – не сдавалась пылкая новообращенная.
– В йельском курсе Билли Фелпса… – начал было Говард Пейдж, но Жозефина с напором перебила:
– Как бы там ни было, я считаю, что не стоит дожидаться, пока человек умрет, чтобы воздать ему должное! Вот так вот, мама!
– Ничего подобного! – возразила миссис Перри. – Говард, разве я когда-нибудь так говорила?
– В йельском курсе Билли Фелпса… – вновь начал Говард, но на этот раз его перебил мистер Перри:
– Мы отклонились от темы. Этот юноша желает, чтобы моя дочь сыграла в его пьесе. И если в пьесе нет ничего низменного, я не возражаю.
– В йельском…
– Но я не желаю, чтобы Жозефина участвовала в чем-либо грязном!
– Грязном? – Жозефина пристально на него посмотрела. – А тебе не кажется, что и в Лейк-Форест прямо сейчас происходит немало грязного?
– Но ведь тебя это не касается? – ответил отец.
– Не касается? Неужели?
– Нет! – уверенно ответил отец. – Никакая грязь тебя не касается. А если и касается, то исключительно по твоей вине. – Он повернулся к Джону Бейли: – Как я понимаю, вы нуждаетесь в деньгах.
Джон вспыхнул:
– Да. Но не думайте…
– Да ничего страшного! Мы здесь уже много лет финансируем оперные постановки, и я вовсе не боюсь чего-нибудь лишь потому, что этого раньше не было. Мы знакомы с некоторыми дамами из вашего комитета, и я уверен, что они не станут заниматься какой-нибудь чепухой. Сколько вам нужно?
– Около двух тысяч долларов.
– Что ж, вы находите половину, а половину дам я, но есть два условия. Первое. Мое имя ни в коем случае не разглашается, и никакой шумихи вокруг имени моей дочери! Второе. Вы лично мне гарантируете, что она не будет играть какую-либо сомнительную роль или произносить реплики, которые могли бы вызвать негодование ее матери.
Джон Бейли задумался.
– Последнее условие – невыполнимое, – сказал он. – Я не знаю, что может вызвать негодование ее матери. Никакой брани не будет, это точно. Ни слова во всей этой чертовой вещи!
Он медленно покраснел, услышав общий смех.
– Никакая грязь не пристанет к Жозефине, если только она не влезет в нее сама! – сказал мистер Перри.
– Я вас понимаю, – ответил Джон Бейли.
Обед закончился. Уже некоторое время миссис Перри поглядывала в сторону прихожей, откуда доносились громкие голоса.
– Давайте…
Едва они переступили порог гостиной, как появилась горничная, за которой следовал местный блюститель порядка в синей форменной одежде.
– Здравствуйте, мистер Келли! Хотите нас арестовать?
Келли неловко топтался:
– Здесь находится мистер Бейли?
Джон, который отошел было подальше, резко развернулся:
– Что такое?
– Для вас есть важное известие. Вам пытались сюда дозвониться, но не получилось, так что они позвонили констеблю… Это я! – Он поклонился, а затем, продолжая с ним разговаривать, одновременно стал показывать ему кивками головы в направлении двери, желая продолжить разговор там, где их никто не услышит; но и оттуда его голос, пусть и приглушенный, был очень хорошо слышен всем в комнате.
– Больница Св. Антония… Ваша жена разрезала оба запястья и включила газ… Вас ждут там как можно скорее… – Голос стал чуть громче, когда они проходили мимо двери. – Еще не знают… Если на поезд не успеваете, воспользуйтесь моей машиной…
Теперь они оба вышли на улицу и быстро зашагали по дорожке. Жозефина увидела, как Джон споткнулся и неуклюже ухватился за створку ворот, а затем широкими шагами поспешил к маленькому автомобилю констебля. Блюстителю порядка даже пришлось прибавить шагу, чтобы за ним поспеть.
IVЧерез несколько минут, когда беда Джона Бейли удалилась на достаточное расстояние, общее ошеломление прошло и все снова стали вести себя как нормальные люди. Мистер и миссис Перри тревожились о том, насколько сильно Жозефина ввязалась во все это дело; затем они разозлились на Джона Бейли за то, что он пришел к ним со своей надвигающейся катастрофой.
Мистер Перри спросил:
– Ты знала, что он женат?
Жозефина плакала; она сжала губы; отец избегал встречаться с ней глазами.
– Они не живут вместе, – прошептала она.
– Но она, кажется, знала, что он у нас!
– Но ведь он работает в газете? – сказала мать. – Вероятно, он сможет устроить так, чтобы об этом не писали? Или все же тебе стоит что-нибудь предпринять, Герберт?
– Я как раз об этом думал.
Говард Пейдж неуклюже встал, не желая говорить, что он собирается на финал теннисного турнира. Мистер Перри проводил его до двери и несколько минут что-то ему горячо втолковывал; Говард кивал в ответ.
Прошло полчаса. К дому подъехало несколько гостей, но всем говорили, что дома никого нет. Жозефина почувствовала некую пульсацию в атмосфере жаркого летнего вечера; поначалу она решила, что это – жалость, затем – угрызения совести, но в конце концов она поняла, что это была за пульсация. «Мне нужно все это от себя оттолкнуть, – вот что билось у нее в голове, – все это не должно меня касаться. Его жену я видела лишь мельком. А он сказал мне…»
И в этот момент Джон Бейли стал удаляться все дальше и дальше. Ведь он был всего лишь случайным знакомым – это был просто некто, рассказавший ей неделю назад о написанной им пьесе. А к Жозефине он не имел никакого отношения!
В четыре часа мистер Перри пошел к телефону и позвонил в больницу Св. Антония; информацию ему удалось получить только тогда, когда к телефону подошел кто-то из начальства, с которым он был знаком. Оказавшись лицом к лицу со смертью, миссис Бейли позвонила в полицию, и они, как оказалось, успели. Она потеряла много крови, но больше никаких осложнений…