Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Грант Аллен

Но, конечно, мистер Эгла (Семнадцатый) будет только отчасти вовлечен в мою маленькую забавную паутину проблем. Он всегда будет помнить, что все эти прелюбопытные сложности были всего лишь розыгрышем, что он не раскрыл самую большую контрабанду года. Можно будет извиниться перед мистером Брауном и даже выплатить компенсацию, если так будет нужно. А еще лучше, если Семнадцатый превратит моих фазанов в дичь, чтобы извлечь предмет своего триумфа у них из желудков!

Я с преизрядным удовольствием предвкушал эти события — буквально видел, как они произойдут. А потом государственный оценщик отправится к начальнику с докладом, а после начальник вызовет к себе Семнадцатого — о этот пряно-соленый привкус начальственного выговора! — и скажет, что нет ничего противозаконного в том, что капитан кормит своих фазанов кусочками стекла, ограненного или нет для того, чтобы улучшить им пищеварение!

А потом мне или вернут пять дюжин фазанов, или возместят их стоимость в хороших честных долларах, полагаю, даже в казначейских. Я быстро подсчитал: репутация Семнадцатого быстро покатится вниз, зато стоимость моих фазанов безошибочно пойдет вверх!

Я проверил, хорошо ли заперта дверца верхней клетки, и заодно глянул, как там мои фазаны среди голубей мистера Брауна. Фазаны клохтали и прохаживались в той достойной, но слегка неуверенной манере, которая свойственна всем курам. Голуби испуганно вспорхнули, но затем снова продолжили мирно ворковать; все было спокойно в этом ковчеге. Фазаны обнаружили, что голубиный корм так же хорош, как и фазаний, и стали усердно работать над тем, чтобы заполнить незаполнимое.

Следователи, как я и предполагал, поднялись на борт вместе с лоцманом, и после обычных приготовлений меня попросили присутствовать при проверке птичника. Когда я проходил мимо курительной комнаты, то отметил, что мистер Эгла все еще там — и, вероятно, намеревался там и оставаться. Что ж, восхищен его решением.

Чиновники собрались на кокпите, и их начальник объявил: к ним поступила информация, которую необходимо проверить. Они задали мне чисто формальный вопрос: не собираюсь ли я задекларировать провоз алмазов?

— Мне очень жаль, но на этот раз я оставил все алмазные капиталы дома, мистер, — ответил я. — И мне нечего декларировать, кроме той фигни на постном масле, которую вы себе навоображали!

— Мы уверены в обратном, кэп, — сказал начальник. — Что ж, мы дали вам шанс, а вы им не воспользовались. Теперь расхлебывайте последствия!

Он повернулся к одному из своих.

— Открой нижнюю клетку, Эллис, — приказал он ему. — Вытащи этих птиц и отнеси мяснику.

И тогда всех фазанов вытащили, отнесли к мяснику, а тот свернул им шеи. Мой маленький план обернулся для фазанов брата крупными неприятностями, но мне-то самому, если честно, жаловаться было не на что.

И, в противовес приятному самоощущению, я довольно энергично и по всей форме воспротивился всему этому: заявил, что кто-нибудь обязательно заплатит за это и будет расплачиваться и дальше за такое, как я выразился, надругательство.

Начальник только пожал плечами и приказал достать четырех фазанов из верхней клетки. Его подчиненный сунул руку в клетку, но фазаны только с глубоким достоинством взглянули на него и отошли подальше. Парень немного вышел из себя и сунулся за ними в клетку, заодно снеся всю ее переднюю стенку.

И в тот момент мой план свершился. Раздался сухой и рассерженный шорох сотен пар многочисленных крыльев, и — ха! — воздух мгновенно побелел от голубей! Таможенник попятился из клетки, сжимая в руках моих фазанов, и тут же грудью встретил взрыв начальственного гнева.

— Ты, неуклюжий козел! — прорычал начальник.

— Что?..

И тут свершилась вторая часть моего плана.

— Какого черта, сэр?! — завопил мистер Браун, хватая ртом воздух, и бросился к нам. — Какого черта?! Какого черта?!! Вы выпустили всех моих голубей! Какого хрена все это значит?! Что за?..

— О, вы еще спрашиваете, сэр, что это значит! — ответил я. — Это значит, что чиновники совсем сдурели!

Но мистер Браун, судя по всему, уже забыл обо всем на свете, кроме своих обожаемых голубей.

Он вытащил здоровенные золотые часы и блокнот и начал размахивать ими, пытаясь бликами привлечь внимание голубей, — задрав до хруста голову, он все пытался рассмотреть, куда же они полетели.

Конечно, ему пришлось оставить свои попытки, потому что птицы, сделав напоследок парочку прощальных кругов над кораблем, направились в сторону побережья.

И тогда мистер Браун по-настоящему повел себя как мужчина — по крайней мере, для того, кто разводит голубей. Он выдал настолько красноречивую и обличительную тираду, что почти все пассажиры первого класса вышли посмотреть, что случилось, а некоторые замужние женщины очень поспешно покинули палубу.

Начальник сделал несколько безуспешных попыток утихомирить мистера Брауна, а потом подал знак мяснику — вскрыть все пять дюжин фазанов, что он и проделал с завидным мастерством, пока кокпит не стал похож на бойню. А мистер Браун все продолжал самовыражаться!

В конце концов начальник отправил посыльного, и (видимо, против своей воли) мистер Эгла спустился, чтобы дать объяснения.

Пока мистер Эгла рассказывал, мистер Браун на секунду прекратил расточать угрозы, а пассажиры сгрудились вокруг, и начальник в конце концов попросил меня объявить об отставке. Но я только плечами пожал. Пока что все происходящее шло по намеченному мной плану: чтобы выдать охотника — нужно было как можно больше свидетелей.

— Я никогда не помечал вашу клетку, сэр, — мягко возразил тот. — Я поставил метку на клетке капитана, которая с фазанами…

— Чушь! — рявкнул начальник. — Метки стоят на обеих клетках!

И в этот момент до меня дошло, что начальник ни разу не собирается щадить чувства Семнадцатого — потому что тот слишком уж быстро вскарабкался, по мнению начальника, по карьерной лестнице, — хотя я знал: если контрабанда действительно окажется такой серьезной, как говорил Семнадцатый, то начальник моментально закроет рот. Я никогда еще не встречал настолько сбитого с толку человека, каким был сейчас этот охотник, когда он увидел отметки на обеих клетках. Семнадцатый обернулся и посмотрел на меня, но я ответил ему спокойным, уверенным в себе взглядом.

— Так это вы, — сказал я громко, так, чтобы меня услышал каждый, — тот самый чертов охотник за бриллиантами? Не удивлюсь! У меня озноб шел по спине каждый раз, когда вы проходили мимо.

Коротышка бросил на меня тяжелый взгляд, и я думал, что он сейчас сорвется и бросится на меня, но в этот момент мистер Браун после короткой передышки снова завел волынку.

Вскоре мясник, который работал быстро и без напряжения, выудил из птичьих желудков несколько моих стеклянных «бриллиантов».

Они привезли с собой государственного оценщика — вот как высоко они оценили информацию, которую дал им Семнадцатый! — и этот человек вырвался из молчаливого круга фанатов мистера Брауна и подошел к мяснику, чтобы посмотреть «алмазы».

Я следил за ним, не говоря ни слова, пока оценщик тщательно проверял самый первый из них. Потом он нахмурился и взял следующий. Через пять минут он и мясник закончили работу; оценщик при этом презрительно отшвырнул в сторону последний из «бриллиантов».

— Мистер Фрэнкс! — громко обратился он к начальнику. — В этой груде… м-м-м… дичи нет ни одного алмаза! Здесь всего лишь кучка ограненных стекляшек, которые продаются по десять центов за дюжину, но алмазов нет. Кажется, на этот раз наш дорогой мистер Эгла попал впросак.

Я усмехнулся: кажется, никто здесь не любил Семнадцатого, даже оценщик. Но когда я сначала посмотрел на начальника, а потом на охотника и обратно, то не выдержал и рассмеялся.

Мистер Браун судорожно прервал свою пятидесятую попытку пересказать удивительно экспрессивное, возмущенное и совершенно непечатное письмо, которое он обязательно отправит в «Таймс». Потом он снова начал голосить, но все предусмотрительно отошли от него подальше — так, чтобы хотя бы слышать свой голос, — и тогда начальник выдал несколько коротких и емких слов по поводу замечательного «захвата», которое произвел Семнадцатый.

Тот не говорил ни слова, только растерянно смотрел перед собой. Вдруг глаза его блеснули, и он поднял руку, перебивая начальника.

— О боже, сэр! — выкрикнул он высоким, срывающимся голосом, будто бы до него наконец что-то дошло. — Голуби! Голуби! Нас совершенно одурачили! Фазаны — это только для отвода глаз, и из-за них я не учуял голубиного пирога! Почтовые голуби, сэр! Ах, какой же я идиот!

Я тут же заявил, что он не имеет никакого права делать подобные огульные и лживые заявления, а письмо мистера Брауна тут же стало еще длиннее и неистовее. В итоге мистеру Эгле пришлось публично извиниться за то, что он оклеветал и меня, и мистера Брауна, но это не помешало нам выставить таможне счет за нанесенный ущерб. Мало того, нам обоим выплатили компенсацию, потому что ни казначейство, ни таможенные чиновники не хотели, чтобы вся эта история всплыла — как это случилось бы, например, в суде.