Наследство последнего императора - Николай Волынский

– Не успел, простите…

– Ничего страшного! Вот к нам уже идет, даже спешит, не ожидая специального приглашения, распорядитель или, на современном русском… как нынче по-русски называют такого работника, Иоханаан Иоханаанович[170]? Помогите, – спросила она.

– Может быть, вам легче было бы называть меня по-русски, Лариса Васильевна? – застенчиво произнес Иван Иванович.

– Не обращайте на меня внимания – старая привычка, еще со студенческих лет: люблю разнообразить формы обращения, – улыбнулась она. – Я всегда была немножко хулиганкой… Так как же его теперь называют по-русски?

Иван Иванович подумал и старательно произнес по-французски:

– Maitre d'hotel[171].

Новосильцева только покачала головой:

– О, как удивительны тайны родного языка! Никогда и представить себе не могла бы…

Метрдотель уже был рядом – небольшого роста, в белой мятой рубашке с расстегнутым воротом, в мешковатых брюках. По его круглой и бледной физиономии легко можно было понять, что он – человек занятой и окружающий мир ему страшно мешает.

– Шё нюжьно? – с одесско-еврейским акцентом брезгливо спросил он.

Иван Иванович и Новосильцева переглянулись.

– Как это – «шё нюжьнё»? – не давая сказать Ивану Ивановичу, переспросила Новосильцева. – На каком это языке?

– Я спрашиваю, что вам нужно? Не поняли? Русского языка не понимаете? – повторил метр раздраженно, но уже почти по-московски.

– Русский-то я, положим, понимаю немножко, – нехотя призналась Новосильцева. – А нюжьнё нам здесь… всего лишь помыться. Но только с вениками. Есть веники? Березовые? Сейчас скажет, что у них нет березовых веников, – обернувшись к Ивану Ивановичу, с обидой произнесла она. – Вот увидите, я права!

– Веников нет! – отрезал метр. – Здесь не баня, а ресторан! Не знали?

Новосильцева с облегчением шумно перевела дух, как человек, получивший долгожданный ответ на свой трудный вопрос:

– Ну, слава тебе, Господи! – перекрестилась она. – А я-то уж подумала, здесь баня. Ну, раз уж так случилось и мы попали в ресторан, то нам надо, любезный, чтобы вы предоставили нам хороший столик, быстрое обслуживание и еду, после которой можно остаться в живых.

– Не обслуживаем! – отрезал метр.

Новосильцева посмотрела сначала на него, потом на Ивана Ивановича, совсем смятого (у него сработал рефлекс неистребленного советского стыда: «Что иностранцы о нас подумают?!»), потом снова на метра и недоуменно переспросила:

– Что-то мы вас не поняли, любезный. Вы, кажется, сами только что сказали, что здесь ресторан, а не опиумная курильня!

– Вы кто такие? – вдруг спросил метр.

– Да так, калики перехожие… – со вздохом призналась Новосильцева. – Туда-сюда ходим. Вот в столичный ресторан зашли…

– Вы русские?

– Иван Иванович! – обратилась Новосильцева к своему спутнику. – Вы лучше знаете! Кто мы? Немцы? Евреи? Арабы? А, может, бушмены? Вы бушмен, Иван Иванович? А?

Он смущенно пожал плечами и пробормотал что-то невнятное.

– Вот видите! – торжествующе заявила Новосильцева. – Мой спутник – стопроцентный бушмен. Внешность предательская у него – сразу видно, кто он такой и откуда понаехал в столицу.

– Все ясно! – заявил метр. – Русских сегодня не обслуживаем. Приходите в другой раз. А сейчас освободите помещение. И побыстрее.

Новосильцева в упор уставилась на него.

– То есть как это – «русских не обслуживаем»? Это новый юмор новых русских? Уже можно смеяться? Или еще рано?

– Здесь проводится спецмероприятие! Вам понятно? Вы русский язык понимаете? Спец-ме-ро-при-я-ти-е! Русских сегодня не обслуживаем. Все! Идите!

Новосильцева оглядела зал еще раз, бросила внимательный взгляд на посетителей, для которых, очевидно, и проводилось спецмероприятие, и с неожиданной для старухи злобой тихо произнесла:

– У тебя «нацмероприятие», а не «спец», merde de chat!..[172] Ты сейчас у меня будешь «Семь сорок» и «Агицын-паровоз» плясать! Под оркестр!

Иван Иванович загородил собой Новосильцеву и, не давая ей продолжить, просительно обратился к метрдотелю:

– Послушайте, гражданин… господин… извините, не знаю как вас…

– Неважно! – отрезал метр. – Освободите! Или я вызываю охрану!

– Нет, пока не вызывайте, пожалуйста, – попросил Иван Иванович. – Вы сначала выслушайте меня – всего два слова… Дама приехала в Россию в гости. Вернее, по делам. У нее официальный визит. Она из Франции… Французская подданная. По приглашению нашей организации… – он попытался извлечь из внутреннего кармана пиджака служебное удостоверение, которое у него, как у опытного кагэбэшника, было пристегнуто к карману стальной цепочкой, но гэбэшно-фээсбэшная красная книжечка, еще недавно обладающая грозной силой абсолютно везде, запуталась в цепочке и застряла.

Но метр все сразу понял.

– Вы, господин, или как вас там… «та-ва-рищ!» – заявил он, – можете мне ничего не показывать. Здесь частное заведение. И я могу приказать вышвырнуть вас со всеми вашими удостоверениями и французскими дамами! И именно это я сейчас сделаю!

Он вытащил из кармана мобильник и стал набирать номер.

В этот момент под потоком загремели мощные гитарные аккорды, проревел орган, и пидор в рыбьей чешуе неожиданно запел тонким бабьим голосом – ни дать ни взять юный Владимир Пресняков:

В темном переулке,Где бродили урки,Я зашел в шикарный ресторан.Там сидела баба,Звали ее Мурка,Из кармана виден был наган!

Метр замахал на музыкантов руками, что-то крикнул, но они не поняли и продолжали. Он подбежал к эстраде, показывая на свой мобильник и на свои уши, и тогда оркестр нестройно заглох, но под потолком напоследок взвизгнуло:

Это уркаганы,Это хулиганы,Воровской собрали комитет!..

Чеченцы из обоих купе обернулись к странной паре и внимательно ее рассматривали – одни с подозрением, другие с нескрываемой брезгливостью.

Метр вернулся, угрожающе показывая свой мобильник.

– Ну! – рявкнул он. – Сейчас буду звонить! Долго еще ждать? Стой! Вы куда?! – закричал он, увидев, что Новосильцева направилась в зал в сторону аквариума. – Куда?!

Она уже подошла к стеклянному чуду и неожиданно замахнулась на него палкой. Иван Иванович, словно кенгуру, одним прыжком оказался между ней и рыбами. Он потом так никогда и понял, как это у него вышло – без тренировки показал олимпийский результат. Новосильцева поневоле задержала палку на взмахе и заявила на весь зал:

– Иван Иванович! Вы слышали – русских не обслуживают! А рыбы-то – кто они по паспорту? Конечно, это наглые русские рыбы. И не имеют права на обслуживание!

Метр попытался схватить ее палку, но ему никак не удавалось преодолеть препятствие в лице Ивана Ивановича. Метрдотель описал несколько кругов вокруг взбесившейся франко-русской старухи, однако, Иван Иванович, подобно спутнику Земли, все время поворачивался к метру одной и той же своей, видимой, стороной. Он не давал метру приблизиться к Новосильцевой, одновременно не теряя надежды вытащить из кармана свое когда-то абсолютное, а теперь совершенно бесполезное оружие.

Джабраил Умаров тоже обернулся, бросил на планетарную группу недовольный взгляд, потом едва заметно щелкнул пальцами, и другой чеченец, помоложе, подбежал к метрдотелю, снял его с орбиты и что-то тихо сказал на ухо. Тот остановился, как вкопанный. Потом виновато захлопал глазами, отдышался, и вдруг выпалил:

– Ну что же вы сразу не предупредили!..

Новосильцева и Иван Иванович так и не поняли, к кому относился упрек, но и спросить не успели, потому что метр слегка поклонился и сказал, преисполненный спокойного уважения:

– Мадам, прошу простить за некоторое недоразумение. Я не знал…

– Чего не знали? – осведомилась Новосильцева.

Он бросил на нее удивленный взгляд, и, не отвечая, предложил:

– Еще раз прошу извинения… Чувствуйте себя, как дома. Могу порекомендовать вам вон тот полукабинет, недалеко от оркестра.

– Хм… Порекомендовать… ладно, чего уж там… – проворчала сбитая с толку графинька. – Но – никаких оркестров! – поставила она условие. – Пусть ваши садисты замолчат.

– Хорошо, – с неожиданной любезностью согласился метр. – Они тихо… Можно?

– Только очень тихо, – разрешила Новосильцева.

Через две секунды оркестр заглох.

Новосильцева, прежде чем сесть, внимательно посмотрела в сторону седого куратора московских банков и удостоила его едва заметным, полным достоинства кивком. Тот улыбнулся, в ответ и повернулся к своим. В зале опять зазвучала приглушенная чеченская речь.

Откуда-то из параллельного мира появился официант в дурно сшитом фраке. Вежливо поклонился, сказал: «Добрый вечер, дамы и господа, будьте так любезны!», положил на стол два длинных гроссбуха, сверкающих глянцем, и деликатно отошел на два шага.