Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет - Александр Лопухин

Разъяренные такой проповедью и не чувствуя себя в состоянии долее противостоять ей, эллинисты прибегли к насилию. Они возбудили против него народ и старейшин, распространяя через подкупленных лжесвидетелей слух, что он «говорил хульные слова на Моисея и на Бога, на святое место сие (храм) и на закон». Пользуясь этой поддержкой, они неожиданно напали на св. Стефана и предали его суду синедриона. Начался обычный разбор со стороны судилища, которое уже запятнало себя вопиющим неправосудием и кровожадностью. Явились непременные члены этого судилища – лжесвидетели, которые уверяли, будто обвиняемый говорил, «что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей».

Лжесвидетельства эти были тем опаснее, что основывались на извращении истины. Св. Стефан действительно проповедовал о совершенной Христом отмене всего ветхозаветного домостроительства, но эта отмена должна совершиться не через насилие, а внутренним действием Духа Божия, как она уже и начала совершаться теперь. И эту истину он хотел торжественно выяснить перед самым синедрионом, который при всей своей предубежденности к проповеднику ненавистного имени не мог не восторгаться красотой и богопросвещенным лицом этого человека и «видел лице его как лице ангела». Когда лжесвидетели истощились в своих измышленных показаниях, последовал вопрос первосвященника: «Так ли это?» – и на этот вопрос св. Стефан отвечал боговдохновенной защитительной речью, в которой выяснено происхождение христианства как новой высшей сравнительно с иудейством ступени домостроительства Божия.

Припомнив всю ветхозаветную историю от призвания Авраама, он самым изложением ее доказывал, что в общем ходе образования иудейской религии и закона было постепенное развитие завета и лучших обетований, чему, однако же, постоянно противился избранный народ. Показав таким образом на основании истории, что это они именно, его обвинители, постоянно оказывались нарушителями и противниками Закона Божиего, св. Стефан изложил историю противления их отцов самому Моисею, и тут же пророчески указал на возможность их противления и тому высшему пророку, о явлении которого предсказывал Моисей. Затем, обращаясь к обвинению его в хулении храма, он показал опять исторически, как они именно являлись величайшими хулителями храма Божия и со времени Моисея постоянно уклонялись от истинного богослужения к идолослужению. Но самый храм не есть единственное место соприсутствия Бога. Хотя Соломон и построил Ему дом, но в самой своей посвятительной молитве он высказал великую мысль, что «Всевышний не в рукотворенных храмах живет, как говорит Пророк: небо престол Мой и земля подножие ног Моих».

Общим выводом из этих доказательств была самоочевидная истина, что в основе их мнимой ревности о законе и храме лежало самое гнусное лицемерие, соединенное с грубой чувственностью и человеконенавистничеством. Увлеченный святым негодованием, обвиняемый сделался обвинителем и мужественно воскликнул: «Жестоковыйные! люди с необрезанными сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, которого предателями и убийцами сделались ныне вы. Вы, которые приняли закон при служении ангелов и не сохранили!» Столь безбоязненное и страшное обличение распалило ярость членов синедриона, которые, как дикие звери, «рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами». Тогда св. Стефан увидел, что ему предстоит участь последовать за своим Учителем по скорбному пути мученичества, и взоры его обратились к небесам. Там он «увидел славу Божию, и Иисуса стоящего одесную Бога». Восхищенный этим дивным богоявлением превыше всякой мысли об опасности, он, как бы желая и своих врагов сделать участниками этого видения, воскликнул: «Вот я вижу небеса отверстые и Сына человеческого стоящего одесную Бога!» Но этих возвышенных слов не могли выдержать чувства его слушателей. Затыкая свои уши, как бы с целью предохранить их от оскверняющего богохульства, они массой поднялись с обеих сторон полукруга, в котором сидели, и с диким ревом ринулись на Стефана. О законном решении дела теперь уже не было и речи. В своей ярости они забыли всякий закон и повлекли св. Стефана за городские ворота, чтобы там побить его камнями. Когда началось исполнение казни, мученик воскликнул: «Господи Иисусе! приими дух мой!» А когда израненный, истекая кровью, он мог еще стать на колени, он в духе своего Господа молился за своих убийц, и даже вопль его страдания звучал прощением, показывающим, как мало злобы было в его суровых, произнесенных им перед тем словах: «Господи, – молился он, – не вмени им греха сего!» С этим возгласом он отошел от гнева людей в мир Божий и «почил». Тело его погребли некоторые благоговейные мужи, которые вместе с тем «сделали великий плач по нем».

Это был первый мученик за имя Христово, и на нем первом оправдалась великая истина, что «кровь мучеников есть семя христианства». Среди эллинистов Киликии, которые спорили с Стефаном в синагоге, был один «юноша, именем Савл, из города Тарса, ученик знаменитого Гамалиила. При всей своей учености он не мог выстоять против св. Стефана и подобно другим пылал на него ненавистью, заставлявшей с злорадством смотреть на его мученическую смерть. Савл не только одобрял это гнусное убийство, но и содействовал убийцам, которые складывали у его ног свои одежды, чтобы бросить первые камни, как предписывал закон. И этот-то яростный враг христианства впервые при этом страшном случае почувствовал в своем сердце мучительную искру самообличения, которая, постепенно разгораясь во всесожигающее пламя, привела его наконец к тому, что сам он сделался «избранным сосудом» гонимого Христа, величайшим апостолом и распространителем христианства.

Между тем успех врагов христианства в убиении св. Стефана послужил сигналом к общему гонению на христиан, и они для спасения своей жизни по необходимости должны были рассеяться из Иерусалима. Это невольное рассеяние, однако же, послужило к еще большему распространению Евангелия, и именно за пределы Иудеи, – так как «рассеевшиеся ходили и благовествовали слово». «Так Филипп пришел в город Самарийский, и проповедовал Христа», подтверждая свою проповедь знамениями и чудесами, заставлявшими народ единодушно внимать проповеднику. Там, между прочим, произошла встреча проповедника христианства с знаменитым волхвователем своего времени Симоном, который, выдавая себя за Мессию, обольщал простодушный народ своими чарами. Но его волхвования, состоявшие из жалких фокусов и мнимых чудес, сразу потеряли обаяние перед лицом действительных знамений и чудес христианского благовестника, по слову которого и стал креститься народ во имя Христово. Симон, видя, что его волхвования долее не в состоянии обольщать прозревший от духовной слепоты народ, решился и сам принять крещение, надеясь через это получить новую силу для обольщения народа. Между тем слух об успехе проповеди Евангелия в Самарии дошел до Иерусалима, и апостолы отправили туда Петра и Иоанна для утверждения новообращенных в вере, которые, прибыв туда, низвели на всех верующих через возложение рук обильного дара Духа Святого. Это последнее возбудило крайнюю зависть в Симоне волхве, и он, по своему языческому воззрению, стал предлагать апостолам деньги, чтобы они и ему дали власть низводить через возложение рук дары Духа Святого. В ответ на эту преступную симонию (как вследствие этого стали называться все попытки получить благодать священства посредством купли) ап. Петр обратился к Симону с строгим укором, настолько подействовавшим на волхва, что он стал просить апостолов помолиться за него. Сами апостолы, «засвидетельствовав и проповедав слово Господне, обратно пошли в Иерусалим, и во многих селениях самарийских проповедали Евангелие».

Первомученик Стефан

Вскоре затем Филиппу пришлось совершить еще одно важное обращение, долженствовавшее еще более решительно доказать, что настал день, когда правила иудейства должны были потерять свою силу. Руководимый божественным внушением и голосом ангела, он направился на юг по пустынной дороге, ведущей из Элевферополя к Газе, и там встретил свиту богатого эфиопского евнуха, занимавшего высокое положение казначея Кандакии (царицы) сильной в то время Эфиопской монархии, столицей которого был город Мероэ. Есть основание думать, что эта страна до известной степени была обращена в иудейство иудеями, проникшими в нее из Египта во времена Псамметиха, потомки которого еще существуют под именем фалазиан. Евнух, точно исполняя обязанности пришельца врат, что в его положении было более чем возможно, ездил в Иерусалим на богомолье, чтобы присутствовать на одном из великих праздников, и теперь возвращался на родину. Едучи в карете с сопровождении своей свиты, он, согласно с правилами раввинов, проводил время в чтении Св. Писания и в этот самый момент громко читал по греческому переводу 70 пророчество Исаии: «Как овца веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст своих. В уничижении Его суд Его совершился, но род Его кто разъяснит? ибо вземлется от земли жизнь Его» (Ис 3:7–8). Филипп спросил его, понимает ли он, что читает? Евнух сознался, что все это было темно для него, и, пригласив Филиппа сесть к себе в карету, спросил его, кто же это такой, о ком говорит пророк? Филипп таким образом получил возможность раскрыть христианское толкование этого великого пророчества и настолько подействовал на своего слушателя, что, когда они доехали до источника водного, евнух попросил Филиппа, чтобы он крестил его. Филипп сказал ему: «Если веруешь от всего сердца, можно». И когда евнух торжественно исповедал свою веру, говоря: «Верую, что Иисус Христос есть Сын Божий», то приказал остановить колесницу, и Филипп тотчас же крестил его. «Когда же они вышли из воды, Дух Святый сошел на евнуха, а Филиппа восхитил ангел Господень, и евнух уже не видел его, и продолжал путь, радуяся». По преданию, крещенный сановник сделался проповедником Христа в своей стране, а Филипп оказался в Азоте, откуда он и начал свою проповедь в различных приморских городах вплоть до Кесарии. В этом последнем городе он, по-видимому, остался на постоянное жительство и имел впоследствии четырех дочерей, обладавших пророческим даром.