Маяковский - Александр Михайлов

2) Художественно-методологические разногласия могут быть разрешены с пользой для дела пролетарской литературы в пределах ассоциации.

Считаю, что все активные рефовцы должны сделать такой же вывод, продиктованный всей нашей предыдущей работой».

Заявление датировано 3 января. Некоторые биографы с достаточным основанием считают, что это - описка, что дата написания 3 февраля. Владимир Владимирович советовался о вступлении в РАПП с заведующим отделом ЦК ВКП(б) П. М. Керженцевым. Затем сообщил о своем желании вступить в РАПП В. Сутырину, который был секретарем ВОАПП (Всесоюзного объединения ассоциаций пролетарских писателей). Заявление Маяковского внесло некоторое смятение в ряды руководства РАПП - его боялись. И все же Маяковский был принят. Принят единогласно. Ю. Либединский потом писал: мы «опасались, как бы не пострадала наша утлая посудина от того, что на нее вступил такой слон».

А «слон» мучился, нервничал, до приема и после, искал выхода из тупика непонимания. В таком состоянии его как-то ночью встретил А. Н. Серебров.

- К черту! - гудел Маяковский, раздавливая американской подошвой Моховую. - Довольно тыкать в меня Пушкиным... Надоело... Слава, как борода у покойника, вырастет у меня после смерти. При жизни я ее брею... У Пушкина - длинная. Уже столетие, как ее расчесывают... А где мой Белинский? Кто - Вяземский? Друзья?.. У меня нет друзей. А иногда такая тоска - хоть женись! Вот иду в РАПП!.. Посмотрим, кто кого! Смешно быть попутчиком, когда чувствуешь себя революцией... Легко сказать - плюнуть... Я уже не плюю, а харкаю кровью... Не помогает... лезут... И мне кажется, я уже никому больше не нужен...

Ближайшее сотрудничество с Маяковским не сулило рапповцам спокойной жизни, келейного согласия. Это они понимали. Но, с другой стороны, вступление в РАПП поэта, истинное значение которого тоже начинали понимать некоторые наиболее прозорливые рапповцы, необычайно поднимало престиж этого объединения.

Вступление сопровождалось унизительной процедурой. Вспоминает Асеев: ...Маяковскому пришлось выслушать при приеме очень скучные нравоучения о «необходимости порвать с прошлым», с «грузом привычек и ошибочных воззрений» на поэзию, которая была, по понятиям тогдашних рапповцев, безошибочна только у них, людей пролетарского происхождения.

Поэт, который к этому времени написал уже вступление к поэме о пятилетке «Во весь голос» (и он прочитает его здесь же, после процедуры приема), выслушивал эти плоские сентенции, хмуро посматривал на рапповского пастора, учившего, его, как жить и писать, перекатывал из угла в угол рта папиросу...

В руководство Маяковского не ввели. Сомневались, не доверяли, продолжали войну с ним. А после приема поэт пригласил руководителей РАПП на свою выставку. Фотография запечатлела его на фоне выставочных стендов вместе с А. Фадеевым, В. Ставским и А. Сурковым.

По докладу о поэзии на конференции МАПП Маяковский выступил как всегда с острыми критическими суждениями по конкретным вопросам, но непривычно миролюбиво по отношению ко всей поэзии («Сейчас, по-моему, не кризис, а расцвет поэзии по количеству сил, устремленных на этот вид литературного оружия»).

Неожиданна и резкая характеристика Лефа. Отделяя Реф от Лефа, Маяковский заявил, что группа Леф «сделала из революционной литературы замкнутое в себе новое эстетическое предприятие». Спорить здесь было не с чем. А вот Реф Маяковский объявил переходом на коммунистическую направленность - дорогой, которая ведет в РАПП.

«Я, товарищи, вхожу в РАПП, как в место, которое дает возможность переключить зарядку на работу в организации массового порядка... Путь массовой работы влечет за собою изменение всех методов нашей поэтической работы».

Маяковский «приспосабливает» свой поэтический, газетный опыт в качестве аргумента перехода в РАПП, организацию более массовую и связанную с массами, несмотря на свою кастовость. По-видимому, и конструктивистов Багрицкого и Луговского, тоже вступивших в РАПП, привлекала в нем возможность более широкого выхода к читателю, нежели в худосочном ЛЦК, распространявшем свое влияние на какой-нибудь десяток литераторов.

Как представлял себе «массовую работу» Маяковский?

Очень неясно. Он говорил о создании кружков, где можно было бы предпринять меры «по разработке литературных вопросов, даже не в качестве учения, а просто разговоров за чаем действительно из интересующихся литературой товарищей».

Разве это перспектива для Маяковского с его размахом, с его темпераментом и мощью агитатора, горлана-главаря?

В высказываниях Маяковского прочитывается то, что не выдвигается в качестве аргумента, а выражено походя, между прочим, но что, конечно, послужило одной из причин его перехода из Рефа в РАПП. Это разочарование в ближайшем литературном окружении и ощущение творческой бесперспективности его замкнутого в цеховом пространстве существования, действительно напоминающего литературный «салончик». Характеристика Лефа, данная Маяковским на конференции МАПП, как раз говорит об этом. Ее можно распространить и на Реф, который он защищает, пытаясь все-таки сохранить свое лицо и репутацию литературного окружения в глазах общественности, так как он все еще испытывал чувство долга перед ним и не мог поступить иначе.

Однако товарищи по Рефу очень остро реагировали на вступление Маяковского в РАПП. Их задело то, что Владимир Владимирович принял это решение единолично, ни с кем не посоветовавшись. И конечно, они не могли не понимать, что с его уходом Реф перестает быть хотя бы более или менее престижным объединением, поскольку на всех этапах своего существования в системе различных литературных течений и групп футуризм-комфут-Леф-Реф - поддерживал свой престиж именем Маяковского.

Несмотря на то, что Реф был более узкой группировкой, куда входили люди из ближайшего окружения поэта, в нем тоже, с самого начала, обнаружились разногласия. Когда решался вопрос о выставке Маяковского «20 лет работы», Асеев и Кирсанов выступили с контрпредложением - устроить общую для всех выставку. Маяковский с этим не согласился.

Вступление Маяковского в РАПП настолько больно ударило по рефовцам, так настроило против него, что друзья и товарищи поэта фактически объявили ему бойкот, прекратили общение с ним.

Иначе вели себя Брики. Поддерживать бойкот, живя с Маяковским в его квартире, было немыслимо, да и вряд ли это входило в их расчеты. «Славу» и известность Брикам в мире искусства создавал Маяковский. Кто бы знал о Бриках, не будь Маяковского...

Правда, Осип Максимович еще раньше приглашал к себе Авербаха и, видимо, имел какие-то виды на него. Водил дружбу с Авербахом и ближайший друг семьи Бриков, постоянный их гость Я. С. Агранов, занимавший крупный пост в ОГПУ (О. М. Брик в начале двадцатых годов тоже работал в органах ВЧК), сочувственно относившийся к лефам-рефам, человек «с девичьей улыбкой, с змеиной душой» (К. Зелинский). Его ускользающая тень все время мельтешит за спиной Маяковского...