Коррекция (Йеллоустоун) - Геннадий Владимирович Ищенко

– У меня нет дома, – горько сказала Джина, – и не осталось никого. Зачем вы меня лечите?

– Так дело не пойдёт! – решительно сказал врач. – В чём дело, генерал? Вы не отходите от неё уже пять дней. Если эта женщина что-то для вас значит, постарайтесь изменить её настрой. В таком она загнётся и при нашем лечении.

Подошла медсестра и дала Джин что-то выпить, после чего они побежали к другим больным, и с ней остался только Зак.

– Почему вы здесь? – спросила она. – Вы меня знаете? Я не могу вас вспомнить.

– Вы копия одной хорошо знакомой мне женщины. Я понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Не прогоняйте меня, Джин, позвольте побыть рядом!

– Эта женщина ваша жена?

– Да. Она умерла незадолго до извержения от саркомы. Всё произошло слишком быстро, медики ничего не успели сделать. Не часто, но такое бывает. Чтобы заглушить тоску, я с головой ушёл в работу. Это и спасло мне жизнь.

– А дети?

– Дети и внуки погибли. Сохранили близких очень немногие из американцев. Это кое-кто из беженцев южных штатов и тех, кто был за границей. Сейчас они в Союзе. Вы говорили о потере. Это был муж?

– Да. Мы долго держались, но потом ему стало плохо с животом. Неудивительно, если знать, чем нас кормили. А когда его не стало, сразу свалилась и я. Всё стало безразлично, и не осталось сил. Зак...

– Что, Джин?

– Не бросайте меня, Зак! Я видела, как вы на меня смотрели. Я не могу ничего вам обещать, но даже просто иметь друга, когда в душе не осталось ничего, кроме пустоты...

– Завтра я улечу с вами, – решительно сказал он. – Мне тоже нужен близкий человек, а к вам тянет так, что не могу этому противиться, да и не хочу. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь и поддержку!

* * *

– Врачи поставят тебе памятник! – сказала Лида мужу, после того как они поужинали, отпустили Лену и устроились на диване в гостиной. – То стояли пустые больницы, а теперь они все забиты.

– Так уж и пустые, – возразил он. – Многих беженцев пришлось лечить.

– Я не считаю обморожения, – отмахнулась она, – а у большинства не было ничего другого. Кстати, сегодня слышала, что вернулась экспедиция на Тибет. Так ничего и не нашли?

– Где ты могла о ней слышать? – удивился Алексей. – Это секретная информация, которая не проходила через секретариат.

– Знаешь профессора Лешкова? Его жена работает у нас завсектором. Не вздумай её чихвостить: Светка ничего не болтала. Было несколько намёков, но мне этого хватило.

– Живых бактерий не нашли. Может быть, что-то оставалось в лаборатории в Шанжао, но там всё обработали плазмой, так что убрали и эту опасность.

– А в Индии?

– Если они не сохранились в Китае при низких температурах, то подавно не сохранятся в Индии, но мы туда не полетим. Даже у наших десантников есть предел психической устойчивости. Ты просто не представляешь, что там сейчас творится. Морозов нет, но холодно. В таких условиях тела будут разлагаться годами. Позже пошлём автоматы и посмотрим.

– Значит, опасности больше нет?

– Бережёного бог бережёт, – ответил Алексей. – Все пострадавшие страны закроем на двадцать лет. За это время точно ничего не останется, а плоть сгниёт. Да и не нужны нам пока те территории, надолго хватит возни с Европой и Америкой. А остальных строго предупредим, чтобы тоже не совались.

– Остальных – это кого?

– В первую очередь Иран, Монголию и Японию, ну и островные государства, особенно Сингапур. Там нужно только восстановить мосты. Конечно, если будет кого предупреждать.

– Получается, сам не гам и другому не дам? – съязвила Лида.

– После катастрофы много свободной земли в своих странах, так что нет необходимости лезть к соседям. А когда она появится, решим этот вопрос коллективно. Не бойся, всё себе не захапаем.

– А как ведут себя новые граждане? На вашем канале вообще не упоминают об иммигрантах, по крайней мере, я не слышала.

– Очень сложный вопрос, – поморщился Алексей, – но мы и не думали, что с ними всё будет тихо и гладко. Непросто ассимилировать десятки миллионов носителей другой идеологии и культуры. Поначалу всех придавила беда, теперь люди понемногу отходят. Тестами отсеяли человеческий мусор, да и то не весь.

– Неужели много недовольных?

– Не много, но есть. Кому-то не нравятся ограничения по спиртному, а курильщики недовольны ограничениями на выдачу их отравы и места курения. Есть недовольные уравниловкой и отсутствием денежного обращения или тем, что всех иммигрантов расселяем в разные части страны и не позволяем сбиваться в землячества. А есть наши, которые недовольны самими иммигрантами. Как и прогнозировалось, высказывают недовольство ограничением рождаемости. Среди наших недовольных больше всего в Грузии. Но наши терпят, и недовольство не идёт дальше ворчания. Знают, что все ограничения на время, и нам верят, разве что любители зелёного змия пытаются задурить себя чем-нибудь другим. Химики хреновы. С пришлыми есть сложности, но и там по большей части всё ограничивается ворчанием. Как только начнём убирать ограничения, исчезнет большинство поводов для недовольства.