Дмитрий Красивый - Сычев К. В.

– Ангел, небесный ангел! – приговаривал молодой князь Роман, не обращая внимания на усмехавшихся, переглядывавшихся бояр, князя Тита и княгиню.

Свадьбу праздновали скромно. На пир были приглашены лишь близкие родственники: князей соседних уделов не позвали. – Зачем нам хвалиться своими богатствами и раздражать соседей? – рассудил князь Тит Мстиславович. – Пусть считают нас бедными и не завидуют. И молодые не узнают горя от людской злобы!

Венчание молодых проходило в козельской соборной церкви при большом стечении народа. После венчания юные супруги приехали в княжеский терем на особой, привезенной из Литвы, телеге, напоминавшей колесницу: двухместную открытую повозку, на облучке которой сидел, разодетый в богатый польский кафтан зеленого цвета, литовец-извозчик. Весь небольшой путь от церкви до княжеского терема молодые проделали под оглушительные крики козельского простонародья. Девушки и женщины бросали в молодых цветочные венки, а юноши и взрослые мужчины – принесенные из леса куски зеленого мха, символизировавшего долголетие и здоровье.

– Слава, слава молодым! – неслось далеко вокруг.

– Как же, слава, – пробормотал возбужденный, взволнованный князь Роман, отрывая от щеки прилипший холодный ком мягкого мха с землей, – если грязью кидаются!

В этот миг еще один ком мха попал жениху прямо в лоб. – Гони же, Данутас! – крикнул князь Роман по-литовски. – А то окунут меня еще в какую-нибудь мразь! Вот и приеду к пиршественному столу грязным и страшным! – Он привстал и закрыл свои телом красавицу Марию. – Не бойся, моя лада, тут уже недалеко!

Возница взмахнул кнутом, и княжеская телега помчалась быстрей ветра!

Еще немного, и молодые прибыли, наконец, к терему козельского князя, на пороге которого их встречали князь-отец и княгиня-мать невесты, а за отца сироты-жениха – литовский боярин Валент Янович. Жених и невеста шли, взявшись за руки, прямо по теремным ступенькам вверх к дверям, перед которыми их ждали.

– Счастья вам и долгих лет! – сказал Тит Мстиславович, обнимая и троекратно целуя жениха.

– Здоровья вам и согласия! – промолвила княгиня, целуя дочь.

– Богатства вам и большой власти! – пожелал литовский боярин Валент, пожимая руку жениху. – Трабус! – крикнул он стоявшему за спиной князя-отца литовцу. – Давай же свое лукошко!

Рослый, худощавый литовец, одетый в добротный, коричневого цвета, польский кунтуш с кожаным поясом, завершавшимся большими темно-коричневыми кистями, вышел вперед и поднял над головой красивую, плетеную из лыка, корзинку, из которой на головы молодых посыпались серебряные польские и немецкие монетки.

– Благодарю тебя, дядя Валентас! – сказал по-литовски князь Роман Молодой. – Я никогда не забуду твою отеческую заботу!

– Ну, а теперь, дети мои и дорогие гости, – весело молвил князь Тит Мстиславович, – прошу всех вас на свадебный пир! Сегодня никто не должен горевать, а только радоваться!

Все уже было готово в трапезной козельского князя. Во главе пиршества стоял небольшой, но широкий стол, уставленный тяжелыми серебряными блюдами с всевозможными яствами. К этому столу впритык примыкали два длинных, параллельных, стола со скамьями с обеих сторон.

Князь с княгиней заняли свои большие черные кресла, а по обеим столам уселись знатные гости. Рядом с женихом и невестой, сидевшими ближе к княгине, расположились козельские бояре и духовенство, ближе к князю уселся глава литовских вельмож Валент Янович, а за ним – сыновья Тита Мстиславовича, князья Святослав Карачевский, Федор Козельский, Иван Елецкий, племянники князя Тита – звенигородские князья Федор и Иван Адриановичи. За последними восседали остальные литовские бояре и их лучшие, именитые воины. Прочие же слуги козельского князя, его дружинники и незнатные литовцы расположились в соседней, параллельной трапезной, светлице за своим длинным, вмещавшим едва ли не сотню человек, столом, уставленным такими же яствами, как и на столах знати: блюдами, наполненными жареным и тушеным мясом, печеной птицей, дичью, рыбой, всевозможными «губами», как называли грибы, и прочими солеными, жареными и сушеными закусками.

В отличие от господ, их стол не обслуживался княжеской челядью: бочки с пивом, вином и медом стояли рядом, в углу. Сами пировавшие вытаскивали из бочек клинья, наливали в свои деревянные чаши напитки, а затем затыкали клин назад, чтобы «питье не проливалось». Напитки распивались только по желанию, и никто никого пить не заставлял. Только в самом начале, когда по кругу прошла большая оловянная братина с вином, все дружинники из нее отпили. Затем же пили каждый сколько хотел.

За столами знати дело обстояло иначе. Там метались, угождая пировавшим, княжеские слуги, подливавшие каждому в опустевшую серебряную чашу вино, мед или пиво.

Перед самым началом пира князь Тит произнес краткую речь, в которой выразил благодарность литовским гостям за сватовство и «славного жениха». – Я знаю о Романовом сиротстве, – сказал он, – и не обделю его своей любовью! Он получит немало серебра, нужной утвари и пожитков! Я дарю ему и землю! (Сыновья князя вздрогнули.) Город Коршев на реке Сосне с лесами и бобровыми гонами! Это – приданое за моей дочерью! Пусть владеет доходами от этого города или совсем там проживает!

– Это – мелочь! – подумал про себя Иван Титович Елецкий. – Невелика потеря в моем уделе…

– Слава Господу, – прошептал князь Святослав, – что не задел мой Карачев!

Князь Федор Титович, приподнявшись, глянул на братьев Адриановичей и улыбнулся, приветливо кивая им головой. Те также заулыбались.

– Ну, ладно, – князь-отец обвел взглядом свадебный стол, поднял заздравную серебряную братину, полную красного, как бычья кровь, греческого вина, отпил оттуда несколько глотков и, произнеся слово здравицы молодым, передал чашу литовскому вельможе Валенту, после чего братина пошла по кругу, который замкнулся на молодых. Последние вина не пили, и серебряный сосуд, опорожненный почти до дна, был сразу же вынесен княжескими слугами из трапезной.

Молодые сидели за столом и не столько внимали словам говоривших здравицы, сколько смотрели друг на друга.

Князь Роман был одет в типичное, но расшитое по случаю свадьбы золотыми и серебряными нитями княжеское одеяние: длинную ярко-красную мантию, алые, атласные штаны и красные же, из козлиной кожи, небольшие сапожки. На голове у него сверкала алым шелком подбитая мехом черной куницы княжеская шапка.

В такое же красное одеяние, только более грубое и тусклое, был одет и князь Тит Мстиславович.

Невеста же, в своем белоснежном греческом платье, обшитом серебром и восточными кружевами, в небольшой белой шапочке, только сверху прикрывавшей ее чудесные, рассыпавшиеся по плечам, длинные, до пояса, волосы, выглядела, как волшебница. Сиявшая на ее лбу серебряная семиконечная звездочка с крупными жемчугами, огромные серебряные височные кольца, отражавшие свет многочисленных свечей, горевших на стенах и даже на высоком потолке, производили глубокое впечатление на пировавших, которым казалось, что рядом с ними пируют небожители.