Проклятые короли: Лилия и лев. Когда король губит Францию - Морис Дрюон

ибо таково повеление Божье, ибо по воле Господней должен воцариться мир между христианскими народами. И еще молю вас именем Всевышнего, разрешите мне вновь увидеться с принцем Уэльским, дабы внушить ему, сколь огромная опасность грозит англичанам с вашей стороны, и постараться образумить его.

Если бы он, король Иоанн, мог меня укусить, я думаю, что он не преминул бы это сделать. Но кардинал на поле боя – это все-таки производит впечатление. И герцог Афинский важно склонил голову, а за ним и маршал Клермон, и его высочество Бурбон. Я добавил:

– Дражайший сир, нынче воскресенье, день Господень, и вы только что отстояли мессу. Так ли уж вам по душе трудиться во имя смерти в день, посвященный Господу нашему? Дайте же мне хоть возможность переговорить с принцем!

Король Иоанн оглядел своих сеньоров и понял, что он, христианнейший государь, обязан снизойти к моим мольбам. Если произойдет нечто непоправимо роковое, то первым в этом будет виноват он и все усмотрят в случившемся карающую длань Провидения.

– Будь по-вашему, – сказал мне король. – Нам по душе уступить вашей просьбе. Только возвращайтесь не мешкая.

Тут я чуть было не задохнулся от гордыни… да простит мне Господь прегрешение сие… В эту минуту я почувствовал, сколь велико превосходство церковника, князя Господня, над владыками земными. Будь я вместо вашего отца графом Перигорским, разве был бы я облечен такой властью. И я подумал еще, что свершил дело всей жизни моей.

Все в том же сопровождении четырех моих копьеносцев, все так же предшествуемый папским стягом, поскакал я к холму по той самой дороге, что разведал Рибмон, держа путь на небольшой лесок, где расположился лагерем принц Уэльский.

– Принц, добрый сын мой, – начал я, ибо на сей раз я уже не называл его «ваше высочество», дабы дать ему почувствовать всю слабость его, – если бы вы и впрямь могли оценить всю мощь короля Франции, как только что оценил ее я, вы бы охотно пошли на соглашение с ним, чего я и хочу добиться, и постараюсь, если только смогу, примирить вас. – И я рассказал ему, сколь велико французское воинство, которое я видел у городка Нуайе. – Смотрите же, сколько вас и каковы ваши позиции… Неужели вы рассчитываете здесь долго продержаться?

Э-э, нет, долго ему здесь не продержаться, и он сам это отлично понимал. Единственное его преимущество заключалось в удачном выборе позиций на холме, поросшем лесом; его ретраншементы можно было смело назвать чудом военного искусства. Но люди его уже начали страдать от жажды, ибо на пригорке воды не оказалось; ходить за водой надо было к ручью Миоссон, который протекал под холмом, но там стояли французы. Съестных припасов у англичан оставалось лишь на один-единственный день. Под саксонскими усами этого принца-опустошителя уже не сверкала белозубая улыбка! Ежели бы он не сидел в кругу своих рыцарей Чандоса, Грейли, Уорика, Саффолка, не спускавших с принца глаз, он признал бы, пожалуй, что в их положении надеяться не на что, тем паче что и приближенные его думали то же самое. Разве что на чудо… и, быть может, чудо это свершится с моей помощью. Тем не менее он согласился не сразу, не желая поступиться рыцарской честью:

– Но, монсеньор Перигорский, я уже говорил вам в Монбазоне, что я не имею права заключать мирные договоры, не испросив воли отца моего, короля…

– Добрый мой принц, выше воли королей Божья воля. Ни ваш отец король Эдуард, восседающий на престоле в Лондоне, ни Господь, восседающий на небесном престоле, никогда не простят вам, что вы погубили столько хороших, храбрых людей, вверенных под ваше покровительство, хотя вы могли поступить иначе. Согласны ли вы, чтобы я обсудил условия и вы, не поступившись рыцарской своей честью, смогли бы избежать жестокой битвы, исход коей весьма и весьма сомнителен?

Черные доспехи и красная мантия друг против друга. Шлем, увенчанный тремя белыми перьями, казалось, вопрошает мою красную шапку и пересчитывает втихомолку нашитые на ней шелковые кисточки. Наконец шлем утвердительно кивнул.

Проезжая все той же дорогой, где проходил утром Эсташ, я успел, однако, заметить тесные ряды английских лучников за палисадом из кольев, которые они вбили в землю; и вот я вновь стою перед королем Иоанном. Я прервал, очевидно, уже давно начавшийся разговор, и по некоторым обращенным ко мне взглядам я догадался, что не все тут поминали меня добром. Поджарый Протоиерей стоял, переминаясь с ноги на ногу, и насмешливо поглядывал в мою сторону из-под своей монтобанской шляпы.

– Сир, я видел англичан, – начал я. – Вам незачем торопиться, незачем немедленно идти в бой, и вы ровно ничего не потеряете, если отдохнете здесь немного. Ибо с тех позиций, какие они сейчас заняли, им не убежать от вас, не скрыться. Воистину я считаю, что вы могли бы взять их без боя. Посему молю вас, соблаговолите дать им отсрочку до рассвета завтрашнего дня.

Без боя… Я заметил, как при этих словах насупились граф Иоанн Артуа, Дуглас и даже сам Танкарвилль и сердито тряхнули загривками. Им-то как раз и мечталось идти в бой. Но я твердил свое:

– Сир, ежели вам угодно, не делайте никаких уступок вашему врагу, но уступите день сей Господу Богу.

Коннетабль и маршал Клермон поддержали мое предложение об отсрочке…

– Подождем и сначала узнаем, что предложит нам англичанин и что можем потребовать у него мы сами, – ведь мы ничем не рискуем…

Зато маршал д’Одрегем – о, только лишь потому, что Клермон был одного мнения со мной, – тут же из чистого упрямства начал отстаивать противоположное и проговорил достаточно громко, чтобы слышал я:

– Пришли мы сюда, чтобы воевать или чтобы слушать проповеди?

А Эсташ де Рибмон, коль скоро его план боя был одобрен самим королем и ему не терпелось посмотреть, как все это получится на деле, подбивал всех на немедленные действия.

И вдруг Шово, граф-епископ Шалонский, носивший шлем в форме митры, выкрашенный в лиловый цвет, заволновался и вспылил:

– Разве долг Святой церкви, мессир кардинал, состоит в том, чтобы дать спокойно уйти грабителям и клятвопреступникам… и не покарать их за это?

Тут уж рассердился я:

– А разве долг служителя Святой церкви, мессир епископ, состоит в том, чтобы отказывать Господу в перемирии, коль скоро Он того желает? Соблаговолите выслушать, если вам это еще неизвестно, что я наделен полномочием лишать права отправлять мессы, а также лишать права на получение всех бенефиций любого священнослужителя, который препятствует моим деяниям в пользу мира. Провидение, мессир, карает