Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий

по отзывам» (ВГ. № 92), при этом ссылается он на… благожелательную рецензию Гиппиус (см. далее). Хотя московский библиофил, со слов продавца книжного магазина на Кузнецком Мосту, 22 июля 1909 констатировал: «А Свенцицкого нельзя купить: запрещён и конфискован. Оказывается, что и “Антихрист” его отобран, и всё, что он позднее писал» (Пресняков А. Е. Письма и дневники. 1889–1927. СПб., 2005. С. 643), репрессиям со стороны властей книга не подвергалась. Аналитическая записка, хранящаяся в одном из уголовных дел «сумасбродного религиозного фанатика», гласит: «…вызывает большое недоумение его новая книга <…> не то исповедь, не то роман – что предоставляется решить самому читателю <…> Герой “Антихриста” кается, что постоянно лицемерно изображал из себя перед другими глубоко верующего христианина: в таком случае – если “Антихрист” есть исповедь самого Свенцицкого – он как будто желает показать, что лгал, когда свои революционные речи держал от имени Христа? Непонятное желание! Или, может быть, в лице Свенцицкого мы имеем дело с простым агентом масонства, имеющим поручение вносить возможно больше сумятицы в умы и души для революционных целей?» (ЦИАМ. Ф. 31, оп. 3, д. 628, л. 15). Сумасшедшая «догадка» охранителей престола заставляет вспомнить Библию: Господь, наказывая царя Иудейского, попустил духа лживого в уста всех пророков его (3 Цар. 22, 21–23).

В 1925 о. Валентин говорил: «В этой книге мною ставился один общий духовный вопрос: можно ли узнать Христа, не пережив антихриста? Если бы я писал эту книгу теперь, я многое не написал бы так, как тогда. Но это основное положение я и теперь утверждал бы так же: нельзя узнать Христа, не пережив антихриста. В этом утверждении не заключается ничего идущего вразрез с учением Святой Церкви и святых отцов. Говоря так, я вовсе не разумел и не разумею, что для того, чтобы познать Господа Иисуса Христа, нужно обязательно отдаться во власть антихриста. Но <…> обязательно сей дух антихриста преградит человеку путь ко Христу и если не очистить внутренним своим борением себя от этого препятствующего Богопознанию духа, не может воссиять нам и истинный свет Христов. <…> И Церковь ни с чем иным борется в своём славном шествии, как всё с тем же препятствующим ей духом антихриста. По мысли, выраженной в моей юношеской книжке, дух антихриста в разные эпохи меняется, ибо он как бы растёт, как бы зреет, дондеже явит себя миру в образе рождаемого зверя. А пока сроки и времена не исполнились, различные лики и образы его являются нам в жизни» (МвМ. 1, 36–37). О суждении по сему вопросу прав. Иоанна Кронштадтского см. прим. к с. 215.

Племянница о. Валентина (вероятно, с его слов) писала: «В этой книге он выворачивал и свою душу, её тёмные стороны; ту ложь, которая таится во многих людях, но о которой молчат, он исповедует перед всеми» (Свенцицкая М. Б. Отец Валентин // Надежда. Франкфурт н/М. 1984. Вып. 10. С. 191). «Изображая “эту погань и грязь”, он как бы восстал на неё, победил в себе этот образ, и таким ярким описанием Антихриста в себе он не только “исповедуется” в своих грехах, но также предупреждает мир о реальности прихода Антихриста, о том, что “зло воцаряется в современную эпоху”. Апокалипсическое видение мира со стороны Антихриста – это нечто уникальное в мировой литературе, другие художественные произведения подобного рода нам неизвестны» (Фатеев В. Жизнеописание Василия Розанова. СПб., Кострома, 2002. С. 382).[28] По мнению З. Н. Гиппиус, автор рассказывает о самых крайних и ярких переживаниях людей, начинающих мыслить и жить, задающих коренные и серьёзные вопросы: что мне делать с собою? что такое «я»? Христос я или Антихрист? Он «самый обычный юноша, из десятка, а может быть, из тысячи <…> сама книжка кричит об этом, каждая страница её – лик не одного, а многих таких же, так же томящихся смертной тоской о себе, о своём “я”, о котором, “если не решить, что оно такое – жить нельзя”. <…> Однородное, схожее страдание у многих, хотя каждый <…> ещё одинок. Подлинное страдание у автора “Антихриста” <…> И страдание воистину смертное. <…> Страданья, ошибки, борьба юного поколения нашего обращены к будущему, – потому что это страданья живых людей и трепет живых мыслей» (Гиппиус З. Собр. соч. Т. 7. М., 2003. С. 306, 312–313). Схожие ощущения и мысли рождались у Н. А. Бердяева (см. прим. к с. 172, 187), на которого книга произвела «очень тяжёлое, кошмарное впечатление»: «Многого я в Свенцицком не понимаю. Ужасно, что все мы скорее разъединяемые, чем соединяемые. <…> Очень многое за последний год я переоценил и с особенной силой чувствую зло в жизни. Это ощущение зла меня очень мучит. Прежде всего и больше всего ощущаю зло в себе, своё несовершенство, свою недостойность» (ВГ. № 95). Д. С. Мережковский книгой был ошарашен (ВГ. № 90); Н. С. Арсеньева поразил образ «наездника», который въедается в душу и подменяет её своей личностью, «и это было очень страшно» (Арсеньев Н. Годы юности в Москве // Мосты. 1959. № 3. С. 368). Лаконично подытожил общее мнение Я. Л. Розенштейн: «Эта книга – вещь огромного интереса и огромного ужаса. В ней выведен человек страшного раздвоения – пророк внешне, заставляющий преклониться в прах своих апостолов, и внутри – слуга антихриста, игрушка тёмных страстей, лукавый раб. Книга эта вызвала много разговоров по поводу её отношения к автобиографии автора. В ней видели отзвук его жизни» (Указ. соч.). Большое влияние книга оказала на Г. Г. Селецкого: будущий игумен Иоанн и духовный отец первого ректора ПСТГУ прот. Владимира Воробьёва читал её на фронте в 1914 (Мир Божий. 2001. № 1). Духовно потрясён был автор лучшей рецензии: «Посетил меня Антихрист и два вечера держал над бездной страха и восторга. Сначала, конечно, мне не верилось. В двадцатом столетии, рядом с телефоном, электричеством, воющими автомобилями, – и вдруг живой доподлинный Антихрист. Однако, когда развернулись предо мной в ужаснейшей красоте судороги помрачённой души и корчи необычайного, пронзающего ума, сомнения мои поколебались. <…> Я нередко теряю и не понимаю разницы между живой речью и печатным талантливым произведением. Талантливая книга так же, а иногда и ярче, трепещет живой душой писавшего, нежели иная душа в говорящем и двигающемся теле. Вот почему я, не мистифицируя, говорю, что меня два вечера держал в сладком и мучительном страхе посетивший меня Антихрист. <…> Автор и хочет, и не хочет, чтобы видели его собственное лицо и его собственную смятённую и ужаснувшуюся душу. Не знаю, ошибаюсь ли,