До рая подать рукой - Дин Кунц

Но, еще раз оглядев стену, убедилась, что стоит она крепко, и взялась за банку, понимая, что выбора нет. Поначалу казалось, что банку вытащить невозможно, что она зажата намертво, совсем как залитый цементным раствором камень в крепостной стене. Потом банка чуть сдвинулась относительно лежащей сверху пачки газет и нижнего слоя банок. Сдвинулась, заскользила и выскочила из стены.

Все еще на коленях, зажав банку бедрами, Микки боролась с упрямой крышкой. За долгие годы пластик словно сплавился с алюминием. Но Микки не сдавалась, и наконец крышка отлетела в сторону.

Более сотни светлых маленьких полумесяцев самых разных оттенков, от белого до грязно-желтого, высыпались из банки на пол, ей на колени, прежде чем Микки выровняла ее. Тысячи полумесяцев заполняли банку, и Микки несколько секунд в недоумении смотрела на ее содержимое. Она, конечно, поняла, что перед ней, но никак не могла осознать, что страсть к накопительству могла до такой степени овладеть человеком. В банке лежали ногти, состриженные с пальцев рук и ног за многие, многие годы.

Не с двух рук. Некоторые ногти были поменьше, другие покрывал яркий лак. Должно быть, эта страсть к накопительству родилась раньше Леонарда Тилроу, и он лишь поддерживал семейные традиции, заведенные людьми, которые жили здесь до него.

Микки отставила банку в сторону, вытащила другую. Слишком легкая. Вряд ли в ней могло быть что-то полезное. Но она открыла банку.

Волосы. Состриженные волосы.

Когда Микки вскрыла третью банку, в нос ударил запах кальция, запах морских раковин. Заглянув в нее, Микки вскрикнула и выронила банку.

Она покатилась по полу, оставляя за собой крохотные белые скелеты шести или восьми птичек, хрупкие, как сахарные кружева. Скелеты могли принадлежать только канарейкам или волнистым попугайчикам. Вероятно, Тилроу держали попугайчиков, а когда одна из птичек умирала, каким-то образом отделяли перышки и плоть от костей и сберегали останки… Ради чего? По сентиментальным причинам? Бумажные косточки рассыпались от удара об пол, но черепа, размером с виноградный помидор, прыгали по нему, словно игральные кости.

Может, она слишком рано отбросила идею, что умерла и попала в ад. Это место определенно было адом для Леонарда Тилроу и, вероятно, для других Тилроу, живших здесь до него.

В банках из-под кофе ничего нужного ей быть не могло.

Часов в этой мерзкой комнате не было, но она все равно слышала, как тикают они, отсчитывая минуты, остающиеся до возвращения Престона Мэддока.

Сжимая залитый дождем дневник, Полли добралась до «Флитвуда», открыла дверь, поднялась на ступеньки, обернулась, чтобы криком подбодрить девочку… и увидела, что Лайлани исчезла.

Отсоединив инженерные коммуникации, Кертис, обойдя дом на колесах спереди, подошел к двери в тот самый момент, когда Кэсс, уже сидевшая в кресле водителя, завела двигатель.

– Беда! – закричала Полли, швырнула дневник в гостиную и вновь выскочила из «Флитвуда» под проливной дождь.

Осматривала залитый водой кемпинг, не веря своим глазам. Девочка шла следом за ней, когда она в последний раз оглянулась, их разделяло не больше пятнадцати футов, и остаток пути до «Флитвуда» она пробежала максимум за пять секунд, но, Господи, девочка тем не менее исчезла.

«Дворники» едва справлялись с потоками воды, заливающими стекло, но Ною удалось без особого труда добраться до стоянки номер шестьдесят два, хотя у него и возникла мысль о том, что в аэропорту ему следовало взять напрокат ковчег, а не автомобиль с кузовом типа купе.

Он в изумлении вытаращился на дом на колесах Мэддока, размерами не уступавший стандартному придорожному ресторанчику. Дом вырастал из стены дождя, словно галеон, появившийся из туманов бурного моря, и «Мазда» Ноя казалась рядом с ним утлым челноком, пытающимся пришвартоваться к борту огромного корабля.

Он намеревался осмотреть стояночное место 62, а потом, устроившись неподалеку, наблюдать за домом на колесах пятнадцать или двадцать минут, чтобы оценить ситуацию. Однако от первоначального плана пришлось отказаться, как только он увидел распахнутую дверь «Превоста».

Ветер прижал ее к борту. Дождь заливал кабину, но за минуту, в течение которой «Мазда» Ноя простояла у дома на колесах, дверь никто не закрыл.

Что-то случилось.

Молнии резали небо, отражались от воды, полностью покрывавшей асфальт шоссе.

Нанз-Лейк лежал в двух милях позади Престона, от дома Тилроу его отделяла только миля.

Несмотря на то что дождь вымочил его до нитки, Престону казалось, что он весь в грязи. Отчаянность ситуации заставила его прикоснуться к Руке, в том числе и к деформированным частям тела, потому что не было решительно никакой возможности найти и надеть перчатки.

И если только в доме Тилроу не окажется рукавиц или перчаток, ему придется прикасаться к ней снова, не один раз, еще до исхода дня, хотя бы для того, чтобы отнести в грязное сердце лабиринта, в гостиную, где он оставил Королеву Шлюх. И там, привязав к креслу, позволил бы с первого ряда наблюдать за убийством ее подруги.

В этом кресле Руке и предстояло умереть, после того как он утолил бы аппетит живущего в нем дикого зверя, причинив ей максимум боли. Он родился для этого, как и она. Каждый играл отведенную судьбой роль.

К счастью, пытать ее он мог на расстоянии, с помощью подручных инструментов, не прикасаясь к девочке. Следовательно, привязав ее к креслу, мог вымыть руки мылом и под обжигающе горячей водой. Тогда он очистится от ее липкой грязи, тошнота больше не будет подкатывать к горлу, он вновь сможет наслаждаться своей работой, которую необходимо делать.

Он вдруг встревожился из-за того, что у Жабы не окажется мыла, и тут же рассмеялся. Даже если этот бородатый козел никогда не мылся, в доме наверняка найдутся тысячи обмылков, аккуратно сложенных и, возможно, указанных в специальном каталоге. Так что о мыле можно не беспокоиться.

Медленно приходя в сознание, на соседнем сиденье тихонько застонала Рука. Она сидела, привязанная ремнем безопасности, привалившись головой к дверце.

Пластиковый пакет с герметизирующей полосой лежал на консоли между сиденьями, сложенный, но не загерметизированный. Удерживая руль одной рукой, второй Престон достал из пакета кусок ткани, пропитанный самодельным анестезирующим составом, и накрыл им лицо девочки.

Он не хотел держать ткань на ее лице постоянно, из страха, что убьет Руку слишком быстро и милосердно.

Стоны перешли в невнятное бормотание, отвратительная деформированная рука перестала дергаться на коленях, но она не застыла, как прежде. На воздухе самодельный анестезирующий состав начал испаряться, а дождь уменьшил его концентрацию, пусть он и вернул ткань в пакет, как только Рука отключилась.