Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

наймитами европейского капитала и большевистского НКВД.

СТЕПАНОВ. Браво! Люблю литые формулировки… Нет, ваш замок интересует меня, поскольку он уникален. Сами же пишете в проспекте: «Здесь расположен единственный в своем роде музей…»

ПОЛЬ. Очень хотите посмотреть? Завтра. Сегодня поздно, зверей надо кормить…

СТЕПАНОВ. Я заплачу.

К ним медленно и неслышно подходит человек; это БУНВЕХАВЕН.

БУНВЕХАВЕН. Не надо платить. Я покажу вам музей. Что вас интересует?

СТЕПАНОВ. Все.

БУНВЕХАВЕН. Вы – благодатный посетитель. Поль, принесите каталог.

ПОЛЬ уходит.

Как правило, слуги подозрительнее хозяев… Это помощник моего повара, он любит изображать из себя владельца замка… Я не мешаю ему – до тех, понятно, пор, пока это не переходит границы допустимого… Прошу вас, садитесь в это уникальное китайское кресло…

ПОЛЬ возвращается, приносит каталог. СТЕПАНОВ рассматривает его.

Я вижу, вы заинтересовались… Наши химики просили у меня право на исследование состава старых китайских красок – я отказал им. Зачем открывать секрет того, что невозвратимо умерло?

СТЕПАНОВ. Не вижу логики.

БУНВЕХАВЕН. Логика очевидна: более всего меня страшит девальвация прекрасного.

СТЕПАНОВ. Не столько краска создает прекрасное, сколько глаза мастера, его рука и сердце.

БУНВЕХАВЕН. Попробовал бы Дюрер поработать современными низкопробными красками – в условиях безнравственного авангардного малярства… Или Гоген… Или Верещагин…

СТЕПАНОВ. Дюрер – с его рукой, глазом, разумом – сам бы сделал краски, растер их, наладил…

БУНВЕХАВЕН. Видите, какова сила консерватизма немецкого мышления?! Я отделил краску и кисть от руки и глаза…

И вы… Один – ноль. Кстати, эти китайские картины принадлежат крысиному перу Ли Тай-бо, восьмой век…

СТЕПАНОВ. Династия Сун, острова возле Кантона… У вас есть подлинник?

БУНВЕХАВЕН. У меня четыре подлинника…

СТЕПАНОВ. Я преклоняюсь перед этим художником. Он жил на маленьком островке Сяо, сбежав от императора, который слишком уж любил его. Любовь императора тяжела, не каждому по плечу, особенно таланту, который обычно свободолюбив и сугубо индивидуален… Кстати, художник Ли краску себе делал сам… По-моему, у японцев есть рецепт…

БУНВЕХАВЕН. Я бы с удовольствием заплатил вам, получи мы его у японцев.

СТЕПАНОВ (смеясь). Сколько положите?

БУНВЕХАВЕН. Я должен связаться с фирмой «Гербис», которая проявляла интерес к этим картинам…

СТЕПАНОВ (после долгой паузы). Я бы не взял с вас денег за рецепт, расскажи вы, что стало с теми русскими иконами и картинами, которые были привезены в этот замок рейхсминистром Розенбергом – в сорок четвертом.

БУНВЕХАВЕН. Вы думаете, меня не интересовал этот вопрос?! Все иконы и картины были отданы русским зимой сорок шестого.

СТЕПАНОВ. Вы тщательно исследовали судьбу русских картин?

БУНВЕХАВЕН. Нет… Зачем? Просто здесь об этом говорили… На серьезное исследование нужны деньги… А я купил замок восемь лет назад, всю жизнь копил деньги и до сих пор в долгу, какое уж тут исследование.

СТЕПАНОВ. Прежний хозяин замка умер?

БУНВЕХАВЕН. Да. Это был достойный человек, господин Форетц, бывший посол Германии в Китае. Он великолепно провел здесь денацификацию, выступил вместе с американцами против гитлеровцев на процессе в Нюрнберге.

СТЕПАНОВ. Антифашист?

БУНВЕХАВЕН. О да!

СТЕПАНОВ. Родных у него не осталось?

БУНВЕХАВЕН. Кто-то есть, но я стараюсь с ними не встречаться, я понимаю, как им больно все это… Ведь с этим замком их столько связывает… Мы, немцы, сентиментальны… А отчего вас интересуют русские картины? Хотите начать бизнес в сфере искусства?

СТЕПАНОВ. У каждого свой интерес…

БУНВЕХАВЕН. Я могу показать вам несколько документов – это описания ряда русских икон и картин… Вы кто по профессии?

СТЕПАНОВ. Востоковед.

БУНВЕХАВЕН. Когда вы рассказали о художнике Ли больше, чем я мог вычитать во всех энциклопедиях, мне сразу стало ясно, что вы – ученый.

Бюро ВАЛЬТЕРА.

ВАЛЬТЕР (докладывает в радиодинамик). Из замка русский поехал не по автостраде, а по девятой дороге. Скорость 85 километров в час. На бензоколонке «Шелл» залил полный бак «супера», уплатив 68 марок 44 пфеннига. Хозяин бензоколонки – герр Пропст – по нашим картотекам не проходил. Телефон – 253418. Степанов едет по направлению к Ремагену. В контакт ни с кем не входил.

Бюро СТЕПАНОВА.

ФОРСТЫ рассматривают через проектор документы Бунвехавена – описания картин и икон.

СТЕПАНОВ. Фриц, это грандиозно, а?! Теперь мы с вами вооружены суперсенсацией, разве нет?!

ФОРСТ. Сейчас. (Меняет кадр.) Погодите… Интересно…

СТЕПАНОВ. А через неделю в Базеле начинается аукцион русских икон! Следовательно, именно через неделю фирма «Сотби» будет торговать иконой, которая значится в списках рейхсминистра Розенберга под номером 891.

ФОРСТ. Вы хотите сказать, что фирма «Сотби» будет торговать иконой, сворованной гитлеровцами в русском музее и переправленной кем-то из замка Голомберг в Базель?

СТЕПАНОВ. Именно это я и хочу сказать. И мы сможем объявить об этом там же, на аукционе, и потребовать объяснения, кто торгует этой иконой, когда, как и от кого она попала в аукционную фирму «Сотби»! Номер 891 говорит сам за себя! И начнется расследование!

ФОРСТ. Но если расследование будет не в нашу пользу, нам придется уплатить миллионный штраф за клевету или сесть в тюрьму.

СТЕПАНОВ. У нас на руках описание иконы 891, документ Розенберга, косвенное свидетельство Бунвехавена и, наконец, неопровержимое – номер!

ФРАУ ФОРСТ. Отчего Бунвехавен никогда никому не показывал эти документы и вдруг отдал их вам, русскому?

СТЕПАНОВ. Я говорил с ним по-английски.

ФОРСТ. Бунвехавен, как человек СС, должен был выяснить вашу национальность, ему плевать на язык, ему важно, какая кровь течет в ваших жилах.

СТЕПАНОВ (смеясь). А в манию подозрительности мы не впадаем?!

ФОРСТ. Мне не очень-то хотелось посвящать вас в наши домашние дела, но имейте в виду: в течение всех тех лет, что я занимаюсь поиском, тайная полиция обходит моих соседей, опрашивает людей; видимо, слушает все мои телефонные разговоры, перлюстрирует корреспонденцию.

СТЕПАНОВ. Вам кажется, что они смотрят за вами, или вы убеждены в этом?

ФОРСТ (переключает новый кадр в проекторе – там гитлеровские документы). Если приходят соседи и говорят шепотом: «Фриц, ты что затеял?! Перестань, не надо, власть зазря не интересуется человеком, значит, ты дал какой-то повод, могут быть неприятности, подумай о детях, не будь идеалистом!»

СТЕПАНОВ. Можете познакомить меня с этими соседями?

ФРАУ ФОРСТ. Вы полагаете нас мерзавцами? Как же мы посмеем подвести людей? Да и потом, эта слежка не мешает нам. Вот если бы у нас не было сада, которым мы живем, если бы Фриц работал за зарплату – учителем или журналистом, – тогда действительно конец жизни, безработица и голод. А так – пусть себе. Яблоки, которые растут на наших деревьях, плевать хотели на тайную полицию…

ФОРСТ (по-прежнему разглядывая документ в проекторе).