Небо и земля - Виссарион Саянов

В томительном ожидании прошло несколько часов. Бой затих. Больше тут оставаться было невозможно. Безоружная, одинокая, она должна была теперь подумать о самой себе. И, выбравшись изо рва, она пошла по простреливаемой дороге в том направлении, которое могло вывести её к Ленинграду.

Сначала, как казалось ей, она шла правильно, но потом заметила, что не удаляется от боя, а, наоборот, приближается к месту, где особенно часто рвутся снаряды и воют мины.

В то самое время, когда Тентенников и Влас подходили к Большим Колпанам с запада, Елена Ивановна тоже вышла к капустному полю возле этой деревеньки. Ей казалось порой, будто со всех сторон окружали её раскаты и вспышки выстрелов, и только там, где находилась она, было еще безопасно. Но это безопасное место, этот остров тишины среди гремящего и бушующего мира, становится с каждой минутой меньше…

Вой мин, рев снарядов, треск выстрелов, гуденье потревоженной стонущей земли, свист колеблемого выстрелами воздуха, непрерывный раскат канонады заглушали человеческие голоса. Яркие вспышки пламени выхватывали на мгновение из тьмы крыши домов, деревья, придорожные строения и будки… Потом снова окутывала землю тьма непроглядной ночи…

Но вот взметнулось к небу огромным столбом синеваточерное пламя… Клубы дыма, мешаясь со снопами огня, потянулись вверх…

И сразу возле начали ложиться снаряды. Во рту была горечь, дышать становилось тяжелей, шумело в голове… Но властная сила заставляла её идти дальше и дальше, падать на землю, когда рвались рядом снаряды, подыматься, когда чуть утихало, и снова, оглянувшись по сторонам, уходить от пламени разрывов…

К концу ночи, когда вспыхнуло невдалеке пламя, она увидела узкий окоп возле самой дороги. В нем никого не было, и Елена Ивановна бросилась туда с разбегу. Прислонившись к стенке окопа, она решила наконец, что лучшего прибежища во время боя ей не найти…

Она лежала, прижимаясь к сырой земле. Горький запах пороха становился сильней. Взрыхленная разрывами снарядов, комьями падала в окоп земля, песок хрустел на зубах.

Елена Ивановна радовалась неожиданному приюту. После многих часов непрерывной ходьбы приятно было ощутить покой тихого пристанища, чувствовать, как сладко ноют истомившиеся ноги, и знать, что здесь не так-то легко погибнуть, — только прямое попадание снаряда или брошенная в окоп граната могли теперь сразить её.

Бой продолжался с неослабевающей силой, но все чувства притупились, и Елена Ивановна уже невнимательно наблюдала за тем, что происходит вокруг неё.

Вдруг послышалось ей, будто поблизости кто-то вскрикнул хриплым, странно знакомым голосом. Неподалеку блеснул огонек выстрела, и на мгновение мелькнули перед Еленой Ивановной две тени, качнувшиеся к окопу. Длинная и короткая, эти две тени казались ей фантастическими призраками, выросшими на просторе нескончаемой ночи.

Бежать было уже поздно. Она не сдвинулась с места. Люди не сразу заметили её и несколько минут о чем-то перешептывались, не оглядываясь. Потом маленький, одетый в старенький полушубок, обернулся и чуть присвистнул от удивления. Елена Ивановна растерянно улыбнулась, и самой ей эта улыбка показалась жалкой, да к тому же разве мог незнакомец видеть её лицо! Так, по одежде понял только, что рядом с ним в окопе прячется женщина…

Ей стало страшно. А может быть, чужие, незнакомые люди обидят её? Она поползла к выходу из окопа и почувствовала, что кто-то тянет её за полу пальто. Она оглянулась, недоумевая.

— Не ходи… — шепнул лежавший рядом с ней человек в полушубке. — Не видишь разве, как бьет…

— Кто вы? — тоже шепотом опросила она.

— Идем издалека, — ответил сосед, поправляя съехавшую на затылок фуражку.

— А куда путь держите? — торопливо спросила она. Её удивил голос незнакомца — тонкий, дискантовый, как у ребенка.

— Куда глаза глядят, — негромко ответил он.

— Значит, нам не по пути…

— Только сейчас не ходи: самосильно бьет. Ну зачем тебе головой рисковать?

Он не расспрашивал, как получилось, что она находится в самом пекле боя, но за руку взял крепко, когда ему показалось, что Елена Ивановна хочет все-таки выйти из окопа…

— Не ходи, — еще раз прошептал он, — убьет…

Было темно, и Елена Ивановна не могла рассмотреть ни его лица, ни лица его долговязого спутника.

Что-то холодное и отвратительное скользнуло по щекам, по рукам. Она вскрикнула.

— Ничего, — сказал человек в полушубке, — не кричи. Тут жаб да лягушат — великая сила.

— Я и не боюсь, — ответила Елена Ивановна, — вскрикнула попросту от неожиданности…

Тентенникову показался знакомым её голос.

— Обознался я, пожалуй.

На всякий случай он чиркнул спичкой. Она, конечно, она! Но как она попала сюда, в тесный и грязный окоп? Какая сила вырвала её из родной квартиры и привела на гудящее и охваченное пламенем разрывов поле боя? Он решительно ничего не понимал.

Начинало светать. Елена Ивановна увидела, что сидевший рядом с ней человек в полушубке — подросток. Но почему так пристально смотрит на неё высокий старик с седовато-рыжей бородой, с красными, воспаленными глазами?

— Лена! — крикнул Тентенников и положил ей на плечо широкую загорелую руку.

— Кто вы? — вскрикнула Елена Ивановна, вздрагивая от прикосновения его тяжелой руки.

— Леночка, да побойся ты бога, — торопливо шептал Тентенников, но Елена Ивановна отодвинулась.

Было в облике заговорившего с ней сейчас человека что-то странно знакомое и в то же время непонятно чуждое, даже отталкивающее. От него пахло потом, одежда его была грязна. Давно нечесанная борода, свисающие вниз, как у запорожца, усы и слезы, дрожащие на ресницах… Нет, она не знала этого старого неопрятного мужика с дрожащими руками. И, отодвигаясь от него, шептала:

— Не надо, не надо, я вас не знаю…

— Дела… — растерянно пробасил старик и снял фуражку. И тотчас Елена Ивановна узнала его по шрамам на черепе, по несуразной, шишковатой лысой голове.

— Кузьма! — крикнула она, бросаясь к нему и порывисто обнимая.

— Лена!

Влас с любопытством наблюдал за ними и никак не мог сообразить, почему эта женщина никак не хотела признаваться, а потом вдруг подобрела, бросилась на шею Тентенникову и даже залилась горючими слезами.

«Женщины — они всегда так», — с ощущением собственного превосходства подумал Влас. Он был еще в том возрасте, когда люди ничему не удивляются и самые неожиданные встречи считают простым делом.

Не то чувствовали Тентенников и Елена Ивановна…

А бой тем временем затих.

Высунувши голову из окопа, Тентенников увидел стоявшего на пригорке немецкого часового. Больше никого не было поблизости. Тентенников сразу принял решение. За пригорком капустное поле, а дальше — наши окопы. Стоит только отвлечь внимание часового — и Елена Ивановна с Власом уже окажутся на капустном поле. Тем временем он, затеяв перестрелку с часовым, станет уходить обратно, в немецкий тыл, — ведь всем троим никак не пробиться через линию фронта.

Партизан звал его… Что ж, он вернется обратно в знакомый лесок.

Тентенников медленно переобулся.

Главный выбор сделан, а остальное подскажет жизнь. Он хорошо помнит обратную дорогу к партизанам. Добраться до них теперь не так трудно, пока немецкие войска уходят вперед; тылы и эсэсовская сволочь еще не успели подтянуться. Так и проскочит он между двумя волнами немецкого наступления. А там-то, в лесу, его ласково встретят…

Главное, что сейчас Елена Ивановна и Влас еще могут спастись. Стоит помедлить немного — и их положение станет незавидным. Надо выручить их. Они должны уйти туда, где не слышно теперь выстрелов, где ненадолго наступила такая тишина, что даже кричать с непривычки хочется… Единственный немецкий солдат стоит на пути, по которому пойдут Елена Ивановна и Влас. Тентенников отвлечет его внимание, вызовет на себя огонь, а они тем временем пройдут… Эх, если бы время было другое! О многом бы он с ней поговорил на прощанье…

Он протянул Елене Ивановне перевязанный шпагатом пакет.

— Что тут у тебя? — спросила она недоуменно.

— То, что мне пока не понадобится, — тихо сказал Тентенников. — Я себе только один документ оставил. А прочее — и орден и мои бумаги — тебе даю. Сохрани. А вернусь — обратно возьму…

— Ладно, ладно, — сквозь слезы твердила Елена Ивановна, еще не веря в то, что через несколько минут ей предстоит расстаться со старым другом.

— А ты вот что, — сказал Тентенников, обращаясь к Власу, — ты, значит, с нею пойдешь…

— С нею? — недоуменно спросил Влас. — Нет уж, я с тобой пойду. Куда ты, туда и я.

— Горе мне с тобой, — рассердился Тентенников. — Старших уважать надо, а ты — эва, какой неслух! Споров я не терплю. Как сказано, так и делай…