Стилист - Геннадий Борисович Марченко

книжками в купленном за пятёрку в переходе у цыганки пакете, украшенном фотографией ливерпульской четвёрки, и направлялся.

Кацман меня уже ждал. Готовый кулон, а также 45-сантиметровая цепочка потянули на 250 рублей. Кулон получился красивым, точно таким, каким мы его изобразили на листочке бумаги в первое посещение.

Подарок я пока припрячу, всему своё время. Нынче на работу во вторую смену, поэтому обедать буду дома. Лена, уже месяц сидевшая дома в декретном отпуске, встретила меня в фартуке, который спереди недвусмысленно топорщился, и белыми от муки руками — на вечер лепила пельмени. Как же всё-таки округлился живот у моей жены, думал я, отправляя в рот ложку за ложкой горячего и вкуснейшего борща. Оно и немудрено, девушка она уж точно не упитанная, а срок подходит. Родить может в любой момент, но, по заверениям её доктора Виталия Сергеевича, у которого она наблюдается, радостное событие должно произойти в середине марта.

— Если дочка родится, можно назвать Мартой, — предложил я, услышав от жены о сроках предполагаемых родов.

— А если мальчик? Есть имя Март?

— Ну уж нет, это перебор, — воспротивился я. — И Марат мне не очень нравится. Как тебе имя Даниил?

В общем-то, она была не против. Лена вообще у меня девочка покладистая, не говоря о том, что ещё и очень симпатичная, неудивительно, что я не мог нарадоваться на свою жену.

Кстати, тёща по каким-то своим приметам рассчитала, что у нас всё же будет девчонка. Лена ей верила, говорит, что это какая-то родовая примета, которая всегда срабатывала. Может быть, потому что младенец в животе толкался слабенько? Ну и ладно, по мне — лишь бы ребёнок здоровым родился.

Вообще, конечно, праздники вносят в мою жизнь тот ещё хаос. Нет, у меня в блокноте всё чётко записано, кто, где и во сколько, но зачастую, возвращаясь от очередной клиентки домой чуть не за полночь, я уже не помнил сам себя. Однако прервать этот «чёс» было выше моих сил. Ну кто в здравом уме откажется от возможности поднять такое, прошу прощения за сленг, бабло?! Особенно учитывая получение новой партии ресниц, клеящей смолы и дебондера, за которые я, как и в прошлый раз, расплатился коньяком и конфетами. Так что по итогу в предпраздничную неделю по итогу я «поднял» почти полторы тысячи.

Лена от подарка пришла в неописуемый восторг. Глядя на неё, я думал, как же мало нужно женщинам для счастья, букет тюльпанов с Дорогомиловсокго рынка, купленные у фарцовщика импортные колготки в красивой упаковке, и вот такая побрякушка. Правда, побрякушка тянула на довольно приличную сумму, но утешала мысль, что я могу себе такой позволить, особо не напрягая семейный бюджет. В прежней жизни я тоже любил делать женщинам подарки, и в этой не изменил привычкам.

А сценарий я упорно продолжал писать ночами. То есть реально давал себя время до двух часов ночи, работая через «не могу», в потаённой надежде, что мои труды окупятся сторицей. К праздникам я наваял сценарий первого сезона, и решил, что пока нужно постараться пристроить его, а затем уже будет видно. В СССР на тот момент сезонами ещё не снимали, были многосерийные фильмы, в основном серии на четыре, как «Майор Вихрь» и «Угрюм-река», ну или максимум семисерийный «Тени исчезают в полдень», который недавно по Первой программе показывали.

Во вторник, 11 марта, с готовым сценарием первого сезона сериала «Во все тяжкие» я переступил порог здания на Пятницкой-25, где располагался Государственный комитет СССР по телевидению и радиовещанию. Добиться личного приёма у всесильного Лапина было непросто, и я не без лёгкой тревоги ещё накануне 8 марта позвонил Брежневой. Та, к моему удивлению, звонку очень обрадовалась. Не успел я поздравить её с праздником, как она зачастила в трубку:

— Спасибо, тебе, Лёша, что меня не забываешь! А я уж подумала, что после того, как отец на тебя накричал, ты обиделся, не звонишь, не заходишь.

— Да нет, что ты, мы в итоге же нормально распрощались, по-деловому. Не бери в голову, я ни на кого не обижаюсь, и уж в последнюю очередь мне следовало бы обижаться на тебя. Как отец, кстати, себя чувствует?

— Отказался принимать барбитураты, хотя Чазов и продолжает настаивать на их приёме. Спит по 4–5 часов, но при этом в течение дня чувствует себя намного бодрее. Может позволить себе после обеда на полчасика прилечь, у него в кабинете есть комната отдыха. Решительно настроен найти себе замену. Недавно проговорился, что… Ой, ну это я тебе потом как-нибудь, не по телефону.

Понятно, линия наверняка прослушивается. Молодец, Галина, что сообразила. А мне пора бы уже перейти к моему вопросу.

— Слушай, я тут между делом сценарий телевизионного сериала написал, это будет бомба! Хочу показать его Лапину, минуя все эти бюрократические ступени. Как думаешь, удастся мне к нему пробиться?

Тут Галя и взяла бразды правления в свои руки. Не знаю уж, какие связи она задействовала, но уже через два дня я оказался проинформирован, что 11-го марта в 10.30Председатель Государственного комитета по радио и телевещанию при Совете Министров СССР Сергей Георгиевич Лапин ожидает меня в своём кабинете на Пятницкой-25.

В фойе я сдаю свою дублёнку в гардероб и в переполненном лифте поднимаюсь на десятый этаж. А вот и отделанная светлым лакированным шпоном дверь с латунной табличкой. Толкаю — и оказываюсь в просторной приёмной. Секретарша предпенсионного возраста напоминает классическую школьную учительницу: юбка ниже колен, очки на носу, волосы стянуты на затылке в клубок…

— Бестужев? Да, есть такой, — сверяется она со своим списком. — Сейчас у Сергея Георгиевича посетитель, но Лапин — очень пунктуальный человек, так что в 10.30, думаю, зайдёте.

Из-за начальственной двери между тем доносился бубнёж голосов. Говорил в основном один человек, иногда переходя на повышенные тона. В 10.29 дверь открылась, и из кабинета выскочил немолодой мужчина с прилипшими к потной залысине редкими волосами и сбившимся на бок галстуком. Поглядев на меня невидящим взором, вышел из приёмной.

— Может быть не в духе, — предупредила меня секретарша. — Подождите, я доложу о вас.

Несколько секунд спустя получаю приглашение войти. Немолодой, лысоватый мужчина в строгом тёмном костюме сидит за столом, что-то пишет, на меня даже не смотрит, как-будто в кабинете кроме него никого нет. Терпеливо жду, когда хозяин кабинета соизволит обратить внимание на мою скромную персону. Наконец «Сталин от телевидения», как его назвал директор Москонцерта Лазарь Моисеевич, бросает взгляд на лежащий перед ним список, аналогичный тому, что хранится у секретарши, затем